Заложник [Ник Маматас] (fb2) читать постранично, страница - 1

Ник Маматас «Заложник» Nick Mamatas «Hostage» (2013)

Утихли северные ветры. Слепой мужчина, скорчившийся на дне судна, размышлял о том, в каких краях очутился. «Определённо, где-то к северу от Фракии», — наконец заключил он. Вот почему ветер стих: дрейфующая без экипажа галера миновала царство Борея. Слепец рассмеялся бы, останься у него на это силы. По какой-то неведомой причине он был взят в заложники; издававшие невнятное варварское бормотание незнакомцы приставили к его горлу и спине острия копий, затащили на триаконтор и немедленно отплыли в неизвестном направлении. Занимавшие тридцать скамей гребцы с песней и натужным пыхтением толкали судно вперёд. Через какое-то время на галеру обрушился внезапный шторм. Слепец чувствовал разлитый в воздухе запах бури; но стоило ему раскрыть рот и сказать хотя бы слово своим пленителям, как его губы немедленно оказались разбиты яростным ударом кулака, а сам он был привязан к мачте. Это и спасло его, когда судно накрыло огромной волной. Всякий, кого не смыло за борт, либо погиб на месте, раздавленный водной массой, либо захлебнулся, лишившись чувств и упав лицом вниз в образовавшиеся на дне галеры лужи. Мачта переломилась, и освободившийся от пут слепец как можно крепче ухватился за её обломки.

Пресная вода, запасённая на судне, вмиг стала солёной, но слепцу удалось спасти бурдюк с вином и размокшую краюху хлеба. Припас он и заброшенную волнами на судно рыбу, сырую и костистую. Впрочем, вряд ли всё это имело смысл — даже зрячий человек в полном расцвете сил не смог бы управиться с галерой в одиночку; к тому же, все вёсла были сломаны. Некоторое время слепец размышлял, не стоит ли положить конец своим мучениям и броситься животом вперёд на одно из них, но вскоре отмёл эти мысли. Он любил захватывающие истории. Ему хотелось узнать, что будет дальше.

Та ночь была холоднее всех, что он знал до этого, и, по его ощущениям, наступила она позже, чем обычно. Это была очень странная ночь, неведомая ему прежде — он дрожал под обрывками паруса, которые ему удалось найти, и ему было так холодно, что, казалось, солёные капли, покрывавшие волосы на его руках, превращаются в лёд. Его члены онемели, и он вовсе не чувствовал носа, на который так часто полагался ранее. Волны били в нос триаконтора, забивая его дно рыбой. Слепец растерзал одну из них, ещё живую, зубами и ногтями, пил её кровь и жевал склизкое мясо, старательно сплёвывая кости. Подавиться костью после всего пережитого было бы столь злой шуткой, что даже боги не решились бы на неё.

«Боги», — подумал слепец. Он был так далёк от родных земель, что большинство известных ему богов здесь были чужаками. Даже волны, качавшие судно, не принадлежали Посейдону. На окраинах мира чтили одних лишь странных богов. Он простёр руки к небу, моля солнце о пощаде, но сон смилостивился над ним первым.

Ему снились тепло и запах мускуса, а когда он пробудился, то обнаружил себя укрытым огромной шкурой какого-то зверя, согревающей его охладевшее тело. Слепец открыл рот, но горло было слишком сухим, чтобы произнести хотя бы слово. Тогда он захрипел. В ответ собравшиеся вокруг него люди — а их было много — тоже захрипели, а затем залопотали на варварском наречии с интонациями, в которых слепец различил любопытство и даже своего рода радость.

Ему дали воды, и, наконец, он смог говорить. Некогда он слышал, что варварским племенам далёкого севера известна форма магии, зависящая от знания имени и усиливаемая этим знанием. Он прохрипел, кто он и кем был: слепец, заложник. На языке его народа эти слова звучали одинаково.

Слепца омывали, кормили — хотя еда была осклизлой и с душком; чья-то тонкая рука даже мастурбировала ему. Силы постепенно возвращались. Он понятия не имел, где его держат: в крохотной хижине из шкур, в извилистой пещере или в чреве левиафана. В его снах всегда царила тьма, а мир был огромной пульсирующей тварью, корчащейся и извивающейся вокруг него, драконом из мерзости. В одно из утр он осознал, что это отнюдь не сны.

С ним заговорил мальчик, на его родном языке, но с сильным акцентом — аристократическим и чужеземным одновременно.

— Каким колдовством ты владеешь? — спросил он. Раздалось старческое бормотание, поправлявшее вопрос мальчика. — С чем ты пришёл к нам?

— Я даже не знаю, где я и как попал сюда, — ответил слепец. Мелодичным и возбуждённым голосом мальчик повторил его слова на своём родном языке. Когда ответное лопотание его соплеменников стихло, он попробовал ещё раз:

— Что за боги привели тебя сюда? Тебе известны истины Зотаккуа?

Зотаккуа. Слепец догадался, что это имя — имя божества. Он слышал его и раньше — во время своего выздоровления, в часы бодрствования и во снах, в которых оно пульсировало медленным боем его сердца.

— Жестокие боги, — ответил слепец. — Капризные боги.

Мальчик недоумённо хмыкнул.

— Боги, подобные детям, смеющимся — и через пару мгновений уже рыдающим, а ещё через мгновение