В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
лодка, можно переехать на остров. Выбей ему зубы. Хватит. Теперь он будет шелковый. Дай ему стул. Так. Принеси стакан воды. Надеюсь, мы его вразумили. Больше он не будет брыкаться. Теперь можно возобновить беседу. Хочешь закурить? Не бойся: у нас можно — здесь не гимназия. Еще не куришь? Ладно. Теперь соберись с мыслями и отвечай. Кому ты передавал «Красный юг»?
Все та же пустая белая комната, все то же матовое смуглое лицо и внимательно-наглые глаза, только все это теперь не стоит на месте, а слегка кружится. И я уже другой. Пылает лицо, в голове звон и слегка тошнит, но я другой. Слезятся глаза, я вытираю их ладонью: нет, это не слезы, — это острое жгучее чувство злости, ненависти, протеста, упрямства и снова ненависти, густой, затвердевшей, свинцово-тяжелой, с ней им уже не справиться, нет, от меня им уже не добиться ни слова, ни звука, ничего, ничего, они ведь ничего и не знают, только догадываются и хотят меня запугать, но я уже другой, мне не больно, уже не больно, вот я даже подставляю лицо, чтобы им не пришлось нагибаться, можете бить, ругаться, бесноваться, — нет, нет…
— Кому ты передавал подпольную литературу?
— Нет, не передавал…
— Кому ты давал «Красный юг»?
— Нет, не давал…
— Кто приходил за ним в библиотеку?
— Нет, не приходил…
И вдруг — новый удар, неожиданный, ошеломляющий, нет, не по голове и не в лицо, а в сердце, в самое сердце. Открывается дверь, и я вижу«рыбака». Да, это он, высокий парень в ситцевой косоворотке и мешковатых штанах, парень, которому я передавал пачки подпольной газеты. Макс называл его «рыбак». Что? И здесь его так называют? Они знают! Откуда они знают его партийную кличку?
— Подойди поближе, «рыбак»! А ты подожди за дверью.
Это было сказано стражнику, худому, похожему на мертвеца. «Рыбак» тоже похож на мертвеца: глаза у него мутно-зеленые, щеки с прозеленью, губы потрескались, волосы посерели, и весь он какой-то оцепеневший, одеревенелый. Что с ним? Боже, что с ним случилось? Что они с ним сделали?
— Посмотри-ка на этого гимназистика, «рыбак». Ты его знаешь?
— Да.
— Откуда ты его знаешь?
— Он передавал мне «Красный юг».
— Где?
— В библиотеке.
— Нет. Неправда! Нет! Нет!
— Неправда, «рыбак»?
Пауза. Длинная, как последний урок в школе, потом тихий, еле слышный ответ:
— Правда…
— Уведите его!
Снова появляется мертвец в черной униформе, и они уходят оба — «рыбак» идет к двери не оглядываясь, медленно, мелкими шагами, словно его тянут за веревочку.
Что теперь делать? Нет, еще не все пропало. Надо отрицать. Я ничего не знал. Это было в библиотеке общества «Свет», где я работал зимой три раза в неделю, по вечерам: отпускал книги, получал деньги за абонемент, следил за подшивками. Я ничего не знал. Макс оставил какой-то пакет для приятеля, пришел этот, а может быть, и другой, — я уже не помню, это было давно, — и забрал пакет. Я ничего не знал. Откуда я мог знать, что в пакете? Я не знал. Я не знаю, что такое «Красный юг». Газета? Я никогда ее не видел. Нет. Нет.
Я продолжаю отрицать, а внутри слабость и пустота. Значит, «рыбак» сказал, все-таки сказал, сказал даже то, что вполне можно было не говорить: он видел меня всего лишь два-три раза, и мы почти не разговаривали. Зачем же он сказал? Его били? Но он такой здоровый, сильный. Но его били. Наверное, страшно били. Как Урнова. Но Урнов ничего не сказал, — он даже не сказал своей фамилии. А «рыбак» сказал. Значит, ему нельзя было верить? Макс ему верил. Почему? А Цуркану можно верить? Если его приведут сюда, он тоже все скажет? А если меня будут бить, как Урнова, я выдержу? Кому же можно верить? Как узнать, кому можно и кому нельзя верить?
Слабость, тошнота и какое-то новое, странное ощущение пустоты. Тогда я еще не понимал, что это, но я это ощутил, это уже было во мне. И я уже всегда буду об этом помнить. И уже на долгие годы исчезнет безмятежное ощущение радости при виде улыбки нового товарища и тепло рукопожатия. Кому можно и кому нельзя верить? Как узнать, что это за человек — каким он будет здесь? Это не зависит от внешности, возраста, здоровья, ума, умения держать себя, производить хорошее впечатление. От чего же это зависит? «Рыбак» — молодой и сильный, и он сказал. Каменщика Урнова я тоже видел однажды: худой, с лицом цвета серой плесени — явно больной, но он молчал. Отчего же это зависит? Пройдут годы, и я пойму. И это можно понять. Но тогда я еще не понимал. Я только почувствовал пустоту. И мне стало нестерпимо грустно. Я впервые увидел то, что нельзя прочесть в глазах, что не написано на лице, о чем нельзя догадаться: трусость, бесчестие, предательство. И это оказалось больнее, чем кулаки полицейских.
Допрос продолжался. Теперь он велся спокойно, медленно, даже вяло. Они выпили по большой чашке черного кофе. Они устали, и я им уже надоел.
— Так. Значит, ты не коммунист. И Макс тебя не агитировал. Хорошо. Верю. Никто тебе не поверит, но предположим, что я поверил. Ну, а что ты делал каждый день в читальне?
Последние комментарии
8 часов 58 минут назад
9 часов 12 минут назад
10 часов 20 минут назад
21 часов 38 минут назад
21 часов 55 минут назад
22 часов 20 минут назад