С куклами к экватору [Норберт Фрид] (fb2) читать постранично, страница - 1

Норберт Фрид
С КУКЛАМИ К ЭКВАТОРУ Понемногу обо всем, а также о Цейлоне, Яве, Камбодже и Индии

*

NORBERT FRÝD

S pimprlaty do Kalkaty

Praha, 1960

Перевод с чешского

P. П. РАЗУМОВОЙ

Все фотографии, кроме снимка Боробудура с воздуха,

сделаны автором

Оформление художника

С. С. ВЕРХОВСКОГО

Заставки взяты из чешского издания

М., Географгиз, 1962

I. БОМБЕЙ

ЖУРАВЛЬ В НЕБЕ

На этот раз я путешествовал в совершенно новом амплуа — не как заключенный концлагеря и не как дипломат; я стал чем-то средним между ними — главой отправившегося на гастроли кукольного театра.

Жалоба преступника, которого в понедельник утром ведут на казнь, — «Боже мой, как скверно начинается эта неделя!» — называется, как известно, юмором висельника.

То же думал я, карабкаясь по шатающейся лесенке и с трудом дыша: мою шею сдавливали лямки тяжелой сумки. При посадке на самолет я был отягощен весом двух фотоаппаратов и грузом ответственности за политическую стабильность в целом ряде азиатских стран, где должна была выступать наша труппа.

Нас было девятнадцать. Мне бы не хотелось, чтобы мои сетования показались попыткой на двести восемьдесят процентов перещеголять известную жемчужину чешской юмористической литературы^[1]. Но помножьте девятнадцать человек на количество килограммов нашего багажа и на двадцать пять тысяч километров полета, и вы получите астрономическую цифру происшествий, угрожавших нам в пути.

Первым происшествием был Рим в одиннадцать часов. Мы вылетели из Праги что-то около восьми, был хороший ноябрьский вечер, дома царило типичное предрождественское настроение, при котором нормальный человек отправляется в кино. Там он разваливается в кресле, сбрасывает с усталых ног туфли и, улыбаясь, смотрит какой-нибудь пустяковый фильм.

Но то что делают вполне нормальные люди, далеко не всегда интересует читателей книг и газет. Они способны заставить своего автора пренебречь приятным вечерним настроением и, смело отправившись в погоню за экзотикой, сбросить туфли под креслом большого трансконтинентального самолета.

Не знаю, как вы, а я всегда удивляюсь тому, что все исправно функционирует. Не только машина, которая при беглом взгляде из окна напоминает небрежно склепанную жестяную посудину. Меня удивляет, что люди делают все полагающееся: экипаж и пассажиры самолета покорно подчиняются призыву репродуктора и забираются в эту посудину, хотя никто их туда не загоняет плеткой. К их услугам красивая и безопасная Прага, а они готовы променять ее на какого-то сомнительного журавля в небе.

Все действует как надо: винты четырех моторов послушно включаются, и фантастическое металлическое чудище с пятьюдесятью живыми людьми в брюхе взмывает во мраке ночи. Мало того, оно еще везет столько гектолитров горючего, что во время полета непрерывно выбрасывает целые столбы адского пламени. Это ужасно и почти невероятно. Мозг верит только потому, что видят глаза, то есть под давлением грубой силы.

Не думайте, что это наивное кокетство — смешная несчастная любовь к чудесам техники уже вышла из моды в литературе. Я давно сдал экзамен по теории ракетных двигателей и как обладатель водительских прав могу вести машину третьего класса. Но если вы с глазу на глаз спросите меня, то признаюсь, что сам не совсем верю тому, что говорил экзаменатору.

После того как вы постигли чисто механические проблемы, перед вами возникают новые, более тонкие загадки. Вы начинаете понимать, что мотор нечто большее, чем совокупность поршней, свечей, клапанов, так же как человек нечто большее, чем семьдесят килограммов костей, мышц и внутренностей. В патриархально самоуверенном девятнадцатом веке наука разоблачала мистерии природы и верила, что достаточно разложить все на составные части. Потом наступил неустойчивый двадцатый век, век сыновей, которые поняли, что постижение целого не исчерпывается познанием его составных частей. Короче говоря, в нас возродилось уважение к индивидуальности, к характеру всех сложных организмов. Моторы, люди, а тем более такие складывающиеся из них системы, как заводы, хозяйственные организации, государства… Простой таблицы умножения для постижения их проблем, пожалуй, недостаточно.

Рим принял нас точно по расписанию — в одиннадцать часов, правда, ночи, но тем не менее неореалистически. Посадочная площадка пахла по-итальянски, честное слово, не обычной космополитической нефтью, а вином, пролитым на пол таверны. На террасу современного здания аэропорта, по которой мы бродили, Феллини или