Сочинения. Воспоминания. Письма [Антон Семенович Сорокин] (fb2) читать постранично, страница - 2

это? Как бы миропомазание на творчество?

Возможно, с одной стороны, здесь сила призвания Антона Семеновича – «неуловимое веяние того, что называется талантом», как признавал, оценивая еще раннее сорокинское творчество, писатель-толстовец Иван Федорович Наживин^[5]. Несколько позже поэт сибиряк Н. Е. Янков подчеркивал в письме Сорокину: «В ваших же литературных способностях никто сомневаться не может… как бы хотелось послушать вас, ваши пьесы – прочувствовать ваши душевные переживания, поплакать вашими слезами и посмеяться вашим смехом». «Без сомнения, у вас… талант писателя… Мысли и фантазия у вас богаты», – вторил Янкову другой писатель-рецензент. «Вы тонкий психолог», – отмечал талантливый художник В. Эттель^[6].

А вместе с тем (или с другой стороны) случайна ли многолетняя переписка Сорокиных – отца, дяди, самого Антона Семеновича – с В. Д. Бонч-Бруевичем, руководителем редакции «Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола», эпистолярное общение с Л. Н. Толстым? Духовные запросы, поиски в «староверческо-свободно-христианском» роду Сорокиных здесь налицо. И не без оснований, наверное, Л. Мартынов вспоминал о «впадающем в толстовство, кающемся в грехах предков купце Семене Сорокине» – отце писателя^[7].

Но обратим внимание: раскол – важная веха в выявлении сущности и одновременно в самом становлении русской души – «русскости» русских (по выводам отечественных мыслителей, например Н. А. Бердяева). «Русские – раскольники, это глубокая черта нашего народного характера», – подчеркивал философ. И продолжал: «Сознание богооставленности… церкви и государства… было главным движущим мотивом раскола», определявшим «искание Божьей правды, странничество… напряженное искание царства правды, противоположного этому нынешнему царству» – «миру во зле». «Отсюда на крайних пределах… „нетовщина“, явление чисто русское». Явление в целом русского – тоталитарного способа мировосприятия-мироощущения, русского типа мышления. При этом, по Бердяеву, «значение левого крыла раскола – беспоповства – в том, что оно сделало русскую мысль свободной и дерзновенной». Здесь несомненна связь с позднейшим явлением русской интеллигенции: духовно, психологически «она наследие раскола», по словам русского философа. И все это очень важно при рассмотрении личности Антона Сорокина.

Сам писатель, его отец и дядя^[8] оказались, как ни удивительно, даже причастны начинаниям социал-демократической «Группы инициаторов», взявшейся в эмиграции за формирование библиотеки и архива при ЦК РСДРП. В программе «инициаторов» (один из которых – В. Д. Бонч-Бруевич) и в обращении «Ко всем» говорилось, в частности (п. 8), о задаче сбора материалов по «истории анархистского, толстовского, студенческого, сектантского, раскольничьего» движения в России. Судя по сохранившимся в архиве А. С. Сорокина письмам Бонч-Бруевича (с 1910 по 1916 г.), Сорокины снабжали его адресами и именами старообрядцев разных толков, материалами о них и об их круге. В частности, о знаменитом А. Добролюбове и «добролюбовцах», о В. Драчеве и А. Вахтенко^[9], духоборческих общинах, беспоповцах, свободных христианах, о бегунке Сорокины были подписчиками бончевского издания.

Заметим попутно: к сожалению, есть серьезные основания предполагать, что в личном фонде Антона Сорокина^[10] сохранились лишь обрывки этого интересного диалога, в котором были заинтересованы, очевидно, обе стороны. С Бончем и его редакцией все яснее ясного, у Антона же Сорокина одним из основных направлений духовно-интеллектуальных художнических исканий была «грядущая революция в религии», поиск смысла жизни, «должного» для человека и человечества в традиционном для русской мысли «богочеловеческом» направлении, «революции через человека», изнутри него, ради высшего, сущностно-человеческого в нем (притом, что «за все я отвечаю в этом мире»)^[11]. Значительный пласт творчества Антона Сорокина (взять хотя бы цикл староверческих сказов) напрямую говорит об этом и зле-лжи «исторического христианства». Причем не только официальной церкви, но и ставшего некогда в оппозицию ей старообрядчества (во всяком случае, его представителей), о сокрытии ими евангельских истин, христианских заветов, в которых «тайна вечности» и «страшная сила» – страшная для сильных мира сего, для мира зла вообще^[12]. Во многом отсюда проповеднический пафос его творчества.

Любопытно, что еще подростком-юношей он оказался фактически в ситуации конфликта с системой: официальной церковью в лице законоучителя; в ситуации конфликта затем и с близкими, совсем не по-христиански (в восприятии Антона Сорокина) обустраивавшими собственное земное бытие. Первое обстоятельство не позволило ему завершить гимназический курс