Наполеоныч. Дедушка русского шансона [Игорь Шушарин] (fb2) читать постранично, страница - 3

непотопляемого песенного жанра, как т. н. «русский шансон».

Так количество перешло в качество, и я взялся приискать дополнительную информацию об этом шведском товарище. Очень быстро выяснилось, что в энциклопедических, справочных и специализированных музыкальных изданиях без малого семьдесят лет бурной и насыщенной событиями жизни Гартевельда умещаются в один, редко — в два абзаца. Число людей, что-то слышавших и знающих о нем, ныне исчисляется несколькими сотнями. А знакомых с его музыкальными сочинениями — и вовсе десятками. В общем, швед заинтриговал. А после того, как я ознакомился в Публичке с небольшой книжкой путевых сибирских очерков Вильгельма Наполеоновича, интрига лишь усилилась. Как в целом, так и в двух конкретных частностях.

Первый принципиальный момент: какие такие побудительные мотивы поманили Гартевельда в неведомую медвежью Россию? Чем столь очаровала его земля русская? Причем — до такой степени, что он задержался на чужбине на четыре десятка лет. Сделавшись за это время поболее русским, нежели многие родства не помнящие наши соотечественники. И второй момент: с чего, собственно, началось увлечение шведского композитора русской песенно-каторжной тематикой? Что было той искрой, из которой разгорелось пламя новой композиторской страсти? Ведь именно эта, новая страсть в итоге и стала тем самым главненьким, за которое господин Гартевельд ныне «матери-истории ценен». В данном случае имеется в виду Русь-матушка. Так как матушке-Швеции ее блудный сын под занавес жизни запомнится иными деяниями.

Поскольку в процессе своих изысканий внятного ответа на первый вопрос я для себя пока так и не получил, в настоящем исследовании в основном сосредоточился на втором. Итогом подобного сосредоточения и стала предлагаемая читателю попытка вольной реконструкции внушительного куска жизни Гартевельда. А так как автор по образованию не является ни историком, ни музыковедом, заранее прошу прощения, если временами мои размышлизмы и умозаключения покажутся надуманными или дилетантскими. Как говорится, тапер играет, как умеет, — просьба не стрелять.

И еще одно. Боюсь, определенная ущербность выносимого на суд читателей текста заключается в авторской неспособности выступить исследователем беспристрастным. А все потому, что полюбился мне этот персонаж. В какой-то момент я принял его со всеми слабостями, недостатками и вредностями. Более того — мне милы и они. Так что не мне швыряться камнями в моего героя.

И вообще… В конце концов — это лишь мое представление о Вильгельме Наполеоновиче.

Это — МОЙ Гартевельд. И никто не запрещает кому-либо взяться за жизнеописание Гартевельда собственного. Буду только рад, если при создании такового пригодится что-то из моих наработок.

Игорь Шушарин

PS: Автор выражает глубочайшую признательность Марине Деминой (Стокгольм) и Максиму Кравчинскому (Москва — Торонто) — за деятельную помощь и поддержку. Особое «благодарю» Вильгельму Наполеоновичу Гартевельду — за книги «Песни каторги» и «Каторга и бродяги Сибири», выдержки из которых я буду цитировать довольно часто.

Вместо пролога

6 апреля 1909 года в Москве в Большом зале Российского Благородного собрания состоялся необычный концерт, подобрать современные аналоги которому не так-то просто.

Разве что припомнить ноябрь 1963 года, когда ливерпульская четверка давала концерт в театре Принца Уэльского в Королевском эстрадном представлении в присутствии Ее Величества королевы-матери, принцессы Маргарет и лорда Сноудона. В тот день под сводами британской королевской недвижимости гремел хулиганский рок. А вот за полвека с лишком до того чинное благолепие московского Колонного зала было нарушено тягучими заунывными звуками каторжанского пения.

В зале, блиставшем своими балами и симфоническими концертами, где дирижировали Чайковский, Сен-Санс и Штраус, пели Шаляпин, Нежданова и Собинов, этим вечером солировало чудо граммофонной техники — новейшая по тем временам машина производства Генеральной компании фонографов, синематографов и точных аппаратов братьев Пате. Что само по себе, впрочем, уже не событие — к тому времени граммофонные концерты вошли в обычай.

Другим полноценным солистом выступал Вильгельм Наполеонович Гартевельд, полгода назад вернувшийся из поездки по Сибири. Шведский композитор читал почтенной публике доклад о песнях тюрьмы, ссылки и каторги, перемежая вдохновенную речь музыкальными паузами — прослушиванием новеньких грампластинок.

Битком набитая мастеровая, разночинная и студенческая галёрка неустанно бисировала.

Заполненный до отказа аристократический партер благосклонно аплодировал.

Ложи, где были замечены представители городской администрации и сам генерал-майор свиты Его Величества по гвардейской пехоте, московский губернатор Владимир Федорович Джунковский, снисходительно