Меня называют Призрачный Волк (СИ) [Юрий Адашов] (fb2) читать постранично, страница - 2

генерала, - за деньги мать родную...". Впрочем, вслух сказал другое:

   - Превосходно. Плата будет немедленно переведена Корпусу. Можете приступать в любое время. - И добавил ободряюще: - До встречи.

   - Нет, генерал. Мы вряд ли встретимся вновь. Незачем.

   ...вой тревожных сирен, горький привкус на губах и вонь горящего стеклопласта. Изломанные и обожжённые тела родителей на полу. Боль и страх внутри. Он поднимает голову, видит серую фигуру в дверном проёме. Расколотый череп и лицо-зеркало, в котором отражается он и мёртвые родители, огонь и дым.

   - Извини, пацан. Ничего личного. Работа такая. - Голос зеркалолицего негромкий и ровный. Поворачивается, чтобы уйти.

   Ненависть и ярость. Пистолет отца на полу. Он хватает оружие и стреляет в ненавистную спину. Но зеркалолицый реагирует за мгновение до, уходит в сторону и вот уже рядом, и пистолет звякает, ударившись о плитки пола.

   Он смотрит в отражение своего лица, но маска светлеет, за ней глаза - чёрные, бездонные.

   - Сколько тебе лет, пацан?

   - Двенадцать, - сквозь зубы выдавливает он, но ярость рвётся изнутри, и он добавляет: - Когда-нибудь я приду и убью тебя!

   Зеркалолицый сжимает его правую руку. Резкая боль, он вскрикивает. И недоуменно рассматривает расколотый череп, скалящийся с ладони.

   Зеркалолицый кивает удовлетворённо:

   - Хорошо. Я буду ждать.

   И уже уходя, не оборачиваясь:

   - Меня называют Призрачный Волк...

   Он мягко скользил мимо сгоревших остовов боевых машин, не оставляя следов на сухой глине. Лишь смерть и разрушение вокруг. Волк поработал на совесть. Призрачный Волк... Ярость вновь начала клокотать, как тогда, но, привычным усилием, он загнал её обратно. Ярость хороша дозировано. Ослабь поводок, выпусти на волю - и она возгорится пламенем, требуя всё больше и больше, пожирая всё вокруг и оставляя лишь пепел.

   Хлестнула и бессильно осыпалась "чёрная плеть". Он лишь чуть усмехнулся. Призрачный Волк приветствовал собрата.

   Он вышел на середину дороги, произнёс негромко: - Я здесь.

   Его услышали. Сгустилась дымка, шагнула навстречу. Серый боевой костюм, и шлем с зеркальной маской, и расколотый череп на правом плече.

   Всё ещё сдерживаясь, он произнёс:

   - Я выполнил обещание. Пришёл за тобой.

   Маска Волка светлеет, за ней глаза - чёрные, бездонные.

   - Это ты, пацан. - Насмешливый голос хлестнул пощёчиной. - Я ждал тебя. Ты не первый. Хочешь забрать моё имя? Ты уверен, пацан? Готов принять ношу?

   Тонко зазвенев, порвалась струна в голове, и ярость вырвалась наружу, окатив жаркой волной. Он не ответил, лишь шагнул навстречу. Над дорогой скрестились серые молнии.

   Генерал О'Той в некотором замешательстве рассматривал останки в сером боевом костюме. Зеркальная маска смотрела в небо, и когда генерал видел в ней себя, чудилось, что это он - мёртвый и изломанный. Генерал невольно поёжился.

   Замешательство О'Тоя было обоснованным - генерал не знал, чей труп лежит перед ним. Незыблемые традиции требовали похоронить безымянного с воинскими почестями. Хоть и наёмник, но сражался на правой стороне. А вот труп Волка следовало сжечь и прах развеять по ветру. Но разрушители - они все одинаково серые. Можно было отправить останки в Генеральный Штаб. Но по головке за такое не погладят - не любило начальство лишних проблем. Дилемма требовала немедленного разрешения.

   - Господин генерал, что с этим делать? - писклявый голос ординарца вырвал из задумчивости.

   - Белой мухе хрен приделать, - недовольно буркнул О'Той. Подумал ещё немного и распорядился:

   - Разрежьте труп пополам. Одну часть похороните, другую сожгите.

   Генерал повернулся, но следующий вопрос догнал в спину:

   - А какую похоронить, какую сжечь?

   О'Той посмотрел на ординарца, сплюнул и спросил удивлённо:

   - А какая, нахрен, разница?

   Вой тревожных сирен и вонь горящего стеклопласта раздражали, заставляли невольно морщиться. Он осторожно обходил мёртвые тела. Шорох из-под стола. Девочка, лет двенадцати. Растрёпанные волосы и перемазанное лицо. Боль и страх в глазах. Он произнёс равнодушно:

   -