Бросок костей [Ананд Неелакантан] (fb2) читать постранично, страница - 2

моментам жизни Дурьйодханы, и «Гадаюдхи» средневекового поэта Ранны, писавшего на каннада, никто из авторов не выказывал симпатий к наследному царевичу Хастинапура.

«Аджая» — это попытка взглянуть на Махабхарату от лица проигравших в войне. Одно из значений имени Дурьйодхана — «тот, кого трудно победить», так и слово «аджая» можно перевести как «непобедимый». Но в действительности царевича звали Суйодхана. Пандавы использовали унизительное слово «дур», клевеща на своего противника, называя его «тем, кто не умеет владеть оружием».

История Дурьйодханы объединяет в себе истории Карны, Ашваттхамы, Экалавьи, Бхишмы, Дроны, Шакуни и многих других. Эта книга и написана о других. О тех, кого победили, растоптали, оскорбили, о тех, кто сражался, не надеясь на божественное вмешательство, о тех, кто верил в справедливость своего дела. Книга «Аджая» — мой запоздалый ответ тому крестьянину, поставившему меня в тупик своим простым вопросом в тот день, когда процессия, чествующая Суйодхану, двигалась по зеленым полям Поруважи. Ведь если их божество был злым человеком, почему же великие люди, такие как Бхишма, Дрона, Крипа, да еще и вся армия Кришны, сражались на его стороне?

ПРОЛОГ ГАНДХАРА

Хлестал сильный ливень, когда воевода вошел во дворец. Внутри, если не считать звука падающих струй воды, стояла тишина. Воевода, с замершим от тревожного предчувствия сердцем замер у деревянной лестницы. Лужицы воды у его ног образовали причудливые узоры, окрашенные в красноватые оттенки и хорошо видные на холодной белизне мраморного пола. Поправив доспехи, воевода скривился от пронзившей его острой боли. Он истекал кровью, но стоял прямо, даже гордо. Многочисленные раны не смогли согнуть его высокое могучее тело. Ворвавшийся через окно холодный ветер, дующий со стороны далеких заснеженных вершин, взъерошил длинную темную бороду воина и, как будто, вонзил в него тысячи ледяных осколков. Сын протяженной долины священной Ганги, он не привык к труднодоступным горным районам и вечно покрытым снегом перевалам. Холод проникал до самых его костей. Рука воеводы сжимала меч, за последнюю мухурту лишивший жизни десятки людей.

Его люди почтительно стояли в нескольких шагах от него. Дождь утратил свою ярость, он уже просто моросил. Но потоки воды все еще стекали с крыши, сливаясь местами в бурные водовороты, чтобы затем устремиться вниз по склону, и, где, минуя пыльную равнину, присоединиться к водам, питающим собой море. С собой дождевая воды уносила кровь безымянных воинов, защищавших город в горах. Тех, кто не спас Гандхару.

Сверху донеслись приглушенные рыдания. Стоявший неподвижно воевода нахмурился. Где-то прокукарекал петух, разбудив всех немедленно закудахтавших кур. Из-за крепостных стен донесся голос уличного торговца, перечисляющего свои товары, мимо проехала повозка, запряженная волами. Колокольчики на шеях животных позвенели и вскоре стихли вдали.

Едва поставив ногу на первую ступень лестницы, воевода остановился. Что-то привлекло его внимание. Он с трудом наклонился и поднял вещицу с пола. Игрушка, маленькая деревянная повозка со сломанным колесом и уже засохшим пятном крови сбоку. Вздохнув, воевода начал подъем. Ступени досадливо застонали и, как по сигналу, рыдания прекратились.

Длинная веранда тянулась далеко и исчезала во тьме. Пошел снег, белые хлопья упали на скамьи, стоящие в коридоре, придавая им необычные формы. Воевода медленно шагал, стараясь не наступить лежащие повсюду тела. В левой руке он держал сломанную детскую игрушку, в правой — меч с изогнутым клинком. Снег был ненавистен ему, как и холод, характерный для горной местности, он жаждал вернуться в залитые солнечным зноем равнины своей родины. Скорей бы покончить с этим делом и оказаться на берегу Ганги!

Воевода остановился, чтобы прислушаться. Послышался шорох одежды. Похоже, его кто-то поджидает. Покрытое ранами тело напряглось, игрушка в руке показалась отлитой из тяжелого металла.

«Зачем я ее поднял?» — недоуменно подумал воин, но выбрасывать игрушку не стал.

Кончиком меча воевода толкнул приоткрытую дверь и вошел внутрь. Глаза быстро привыкли к темноте, и он увидел ее, пытающуюся скрыться в тенях, царивших в комнате. Она сидела, обхватив руками колени и опустив глаза. Усталая и покорная судьбе. Напряженные мускулы воеводы немного расслабились, он устало вздохнул.

«Хвала богам, на сегодня кровопролитие окончено!»

Масляная лампада не столько разгоняла тьму, сколько усиливала ее за пределами досягаемости тусклого света от дрожащего фитилька. Воевода поднял лампаду, и золотистый свет упал на девушку, наделенную изысканной красотой.

«Моя судьба — нести несчастье таким прекрасным творениям богов», — с неожиданным гневом проговорил он про себя.

Суровый воин проклял тот день, когда поддавшись порыву, принял обет безбрачия ради того, чтобы отец его утолил свою страсть. Поступок этот сделал многих женщин