Факир. Сделка с дьяволом [Юрий Григорьевич Корчевский] (fb2) читать постранично, страница - 18

спускается. Видно, узнать хочет, по какому такому поводу шум да визг.

Николай первым поздоровался, поклонился.

— День добрый! Пожертвование приюту сделать хочу. Примете?

— От хорошего человека да на богоугодное дело почему не принять?

Одета начальница скромно, но чисто. Видимо, не балует приют попечитель. Николай деньги достал.

— Нет-нет, оформить бумаги надо.

— Не надо бумаг, я вам верю. Игрушек им купите или еще что. Скучно ребятне.

— Это вы верно заметили. Спасибо за деньги.

— Если смогу, зайду еще.

Весь оставшийся день настроение у Николая хорошее было. Мелочь — деньги на детей отдал, а приятно. Вот Луке Ильичу говорить не стоит, не поймет. Скуповат и прагматичен, для него такой жест — расточительство. Большинство народа в то время — православные, хотя не возбранялось иметь другую веру.

Работали в шапито до глубокой осени, до проливных дождей. Зрителей стало меньше. Зал еще был полон, но очереди у кассы почти исчезли. Кому охота месить непролазную грязь? И в цирке прохладно. Не холодно, но зябко. Особенно плохо гимнасткам, одежды почти никакой. Попробуй полежи в ящике неподвижно.

Лука Ильич и сам понял, пора свертываться. Из передвижных цирков в Москве остались только два — их шапито и балаган, где выступала прежняя труппа — жонглер, силовик, клоун и гимнасты. Вечером он пришел к Николаю в номер, благо номера рядом:

— Николя, посоветоваться хочу. Питер или Крым? Как думаешь?

— В Петербурге погода осенью никогда хорошей не была. Дожди и промозгло.

— Значит — Крым! — вздохнул антрепренер.

В Крыму тепло, но городки маленькие, чтобы не потерять сборы, придется часто переезжать. А это расходы. К тому же шапито — чужая собственность, арендованная. А их балаган мал, большой прибыли не получишь.

— Разве я так сказал, Лука Ильич? А чем плох Тбилиси или Варшава?

— Ты еще про Финляндию вспомни, тоже Российская империя.

Потом задумался. Варшава — город большой, почти европейский. Николай всегда давал советы дельные.

— Завтра представлений не будет. Собираем балаган и в путь.

Припоздал с отъездом антрепренер. Повозки вязли в грязи. С трудом преодолели за день двадцать верст. Устали люди, выдохлись лошади.

— До ледостава недалеко, надо на судне плыть, — сказал вечером Николай.

В повозке он продрог и замерз.

— Сам так думаю, — буркнул Лука Ильич. — Дай только до Твери добраться. А уж оттуда судно наймем и к Петербургу. А до Варшавы по морю не так далеко.

Когда добрались до Твери, все замерзли, вымокли под моросящим дождем, выпачкались, потому что не один раз за день приходилось вытаскивать из грязи застрявшие повозки. Лука Ильич снял номера в гостинице. Поели, обогрелись, вымылись в бане. Николаю из парной выходить не хотелось, грел косточки. Лука Ильич с утра к пристани отправился, искать попутный пароход. По реке во всех направлениях ходили грузовые суда, кабестаны, влачащие за собой баржи, и редко пассажирские. Навигация заканчивалась, пассажиров становилось меньше, и суда ставили в затоны. Еще неделя-две, и все движение по реке прекратится до весны, пока не сойдет лед и не схлынет вода.

Лука Ильич дождался попутного судна только после полудня, договорился с капитаном, прибежал в гостиницу.

— Быстро собираемся. Николай, вместе с цирковыми идешь на пристань, там «Светозар» стоит, пароход так называется. С капитаном я договорился, занимайте каюты.

— А вы как же?

— Так мне надо грузчиков нанять, балаган привезти.

Балаган — груз объемный и тяжелый; перевозился в разобранном виде на четырех телегах. А еще реквизит, который был у всех — факира, жонглера, силовика, гимнастов. У силовика все предметы чугунные, веса изрядного. Только его предметы занимали телегу.

Спустились к реке. У бревенчатой пристани стоял пароход, очертаниями больше похожий на утюг.

Конец ознакомительного фрагмента