Въ пустынѣ. [Владимир Германович Богораз] (fb2) читать постранично, страница - 2

мы обгрызаемъ жирныя ребра и обсасываемъ пальцы, блестящіе отъ костнаго мозга. Если же они вернутся съ пустыми руками, мы сидимъ у костра безъ ужина и праздно, развѣ поищемъ вшей отъ нечего дѣлать, благо ламутскіе шатры и цвѣтные кафтаны кишатъ насѣкомыми. Ламуты къ нимъ привыкли. Они называютъ ихъ любовно: нашъ мелкій скотъ.

Увы, они возвращались слишкомъ часто безъ всякой добычи и жаловались горько: — Слишкомъ остороженъ баранъ, у него глаза разставлены широко, уши всегда подняты вверхъ. На чистомъ мѣстѣ человѣкъ не можетъ подкрасться. Только кончикъ дула блеснетъ, — а его ужъ нѣту. Иной разъ дождь и ненастье, а мы стоимъ часами и ждемъ, чтобы онъ съ чистаго мѣста сошелъ. Кое-какъ подкрадемся, выстрѣлимъ — и мимо. Ружья плохія…

Черезъ два мѣсяца солнце стало заходить за западныя горы, и приблизилась осень. Зимовать съ ламутами было бы слишкомъ трудно. Надо было выбираться на русскую линію. Мы были въ то время у верховьевъ рѣки Омолона. Рѣка Омолонъ течетъ на тысячу верстъ. Она совершенно пустынна. Устье ея выходитъ на рѣку Колыму. Это и есть единственная русская линія этого огромнаго края. Мы съ Софрономъ рѣшили пройти на верховья рѣки Омолона, сдѣлать плотъ и сплыть на плоту внизъ до рѣки Колымы, какъ плавали когда-то легендарные Омоки.

Мы сошли съ горъ и пошли по рѣкѣ Молондѣ, которая впадаетъ въ Омолонъ. На полдорогѣ мы наткнулись на пожаръ. Весь горизонтъ передъ нами закрылся дымомъ. Пожаръ былъ лѣсной и вмѣстѣ подземный, ибо жесткіе мхи и торфяные пласты горѣли подъ землею вплоть до нижняго слоя мерзлой почвы, которая не таетъ и лѣтомъ.

Мы держали совѣтъ съ ламутами и рѣшили идти на югъ и обойти пожаръ. Съ того времени начались наши бѣды. На югѣ отъ Молонды лежатъ дикіе лѣса, глухіе и сырые. Мы завернули влѣво, чтобы взять зимнія вещи, оставленныя ламутами. Они хотѣли вынуть теплое платье и захватить съ собою, чтобъ послѣ уже не возвращаться. Тутъ встрѣтило насъ второе несчастье. Вещи были уложены въ мѣшки. Мѣшки висѣли рядомъ на длинныхъ шестахъ, положенныхъ на вѣтви деревьевъ. Одинъ изъ такихъ шестовъ уронилъ медвѣдь. То былъ шестъ стараго хозяина Семена. На корѣ дерева были замѣтны слѣды его когтей. Онъ разорвалъ мѣшки, изодралъ одежду въ клочья и разбросалъ по сторонамъ. Наши пугливыя бабы вскрикнули въ одинъ голосъ отъ страха и отъ неожиданности: „Абау!“

Это было неприличное слово. И такъ же согласно онѣ ударили себя ладонью по неприличному мѣсту.

Полярная истерика имѣетъ неприличныя формы и больше всего поражаетъ самыхъ стыдливыхъ женщинъ. Пусть что-нибудь хлопнетъ надъ ухомъ, и онѣ ужъ собой не владѣютъ.

„Абау!“

Было отчего испугаться. Медвѣдь, очевидно, вымещалъ на этихъ мѣшкахъ какую-то вину хозяина Семена противъ своего рода. Ибо въ этой странѣ медвѣдь — колдунъ. Онъ узнаетъ тайныя мысли врага-человѣка и его нечестивыя дѣла не оставляетъ безъ отмщенія.

Нашимъ бабамъ было не столько жаль одежды, сколько страшно передъ загадочнымъ гнѣвомъ медвѣдя. Онѣ не стали даже разбирать изорванныхъ мѣшковъ и оставили ихъ валяться на землѣ.

Старый Семенъ долго молчалъ, потомъ сказалъ сыну Алексѣю:

— Этотъ медвѣдь худой медвѣдь. Онъ здѣсь, должно быть, ждетъ поединщика. Пойди, поищи его.

Но Алексѣй принялъ это, какъ шутку.

Съ мрачнымъ сердцемъ мы вышли изъ этого лѣса и пошли прежней дорогой и скоро дошли до огня и пустились обходомъ. Мы шли цѣлый день и дошли до рѣки Уягана и встали на ночлегъ. Съ правой стороны у насъ была стѣна багроваго дыма, съ лѣвой стороны, будто огромный костеръ, горѣла круглая сопка, поросшая кедровникомъ.

Мы плохо спали эту ночь. Если бы вѣтеръ перемѣнился, огонь могъ бы явиться къ намъ въ гости нежданно-негаданно. Тогда пришлось бы убѣгать въ горы, если успѣешь. Рано утромъ мы посмотрѣли на западъ и увидѣли на краю горизонта длинныя, низкія, синія горы. Онѣ всплывали, какъ призракъ, сквозь дымную занавѣсу. Это были зарѣчныя, заомолонскія горы. Справа и слѣва не было конца пожару. Тогда мы потеряли терпѣніе и рѣшили идти напроломъ.

Мы подошли къ рѣкѣ Уягану и перебрались на другой берегъ. Олени бодро брели черезъ быструю рѣчку, хотя волны такъ и набѣгали и доходили имъ до брюха. Мы пошли вдоль рѣки и скоро уперлись въ сплошную стѣну огня. Тамъ была лѣсная чаща, густая и сухая. Огонь поселился въ ней съ весны и жилъ тамъ, кочуя взадъ и впередъ по направленію вѣтра. Мы постояли и посмотрѣли на клубы чернаго дыма, которые взвивались до небесъ. На самомъ краю лѣса пожаръ горѣлъ свѣтлымъ пламенемъ, которое восходило вверхъ длинными красными языками. Пламя это не стояло, — оно шло на насъ. Мы повернули обратно и снова перешли черезъ рѣку Уяганъ. Здѣсь было глубже, олени шли вплавь подъ сѣдлами и вьюками. Тутъ мы узнали, что невѣстка Семена, Прасковья, которая шла впереди кочевого каравана, огня не боится, но боится плыть черезъ воду. Еще на томъ берегу она закрыла глаза и упала на землю. Мужчины подняли ее въ сѣдло, привязали ей доску поперекъ груди, связали руки и ноги и повезли