Тропой легенды [Петр Константинович Казаков] (fb2) читать постранично, страница - 55

рука нащупала что-то жесткое.

— Иван Порфирьевич!

Кобзарь снова опустил руку в вырытое отверстие.

— Это новый корень, — определил он. — Бери правее.

Скоро кончик лопаты наткнулся еще на что-то. Раздался тихий скрежет. Федя вздрогнул и отбросил лопату. Пальцы осязали что-то скользкое, холодное.

— Вроде стекло…

— Кувшин, — подсказал Иван Порфирьевич.

Федя торопливо отгреб ладонями землю и на яркий солнечный свет извлек кувшин из позеленевшего стекла, с которого свешивались почерневшие от времени клочья брезентовой обертки. Все, кто был в эту минуту у каштана, подались вперед. Ина первая увидела под стеклом что-то темнокрасное, словно кровь.

— Открой крышку, — одними губами попросил Федю Иван Порфирьевич. Он осторожно гладил стекло, сбрасывая с него крупинки прилипшей глины.

Засунув руку в горлышко кувшина, начальник штаба отряда достал туго свернутый кусок материала. Когда его развернули, у Феди дрогнуло сердце. На темно-красном бархатном фоне все увидели вышитое шелком изображение Владимира Ильича Ленина и золотую надпись под ним.

— Знамя!

Ребята вспомнили напутствие рабочего с московского завода имени Владимира Ильича, сказавшего: «Ищите славу знамени нашего!» — и под каштанами громкий торжественный голос произнес:

— «Вперед, к победе мировой революции!»

Эти слова были вытканы золотом на пурпурном бархате.

* * *

Первого сентября ученики седьмого «Б» класса шли вдоль Чистопрудного бульвара.

Бросив камешек в пруд и наблюдая, как по водяному зеркалу поплыли круги, Олег Пастухов начал декламировать:

Коля Сергеев ладонью закрыл ему рот.

— Нашу давай!

Повторять не пришлось. Высоким тенорком Степанчик запел:

В дружном хоре ребячьих голосов заметно выделялся ломкий басок Феди Прибыткова. На этот раз на мальчике не было ни солдатской гимнастерки, перехваченной от плеча к поясу портупеей с медной пряжкой, ни просторных кирзовых сапог.

Дойдя до перекрестка, ребята остановились:

— Ну, Федюк…

Крепкие рукопожатия, и ватага двинулась дальше.

Федя провожал взглядом друзей до тех пор, пока те не скрылись в подъезде здания, знакомого им всем с семилетнего возраста.

— Привет, товарищ начштаба! — вдруг раздался сзади бас.

Федя оглянулся, и лицо его расплылось в радостной улыбке: перед ним стояли лейтенант Зарубин и Антонина Антоновна.

— Прощаешься? — спросила учительница. Передав мужу барахтавшуюся что есть сил Светланку, она крепко, по-дружески пожала Феде руку: — Не забывай, заходи…

Федя сдвинул на затылок форменную фуражку с кокардой из двух золотых колосьев, соединенных солнечными лучами, и зашагал необычной для него дорогой: на улицу Чернышевского. Рядом торопились десятки таких же, как он. Мальчишки, поглядывая на него, чуть приподнимали чубатые головы, с усилием морщили лбы: дескать, встречались где-то, а где — уж извини, пожалуйста, не помним. Девочки в коричневых платьях, поверх которых надеты белые, как лебединые крылья, фартуки, тоже не могли скрыть любопытных глаз, сияющих на загорелых лицах, словно из букетов выхваченные васильки.

«Дороги сближают, дороги разлучают», — припомнилось Феде, и его закаленное Чистопрудными ветрами сердце дрогнуло. — Как хорошо, Инка, что у нас еще много дорог впереди!

На углу улицы Чернышевского Федю поджидала бабушка Анна Петровна.

— Смотри, внучек: это для тебя, наверное, — обратила она внимание.

Мальчик глянул вверх. На ажурной решетке арки ворот новой школы-интерната алело яркое полотнище: «Добро пожаловать!»

Помахав бабушке неразлучной отцовской планшеткой, Федя Прибытков заторопился навстречу новым своим товарищам.