Зеркало [СИ] [Ника Дмитриевна Ракитина] (fb2) читать постранично, страница - 2

А ты трус! Трус! Верни мою шпагу, слышишь?

Антошка пожал плечами.

Через два часа Минька позвонил в двери и робко сунул ей шпагу. Туська среагировала на это гораздо спокойнее, чем сама ожидала, затолкала шпагу в щель за клавесином и постаралась о ней забыть. Потом сняла с книжной полки фотографию, где они были с Антошкой и улыбались, аккуратно вырезала себя, а остальное изорвала в клочки, бросила в унитаз и спустила воду. А себя поставила на прежнее место. Тетка заругает. Ну и пусть! Надо было решить, куда спрятать зеркало.

Прежде, чем сунуть зеркало в щель между гаражами, Туська не удержалась, чтобы не полюбоваться им на прощание: старинное, Юр-Тогосской работы, на длинной ручке, в обрамлении серебряных веточек, — оно пускало круглые солнечные зайчики и отражало небо. Все казалось таинственно-волшебным в круглой глубине — и прозаичные ржавые стены гаражей, и облака, и по-августовски пышные заросли лопухов и полыни. Заигравшись, Туська едва не подскочила от оклика. Минька стоял, до колен утопая в зелени, испуганно таращился на нее. Туська быстро сунула зеркальце за пазуху:

— Ты ничего не видел.

— Туська… — он набрал дыхания. — Тетку твою…

Она, не дослушав, бросилась к дому. Двое в форме удерживали тетку, а та цеплялась за перила балкона и кричала:

— Настя! Настенька! Беги!

Поспешно захлопывались открытые по случаю жары окна.

— Это он, — подумала Туська. — Это он, предатель! — и бессильно погрозила кулаком спрятавшемуся за кронами высоких тополей дому. Хотелось плакать и очень хотелось есть. Туська с тоской вспомнила о теткиных борщах, которые так презирала, и сглотнула слюну. Побренчала в кармашке мелочью. Хватит на пирожок. И на переговорный пункт.

Ей повезло: никто не стал особо приглядываться, и автомат оказался исправным, сработал с первого раза, но услышав в трубке знакомое «Але!», Туська разрыдалась.

— Ника! Что там? Что там такое?! — басовито вмешался отец и, похоже, забрал у мамы трубку. — Ничего не слышно.

В мембрану подули и постучали:

— Анастасия, это твои фокусы? Анастасия!

Туська так ничего и не сказала, потому что какой-то парень стал пристально всматриваться в нее через стекло. Аккуратно повесила трубку на рычаг, вытерла слезы. Что делать?

Сельма, подумала она. Хорошо, если Сельма в городе. Парень утратил к Туське всякий интерес, но и она забыла про него, едва оказавшись на улице. Влезла в полупустой троллейбус, прикорнула на пыльном теплом сиденье. Сельма вела у них эстрахорнский, а еще театр, и походы — все-все-все. И не надевала на себя «маску стервы», как выражается психологица. К ней можно было прийти с любым, она понимала.

Туська едва не прозевала остановку, выпрыгнула в последний момент, подумала, что это плохо, ее могли заприметить, но потом решила, что все слишком сонные от жары, чтобы обращать на кого-то внимание. Прижала руку к животу, который холодило зеркальце, и ей стало спокойнее.

Сельма открыла, сказала обычным голосом:

— Настя? Очень хорошо. Проходи.

Но в глубине длинных глаз поселилось удивление.

— Я обедаю. Будешь?

Туська быстро закивала.

Смывая с рук земляничную пену и вытирая их розовым махровым полотенцем, она изумлялась, что ничто не изменилось, что все та же ласковая и покойная жизнь вокруг и отчего же ей хочется спрятаться, забиться в угол, и те двое в форме, оторвавшие тетку от перил, а Гематоген… Минька его покормит, или забудет, он ненадежный, этот Минька…

— Сельма, тетю арестовали!

Она рассказывала, глотая слезы и путаясь в словах, а Сельма слушала, знакомо подпирая рукой подбородок, и в ее глазах виделись Туське внимание и сочувствие.

Туська кончила и замолчала. Сельма положила ей руку на плечо, и Туська стерпела — Сельме позволялось многое. А больше всего хотелось уткнуться в горошковый халатик и, чувствуя себя под защитой, заплакать. И оттого слова Сельмы были как удар.

— По-моему, ты должна отдать зеркало.

Туська молчала, приоткрыв рот. А Сельма говорила, и слова ударяли, как молоточек по шляпкам гвоздей.

— Понимаешь, иногда так бывает. Это долг, и ничего не изменишь. Ты уже взрослая, ты должна понимать, что жизнь человека дороже зеркала.

— Но это несправедливо! Я не больная, и она не больная. Я докажу!

Она стряхнула руку Сельмы, вскочила.

— Ты веришь мне?

— Я?.. Да-а..

— Тогда послушай. Тетю надо спасти. Правильно?

Туська покорно кивнула.

— А для этого надо вернуть зеркало. И чем скорее, тем лучше. Объяснишь, что маленькая, перепугалась…

— Я не маленькая!

Сельма тряхнула плечом:

— Неважно. Если хочешь, я позвоню, все объясню. Прямо сейчас.

Она направилась к прихожей.

— Нет!

Когда Сельма обернулась, в глазах было все то же холодное удивление:

— Ты не хочешь? Но так нужно!

— Кому — нужно?! — она кричала на учительницу, которую любила… когда-то любила, уточнила Туська, в прошлой жизни. Которой нет. — Кому нужно-то? — повторила она тише. — Кому?

— Твоей