Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
угаснет. Я чувствую себя в безопасности только тогда, когда обнимает меня — большой и сильный, мятный…
Он вывел меня. Он собирался остаться и принять смерть так же, как и все, потому что знал, что его могут вычислить и тогда казнят долго и мучительно, однако, завидев меня, передумал. Он не дал умереть ребенку.
— Я люблю тебя, — так же хрипло отзывается муж. Видимо, как и я, вспомнив всю череду страшных событий, размышляет о прошлом. А также о нашей второй встрече — на мемориале тех самых башен — чтобы никогда больше не расставаться. — Больше всех, Ада. Больше целого мира.
Я накидываю свое одеяло и на его смуглые плечи. Касаюсь их, встречая приятной дрожью внутри упругость и теплоту кожи.
Чудовище или нет, убийца или нет — он мой. И я отдам за него не только жизнь, но и душу, если ей еще что-то положено по ту сторону небес.
На прикроватной тумбочке оживает радио-няня. Прежде молчаливая и светящаяся лишь зеленым огоньком, подсказывающим, что в детской тишина, сейчас она озаряет комнату красной лампочкой. Слышен плач сына.
Каххар с осторожностью отпускает меня, поднимаясь с кровати. Он зажигает прикроватную лампу с узорчатым абажуром, не заставляя меня сидеть в темноте.
— Я сейчас приду.
Его джинсы лежат на полу, как раз в подножье, и ему никакого труда не стоит быстро их надеть.
Он не закрывает, а лишь прикрывает дверь. Я сильнее кутаюсь в одеяло, тщетно стараясь взять себя в руки.
Кошмар, истерзавший сознание, ослабевает, но без присутствия мужчины не находит цветной волной спокойствие, которого я так жду.
Кир плачет… ну конечно же он плачет, он чувствует меня… возможно, и мой кошмар не был случайным.
Ре-ре-ми-ми-соль…
Ре-ре-ми-ми-соль…
Ля-до…
Музыка. «Мечтания». Фортепиано.
Мне легче.
— Что же вы с мамой по очереди плачете, сынок? — журит кого-то из-за двери голос Каххара. Я поднимаю голову, подумав, что мне показалось, однако муж действительно переступает порог нашей спальни. И на руках у него Кир с красным от слез личиком и прозрачными солеными капельками на щеках, которые папа не успел стереть.
Он подносит малыша ко мне и присаживается на кровать.
В синей пижаме с медвежатами, стиснув ручонками папин палец, широко раскрытыми зелеными глазами мой русско-иранский зайчик глядит вокруг.
— Видишь? — утешающе говорит Каххар, поправляя его вздернувшуюся кофточку. — Вместе не страшно.
Я пододвигаюсь ближе к своим мальчикам, пристроившись у мистера Асада на плече. С легкой, зато искренней улыбкой протягиваю Киру и свой палец — как раз для второй руки.
— Не страшно, — согласно киваю, с любовью окинув их обоим взглядом. Вытираю на лице сына остатки слез — он даже не порывается плакать больше. — Мы никому не позволим тебя обидеть.
Каххар легонько целует мои губы, вынудив приподнять голову.
— Слушай маму, сынок, — наставляет муж, — у мамы очень большое сердце, которым она любит тебя. Поверишь ли, но она даже чудовище смогла полюбить.
Я хмыкаю, искоренив последние слезы. Нет больше ни всхлипов, ни дрожи. В комнате становится тепло, не глядя на то, что на мне только одеяло. Кир уже дерет пальчиками его поверхность, стремясь пробраться к своему источнику пищи.
— Не забывай напоминать папе, сынок, — помогаю ему осуществить желаемое, забрав Кира у отца и пристроив к груди, — что чудовище никогда не будет таким хорошим человеком, как он. Он — не чудовище. Поэтому я его полюбила.
Я улыбаюсь довольным причмокиваниям Кира, ощущая то самое спокойствие, которое искала все время по пробуждении. А рука Каххара на моей спине.
Касаюсь взглядом темно-карих глаз мужа, пышущих признательностью, обещанием защиты и верой. В этой вере легко отыскать надежду на то, что у нас будет счастливая жизнь. Пусть не такая счастливая, как у простых людей, но все же чудесная. Достойная нашего маленького сокровища.
— Dooset daaram[1], Каххар…
— Dooset daaram, Ада.
Последние комментарии
1 час 45 минут назад
1 день 13 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 16 часов назад