Чашка кофе в Уэске [Джордж Оруэлл] (fb2) читать постранично, страница - 3

нашей позиции, рос сухой, великолепно горевший тростник. Но собирать его нужно было под вражеским обстрелом. Завидев нас, фашистские пулемётчики открывали ураганный огонь, выпуская сразу целую ленту. Обычно они брали слишком высокий прицел, и пули, как птицы, пели у нас над головами, но иногда они откалывали известняк в неприятной близости, и тогда нужно было упасть и прижаться к земле. Но мы продолжали собирать тростник. Ничто не было так важно, как топливо.

По сравнению с холодом все другие неудобства казались нам ничтожными. Мы, разумеется, ходили постоянно грязными. Воду, как и пищу, нам привозили на вьючных мулах из Алькубьерре и на одного человека приходилось не больше двух пинт в день. Вода была отвратительная, не прозрачнее молока. Официально нам выдавали воду только для питья, но мне всегда удавалось украсть вдобавок полную жестяную кружку, чтобы умыться. Обычно я один день мылся, а брился на следующий. Чтобы проделать обе эти операции в одно и то же время, воды не хватало. Позиция немилосердно воняла, за нашей небольшой баррикадой всюду валялись кучи кала. Некоторые из ополченцев испражнялись в окопе; вещь омерзительная, особенно когда ходишь в темноте. Но грязь меня никогда не беспокоила. О грязи слишком много говорят. С удивительной быстротой привыкаешь обходиться без носового платка и есть из той же миски, из которой умываешься. Через день-два перестаёт мешать то, что спишь в одежде. Ночью нельзя было, конечно, ни раздеться, ни снять башмаков; следовало постоянно быть готовым к отражению атаки. За 80 дней я снимал одежду три раза, правда, несколько раз мне удавалось раздеваться днём. Вшей у нас не было из-за холода, но крысы и мыши расплодились в большом количестве. Часто говорят, что крысы и мыши вместе не живут. Оказывается, они вполне уживаются — когда есть достаточно пищи.

В других отношениях нам было неплохо. Еда была вполне приличная, вина отпускали вдоволь. Нам выдавали пачку сигарет в день и коробку спичек на два дня, а кроме того мы получали даже свечи. Это были очень тоненькие свечки, похожие на те, которыми украшают рождественские куличи. Все единодушно считали, что их украли из церкви. Каждый окоп получал по три трёхдюймовых свечки в день, каждой из которых хватало примерно на двадцать минут горения. В то время свечи ещё были в продаже, и я захватил с собой несколько фунтов. Позднее нехватка свечей и спичек ощущалась мучительнейшим образом. Значение этих вещей начинаешь понимать лишь тогда, когда их лишаешься. Во время ночной тревоги, например, когда каждый хватается за свою винтовку, топча всех по пути, возможность зажечь свечу может спасти жизнь.

У каждого ополченца имелись кремень с огнивом и с пару футов жёлтого фитиля. Это было его самое драгоценное имущество, если не считать винтовки. Кремень с огнивом имели то огромное преимущество, что искру можно было высечь даже на ветру, зато она не годилась для разжигания костра. Когда спички окончательно исчезли, единственной возможностью разжечь костёр стал порох, который мы высыпали из гильзы и поджигали искрой.

* * *

Мы жили необычной жизнью, тем более что мы воевали — если это, конечно, можно назвать войной. Ополченцы жаловались на бездействие, шумно добивались объяснения, почему нас не поднимают в атаку. Но было совершенно очевидно, что если враг не начнёт первым, то ждать боя придётся ещё очень долго.

Впрочем, застой на Арагонском фронте имел свои политические причины, о которых я в то время не имел понятия; но чисто военные трудности, не говоря уже об отсутствии людских резервов, были для всех очевидны.

Эти трудности начинались прежде всего с характера местности. Фронт и с нашей, и с фашистской стороны прикрывали позиции, представлявшие собой исключительно сильные естественные препятствия, подойти к которым можно было, как правило, только с одной стороны. Достаточно было вырыть несколько окопов, чтобы сделать такую позицию неприступной для пехоты, разве что атакующая сторона имела бы громадный численный перевес. Дюжина бойцов с двумя пулемётами могла легко удержать нашу позицию, даже если её штурмовал бы целый батальон противника. Так же обстояли дела и на большинстве соседних позиций. Сидя на макушке холмов, мы представляли собой заманчивую цель для артиллерии, но артиллерии у врага не было. Иногда, глядя на окружающий нас пейзаж, я мечтал — страстно мечтал — о нескольких батареях. Пушки раздолбили бы неприятельские позиции с такой же лёгкостью, с какой молоток раскалывает орех. Но и у нас пушек не было совершенно. Фашисты изредка ухитрялись подтянуть одно-два орудия из Сарагосы и выпустить несколько снарядов, которые падали в пустые овраги, не причиняя нам никакого вреда. Фашисты прекращали огонь, так и не успев пристреляться.

Не имея артиллерии, под дулами пулемётов, можно было выбрать лишь один из трёх путей: зарыться в землю на безопасном расстоянии — скажем, 450 ярдов, — и носа наружу не высовывать; наступать по открытой