Вершина Столетова [Семён Иванович Шуртаков] (fb2) читать постранично, страница - 182

командующему верхними позициями Хаджи-Осману.

Когда ему передали приказание главнокомандующего турецкими силами, Осман даже побледнел:

— Я не сдамся! Я еще могу держаться!..

Ему дали время на размышление.

— Я не сдамся! — повторил Осман. — Я не могу сдаться!

Тогда взял слово Столетов. Он сказал, что Хаджи-Осман окружен и если не сдастся, то мы сейчас же пойдем со всех сторон на штурм его позиций.

— Идите, — не сдавался упрямый паша, — вы уложите здесь половину вашего отряда.

Дело было, конечно, не в одном упрямстве. Просто Осман-паша твердо верил в неприступность своих командных над перевалом позиций. Они неприступны были и летом, сейчас местами заснеженные, местами обледенелые крутизны были неприступны вдвойне и втройне.

Переговоры начинали затягиваться. Сплошное море турецких фесок вокруг палатки росло и росло, гул усиливался, заглушая выстрелы с наших позиций.

Столетов в ультимативной форме потребовал окончательного ответа. Тогда Осман попросил показать ему ордер Весселя-паши. Ему показали.

— Эту записку я сохраню, в ней моя честь, — сказал Осман уже другим голосом. — Когда я вернусь в Стамбул, она послужит доказательством, что я не сдался, а исполнил приказание старшего… — И добавил: — Я бы предпочел умереть здесь!

После этого командующий турецкими позициями на Шипкинских высотах заявил, что он складывает оружие.

— Где ваши знамена? — спросил Столетов.

— Усланы в Адрианополь давно уже…

И знал, что позиции неприступны, а все же знамена «на всякий случай» отослал…

Закончив переговоры, Столетов поскакал к Радецкому. Тому самому Радецкому, который сменил его в августе на посту командующего обороной перевала и держал эту оборону до сего дня. Тот приказал командиру Минского полка Насветевичу немедленно же заняться обезоруживанием Лысой горы — главной позиции турок.

Но как идти туда? Нужен белый флаг, а его не оказалось. Если турки предусмотрительно отослали свои знамена в глубь страны, мы обзаводиться белыми флагами не торопились. Находчивый Насветевич повесил на копье расшитое петухами русское полотенце и, вздымая его над головой, выступил вперед…

Так и осталась навсегда в памяти Николая Григорьевича Столетова эта картина, это последнее видение Шипки: заснеженные, сияющие под ярким солнцем горы, безмолвные батареи на них, высыпавшие из своих ложементов русские, ополченцы и турецкие солдаты и идущий недавним полем боя Насветевич с полотенцем на копье. Вот именно: не с боевым воинственным стягом, а с мирным, расшитым петухами полотенцем.

На Шипку, где полгода день за днем лилась кровь, пришел мир.

После Шипки скоро пришел мир и на всю освобожденную от пятивекового ига болгарскую землю. Святое дело славянского братства восторжествовало.

«Освобождением… порабощенных народов от жестокого и унизительного ига Россия окажет человечеству одну из самых блестящих услуг, какие только помнит история», — писал Достоевский, и ход событий полностью подтвердил эти пророческие слова.

Вряд ли отыщется в истории другая такая же война, когда один народ не просто поделился хлебом или еще каким богатством с другим народом, а ради его освобождения сам пошел на смерть и пролил кровь своих лучших сынов, не потребовав ничего взамен!

В тот солнечный декабрьский день вершиной уже известного на весь мир Шипкинского перевала шел не кичливый завоеватель, шел русский воин и нес на древке копья развевающееся на ветру и далеко всем видное полотенце с петухами. Пусть отныне людей, живущих на этой многострадальной славянской земле, будит по утрам не гром пушек, а веселое петушиное пенье…

Осенью 1902 года Болгария отмечала двадцатипятилетие Освободительной войны. В числе самых почетных гостей на юбилейные торжества был приглашен генерал от инфантерии Николай Григорьевич Столетов.

К тому времени на Шипке был построен храм-памятник. И в юбилейные дни, при открытии этого храма собравшиеся здесь представители болгарского ополчения поднесли и во всеуслышание прочли Н. Г. Столетову адрес, в котором между прочими были и такие слова:

«Мы бесконечно счастливы в минуту освящения храма-памятника видеть здесь перед собой славного своего учителя, храброго и неустрашимого воеводу, которого подвиги совершены им во главе героев-орловцев, брянцев и юнаков-ополченцев, сплотившихся в одну железную, оказавшуюся непроницаемой для врагов стену.

Ваше здесь среди нас присутствие мы считаем событием историческим; оно живо воскресило в нашей памяти день 6 мая 1877 года, когда вы, приняв Самарское знамя, под сенью святыни этих двух народов коленопреклоненно с нами принесли клятвенное обещание свято исполнить воинский долг — лечь костьми, мощно защищая святой крест и наши отечества.

Живо представляется нам сорокачетырехлетний отец-командир, уже украшенный тогда многими знаками военного отличия, кои напоминали в нем бойца