Псинка [Надежда Всеволодовна Дмитриева] (fb2) читать постранично, страница - 5

близился полдень, а надежды на скорое избавление не было.

До Дубков было не меньше полутора километров — не докричишься; двинуться я не мог. Самое же ужасное было то, что мне нередко на целые часы случалось пропадать из дому, так что никому в Дубках и в голову не могло притти, что на этот раз со мной приключилась самая настоящая беда.

Так я и лежал, заплаканный и несчастный, боясь пошевельнуться и потеряв уже всякую надежду на спасение, как вдруг за рощей раздался громкий, заливистый лай.

Через минуту из-за стога прямо на меня лохматым шаром выкатилась Псинка.

Сев передо мной, она весело завиляла хвостом и выжидательно уставилась на меня.

Обрадовался я ей так, что и сказать невозможно.

— Псинка, Псинушка, — бормотал я, глотая слезы и всхлипывая. Однако не двигался.

Псинка не понимала.

Она водила носом, виляла хвостом, пробовала даже играть со мной, тычась мне мордой в шею, но я лежал.

Тогда она забеспокоилась, обежала вокруг меня раз, потом другой и снова уселась, теперь уже с явно тревожным видом.

Наконец, ухватившись за мою рубашку, она решительно потянула меня за собой.

Я взвыл от боли, а Псинка снова уселась и, видимо, посвоему, пособачьи, размышляла над тем, что произошло.

Вдруг, приняв какое-то решение, она громко тявкнула, лизнула меня прямо в нос и понеслась прочь.

Я пришел в ужас. Единственное живое, сочувствовавшее мне существо, покидало меня в беде!

Было от чего разреветься во весь голос.

— Псинка! Псинушка, не уходи! Псинка! — кричал я, давясь слезами, но Псинка, не обращая на меня ни малейшего внимания, неслась по направлению к Дубкам.

Скоро она скрылась из виду.

Я остался один и, уткнувшись носом в теплую землю, заливался слезами.

О том, что было дальше, мне вечером наперебой рассказывали мама, Галка и даже Аким Васильевич, на этот раз нарушивший свое молчание.

Когда Псинка примчалась в Дубки, там еще не заметили моего отсутствия.

Аким Васильевич возился с чем-то на огороде, мама была в коровнике и доила с Анисьей коров, а Галка от безделья шаталась по саду.

Псинка ткнулась туда, сюда, обежала дом и двор и, заслышав мамин голос, стремглав кинулась в коровник.

Шаром подкатившись к маме, она несколько раз тревожно тявкнула и, ухватив ее за рукав, с силой рванула за собой.

Мама, сидевшая на низенькой скамеечке, потеряла равновесие, и молочное ведро с целым полдневным удоем опрокинулось на землю.

— Ах ты, Псинка поганая! — сердито крикнула мама, стараясь спасти хоть часть молока, но Псинка, как очумелая, лаяла и хватала ее то за юбку, то за рукав.

— Да что ты, сбесилась, что ли? — кричала мама, отбиваясь и ничего не понимая.

— Прочь, оглашенная! — накинулась на Псинку Анисья и подхватила с полу полено.

Псинка принуждена была отступить.

Снова обежав двор, она сунулась в огород и, увидав там Акима Васильевича, с громким лаем бросилась к нему.

— Что ты, дурная? — удивился дед.

Псинка бегала вокруг него, лаяла и заглядывала ему в глаза.

— Да что с тобой? Что ты, ошалела, что ли? — недоумевал Аким Васильевич.

А Псинка надрывалась лаем, скакала ему на грудь и всем существом своим выражала тревогу и волнение.

Дед все не понимал.

Тогда Псинка стремглав бросилась в дом и через минуту показалась на террасе, волоча что-то в зубах.

Подбежав к Акиму Васильевичу, она положила перед ним на землю мой сапог и, усевшись, громко, зазывно залаяла.

— Э… Да тут что-то не ладно, — вдруг забеспокоился дед. — Сережкин сапог! Это неспроста, почуяла что-то Псинка.

И, подобрав сапог, дед заторопился во двор.

Обрадованная Псинка кинулась вперед, лая и поминутно оглядываясь.

Во дворе Аким Васильевич окликнул маму. Та всполошилась, вспомнив, что я пропадал с самого утра, и все они, прихватив дядю Михея, побежали за Псинкой, несшейся впереди, прямо по направлению к роще.

Через четверть часа Псинка привела их к месту моих злоключений и с громким лаем ткнулась холодной мордой в мое измазанное землей и опухшее от слез лицо.

Вечером, после того как мне вправили вывихнутое плечо и ногу, я лежал в постели, и мама поила меня чаем с ложечки.

— Как маленького, — хохотала Галка, тиская в объятиях сиявшую от удовольствия Псинку.

А Аким Васильевич, ласково почесывая Псинкин живот кончиком сапога, по своему обыкновению, ворчал.

— А вы говорите — дворняжка! Да я вот этой самой дворняжки на всех ваших драгоценных псов не променяю. Порода! Порода — вот что! — презрительно сплевывал он в сторону и пускал в (воздух сизые колечки табачного дыма.

* * *

Приближалась осень.

Рожь сжали, и голые поля рыжей щетиной раскинулись вокруг Дубков.

Давно уж отошли белые грибы, кончились и рыжики с груздями. За ними на короткую недельку высыпали спорые опенки, унизав пни и полянки круглыми, в коричневых крапинках, шишечками, и сгинули так же неожиданно, как и появились.

Наступил сентябрь, а с