Свет домашнего очага [Урсула Крёбер Ле Гуин] (fb2) читать постранично, страница - 4

народ, который пытался умиротворить древние силы, и его народ, который презирал колдовство, совершили ту же ошибку, движимые страхом, всегда страхом того, что было сокрыто в земле, сокрыто в женских телах, знание без слов о том, что деревья и женщины знают без обучения, а мужчины чему не спешат учиться. Он только мельком обозрел великие тихие знания, тайны лесных корней, корней трав, тишину камней, невысказанное общение животных. Подземных вод, пружин ручьев. Все, что он знал об этом, он узнал от нее, Архи, Тенар, которая никогда не говорила об этом. От нее, от драконов, от чертополоха. Маленький бесцветный чертополох борется с морским ветром между камнями на тропинке над Верхним Перевалом…

Оно обошла перегородку с миской, как он и предполагал, и села на табурет у кровати.

— Сядь и поешь пару ложек — сказала она — Это последняя утка-

— Никаких больше уток — сказал он. Утки были попыткой.

— Нет — согласилась она — Мы будем придерживаться цыплят. Но это хороший бульон -

Он сел, он подоткнула подушки ему за спину и поставила миску ему на колени. Пахло хорошо, и всё же есть не хотелось — Ну, не знаю, я просто не голоден — сказал он.

Они оба понимали это. Она не настаивала. Через некоторое время он проглотил пару ложек, а затем положил ложку в миску и улегся обратно на подушку. Она унесла миску. Потом вернулась и наклонилась, убрать ему волосы со лба.

— Тебя немного лихорадит — произнесла она.

— У меня руки холодные -

Она снова села на табурет и взяла его за руки. Ее руки были теплыми и твердыми. Она склонила голову к их сцепленным рукам и долго сидела так. Он высвободил одну руку и погладил ее по волосам. В огне треснул кусок дерева. Сова, охотящаяся на пастбищах в последних сумерках, издала свой глубокий, мягкий двойной зов.

В груди снова болело. Он размышлял о боли не столько, как об ощущении, сколько об архитектуре, о дуге в верхней части его легких, темной дуге, слишком большой, чтобы выдержали его легкие. Через некоторое время она ослабла, а потом исчезла. Он дышал легко. Ему захотелось спать. Он думал сказать ей: «Раньше я думал, что захочу уйти в лес, как Элэаль» — он имел в виду «умереть», но не было необходимости об этом говорить. Лес всегда был там, где он хотел быть. Где он был, когда мог. Деревья вокруг него, над ним. Над его домом, его крышей. Он думал, что хочет сделать то же самое, но нет, не хочет. Никуда не хочет идти, не мог дождаться, чтобы покинуть этот дом, когда был мальчишкой, не мог дождаться, чтобы увидеть все острова. все моря. А потом он вернулся ни с чем, вообще ни с чем. И это было то же самое, что и всё. Этого было достаточно.

Он это вслух сказал? Он не знал. В доме тихо, тишина большого склона горы вокруг дома и сумерек над морем. Звезды всходят. Тенар больше нет рядом с ним. Она в другой половине, легкий шум подсказал ему, что она управилась, разжигая огонь.

Он плыл, плыл дальше.

Он пребывал в темноте лабиринта из сводчатых туннелей, словно лабиринт гробниц, где он ползал, запертый, слепой, жаждущий воды. Эти арочные ребра скал опускались и сужались, когда он продолжал ползти, но должен был продолжать ползти. Прижавшись к скале, упершись руками и коленями в черные острые камни горного пути, он изо всех сил старался дышать и двигаться.

Он не мог дышать, не мог проснуться.

Было ясное утро, он был на борту «Зоркой». Немного тесновато, жестко и холодно, всякий раз когда он просыпался разбитым от сна, полусна или быстрой дрёмы ночью, в одиночестве, на лодке, прошлой ночью не было никакой необходимости вызывать ветер; ветер с востока мира был легким и устойчивым. Он просто посмотрел на свою лодку:

— Плыви, как плывешь, «Зоркая» — и он вытянул голову к корме, пристально смотря на звезды и парус, закрывший от него небосклон. Теперь небо, усыпанное звездами, исчезло, кроме одной, великой звезды востока, которая уже таяла, как капля воды в вершине дня. Ветер был сильный и холодный. Он сел. Слегка повернул голову, разглядывая восточное небо, а затем снова обернулся к синей тени земли, погружающейся в океан. Он увидел первый дневной свет, ударившийся о вершины волн.

«Прежде светлого Эа, прежде Сегоя

Пусть острова будут,

Утренний ветер на море…»

Он не пел песню вслух, для него она пелась сама. Потом появился странный шум в ушах. Он повернул голову в поисках звука, и снова пришло головокружение. Он встал, держась за мачту, когда лодка подпрыгивала на оживленных волнах, и оглядел океан до западного горизонта, и увидел дракона.

«О, радость моя! Будь свободна!»

Свирепый, с запахом раскаленного железа, с дымовым шлейфом, тянущимся по ветру от его полета, с кольчужной головой и боками, яркими в Новом Свете, с биением громадных крыльев, он на него, как ястреб на полевую мышь, стремительный, непостижимый. Он подлетел к маленькой лодке, которая подпрыгивала и дико раскачивалась под взмахом крыла, и, проходя мимо, его шипящий, звенящий голос, на Истинной Речи, он взывал к нему,