Когда дует северный ветер [Нгуен Куанг Шанг] (fb2) читать постранично, страница - 3

его остались три словца «oui», «bon», «non»^[6]. От них-то и пошло его прозвище — прозвище, а вовсе не фамилия и не имя. Был у него особый дар смешить и развлекать людей. В походе бывало — что ни привал, то новая история. Особенно «налегал» он на анекдоты: он держал в памяти анекдоты всего мира — любой страны. Сам рассказывал мне, что записал чуть не все анекдоты времен антифранцузского Сопротивления, а теперь намерен был — конечно, помимо своих прямых дел — собрать анекдоты нынешней антиамериканской войны.

Исключительный дар рассказчика создал доктору обширнейший круг знакомств, но мало кого запоминал он надолго. Сам-то я тоже был лишь одним из его многочисленных слушателей; однако меня он запомнил благодаря одному маленькому происшествию. В тот день мы шли сосновым лесом. К полудню солнце стало здорово припекать. И доктор, досказав очередной анекдот, вдруг произнес:

— Да, скоро мне стукнет шестьдесят. Но объявись сейчас какой-нибудь молокосос, протяни мне кусок сахара и прикажи плясать под его дудку, сразу бы заплясал!

Все расхохотались, но в душе каждому было жаль доктора. Я знал, запас сахара у нашей группы кончился уже давно. Правда, у меня оставалась заначка — две-три ложки, не больше; я не трогал ее ни под каким видом, сберегая на случай болезни. Но тут я открыл вещмешок, достал кулечек с сахаром и решил — поделюсь-ка с доктором. И сразу увидел — делиться-то, собственно, нечем. Мудрил я и так и этак и наконец придумал: высыпал половину, примерно две чайные ложечки, в кружку с водой, размешал и протянул кружку доктору; он успел уже улечься в гамак.

— Прошу вас, Девятый, выпьем водички.

Тин Нге рывком приподнялся и сел.

— Что это? Чай?

— Да нет. Пейте — сразу поймете.

Он взял кружку, пригубил глоток, заморгал и словно окаменел. Вообще-то голос у него был зычный, но тут он прошептал еле-еле:

— С сахаром?

— Вот именно, с сахаром. Да вы пейте.

— Bon! — Доктор сделал еще глоток.

Пил он медленно, смакуя, словно дожидаясь, чтобы каждая капля впиталась в его плоть. Потом протянул кружку мне:

— Прошу вас.

— Нет-нет, это вам. Я пил уже.

— Bon!

Осушив кружку с подслащенной водой, доктор словно ожил.

— Как вас зовут? — спросил он.

Я назвался.

— Кем работаете?

Я сказал ему.

— Bon! — Он протянул мне руку и крепко стиснул мою ладонь.

Потом был прорыв к Сайгону в дни праздника Тет в шестьдесят восьмом, по старинке — в год Земли и Обезьяны. После уличных боев в Сайгоне я снова навестил доктора в его полевом госпитале и подарил ему бутылку французского шампанского. Он раскупорил шампанское по всем правилам: пробка, хлопнув почище пистолетного выстрела, взлетела к самой крыше и упала обратно на стол.

— Вы, Тханг, истинный мой благодетель! Но считайте меня неблагодарным, я платить вам добром за добро не хочу. Ведь для меня делать добро — значит оперировать вас. Нет уж, лучше воздам вам словами: удач и успехов вам, летописец войны!..

В лесу было безветренно, с неба не доносился гул самолетов. Я не пошел кружной дорогой, а двинулся к дому доктора прямиком через пустырь. Мой развеселый эскулап Уи Бон Нон сидел за столом и делал какие-то записи.

— Добрый день, Девятый!

Он обернулся ко мне, снял очки и, хлопнув рукой по столу, издал протяжное радостное «о-о!».

— Здра-авствуйте, друг, одарявший меня вином и сахаром! — произнес он потом более членораздельно. — Нам Бо говорил мне о вас, заходите, заходите. Его самого еще нет, а я записываю тут для памяти кое-какие истории — просто чудо!

Я снял с плеч вещмешок. Он тем временем, указывая рукой на непомерно длинный гамак, протянувшийся наискосок через всю комнату, приговаривал:

— Садитесь… Садитесь сюда, я вам расскажу.

Такой уж был у него нрав — горячий, порывистый. Встретит кого — и без дальних слов прямо к делу. Зная его, я не стал ни о чем расспрашивать и сразу уселся в гамак, приготовившись слушать. Я уж привык, что он, лишь досказав начатую историю или дойдя самое меньшее до середины, вдруг спохватится: мол, до сих пор не предложил гостю чая.

Он повернул стул спинкой к столу, уселся поудобней и, не сводя с меня глаз, начал своим зычным голосом:

— Позвольте угостить вас свежим анекдотом — про черепах. Мне тут один новый пациент — сам он недавно из западных районов — рассказал про одного старика. Мастер по части небылиц. Такое, бывает, загнет, все вокруг уши развесят. Зовут старика Ба Фи. Истории его — какую ни возьми — про нашу землю: о разных тварях, древесах и прочих ее порождениях.

— О чем же конкретно его истории, доктор?

Спрашивал я больше для виду, суть историй этих не так уж меня занимала, главное — вдохновенный вид и комические интонации самого доктора. Он сложил ладони так, чтобы они формой походили на черепаший панцирь, и продолжал:

— Итак, черепахи из леса Уминь… Сами судите, что за выдумщик этот старик. Он там, у себя, выходил в открытой лодке ловить черепах. Как-то под вечер