Двое в океане [Леонид Викторович Почивалов] (fb2) читать постранично, страница - 4

по причалу прохаживался солдат в фуражке с зеленой тульей. Пограничник! Государственная граница сейчас проходит для Смолина здесь, по этому причалу. Через считанные часы он ее пересечет и мосты будут сожжены.

На три месяца он один на один с морем, своими мыслями, своим делом. Как-то прочитал у Хемингуэя, что у каждого человека должно быть свое дело, для которого он и рожден. Так вот у него, Смолина, это дело есть. В блокнотах он так и называл свою теорию — Делом, непременно с большой буквы.

Только представить себе, что ему не нужно будет по крайней мере трижды в неделю тащиться на окраину Москвы в институт, заниматься организационной суетой в своем отделе, дирижируя двадцатью непростыми характерами тех, кто по праву и не по праву претендует на звание ученого!

Сам он в свои сорок лет кое-чего достиг. И не в том, что стал доктором наук, одним из ведущих умов института. Главное — определил себе дело на всю жизнь, и теперь надо довести его до конца.

Правда, очень скоро он убедился в том, что это не так просто. Мало выдвинуть даже самую распрекрасную идею, нужно суметь ее доказать. Часто в жестокой борьбе. Ему кажется, что в научной среде борьба мнений особенно беспощадна. У каждой новой идеи в науке непременно найдутся противники, ибо новое ниспровергает старое, а ведь на этом старом кто-то построил свое благополучие. Концепция Смолина под корень рубила авторитеты не одного человека. А признать Смолина правым — значит расписаться в том, что годы, тобой потраченные на создание и утверждение собственных научных взглядов, что твои ранги и звания, полученные в связи с этим утверждением, — все пустое. Ошибка! Очередная ошибка в развитии науки, которая и развивается только потому, что сама себя поправляет.

В поддержку теории, изложенной в книге Смолина, выступили две центральные газеты. Вроде бы раскладка сил получалась благоприятной. Но в действие вступили силы, имеющие в науке власть. И вот результат: концепция доктора физико-математических наук Смолина, изложенная в объемистом научном труде, признана не заслуживающей Государственной премии.

Не медали, поблескивающей на лацкане пиджака, жаждал Смолин, к наградам относился равнодушно — все ли их заслуживают, кто имеет? Нужна была награда его Делу. С этой наградой оно сразу же обретало новую силу, становилось государственно значимым. Но увы! Как сообщили Смолину друзья, консультанты и эксперты, выносившие предварительный приговор монографии, нашли в ней слабые места и ударили по ним, так сказать, с обхода, с флангов. Фланги, в самом деле, были защищены слабо. Как это бывает во время строительства. Сруб поставили, крышу подвели, а вот ступеньки на крыльце оказались жидковаты, и стекла в окна забыли вставить, и дымоходную трубу не побелили, и не пригласили на новоселье богатого соседа Ивана Ивановича, не поблагодарили за то, что его престижный особняк украшает пейзаж, открывающийся из окон новостройки и служит примером для подражания. Все это Смолин не учел.

А тут еще пришла беда. Главная беда его жизни. И если научные неудачи только трепали нервы, то эта пошатнула всерьез. Умерла мать, последний родной ему человек из всей некогда большой семьи.

С того момента его не переставало мучить чувство одиночества. Ни Люда с Генкой, ни друзья не смогли заполнить ту брешь в жизни, которая осталась после ухода матери.

«Ну что ж, начнем обживать свою научную обитель», — подумал Смолин, огляделся и заметил на письменном столе связку ключей. Женя забыла! Ну вот, теперь надо куда-то идти разыскивать эту нескладеху-Женю.

— Ко́рма! — произнес он вслух и улыбнулся.

Над койкой в деревянной рамочке под стеклом — инструкция для обитателя каюты. С нее, наверное, и надо начать. Сухой и деловитый текст инструкции сообщал: общесудовая тревога — непрерывный звонок громкого боя в течение 25—30 секунд. При пожаре сигнал дополнительно сопровождается частыми ударами в судовой колокол. Шлюпочная тревога — семь коротких и один продолжительный сигнал звонком громкого боя. Далее инструкция требовала, чтобы при общесудовой тревоге пассажир бежал в столовую команды в одежде, в головном уборе, в неспадающей обуви и в спасательном жилете. А при шлюпочной устремлялся к назначенной ему шлюпке, которая была обозначена под номером два, но последняя фраза оказалась зачеркнутой и вместо нее сделана торопливая корявая приписка: «Надувной плот».

Ничего себе, веселенькая инструкция! Смолин представил, как однажды ночью в океане, проснувшись от устрашающего судового колокола, он сломя голову устремляется к своей шлюпке, нет, к плоту. А еще надо, чтобы этот плот в лихой час сумели спустить, а он, Смолин, сумел на него забраться.

Над кроватью в ногах был прикреплен плоский продолговатый ящик. Смолин открыл крышку, и из-под нее весело и призывно ударил в глаза ярким оранжевым цветом спасательный жилет. Потянул за его упругий стоячий воротник и извлек странное сооружение наружу. В кармашке оказалась