и логические.
Еще одна деталь ритмической структуры. Стих, оканчивающийся местоимением
оно, в отличие от всех предшествующих четных стихов обладает сверхсхемным ударением на первом, безударном, слоге — анакрузе, на обращении
ты:
Выходит, что по всем своим ритмическим показателям этот стих — поворотный для стихотворения. Это
ты — третье под ударением стоящее обращение к «душе»; первые два предшествовали существительному, были «антиципациями», и в этом была их специфическая выразительность; в третьем случае своя экспрессия — в насилии над метром. Так или иначе,
ты в стихотворении резко выделено и противостоит еще более энергично подчеркнутому
оно. Можно сказать, что лирический сюжет движется от
ты к
оно;
ты — душа — свидетельствует об интимной связи субъекта с объектом;
оно — об отчужденности;
ты — близкое,
оно — далекое, чуждое до враждебности.
Ты и
оно — местоимения, противопоставленные по контрасту. Этот контраст поддержан, как мы видели, и противоположностью ритмических структур.
Итак, ритмическая композиция стихотворения тоже выделяет слово
оно, делает его поворотным пунктом текста, его сюжетным центром.
Оно — это тело. Заметим, что имя существительное, замещаемое этим местоимением, отстоит настолько далеко, что непосредственное восприятие не сразу относит его к слову, произнесенному, да еще в косвенном падеже, в предпоследнем стихе предыдущей строфы, пять стихов назад. Эта намеренная неясность входит в смысловую структуру слова
оно. Важно еще вот что: ведь речь идет о «теле», которое в контексте стихотворения внезапно оказывается
бесполым: приобретает особую осмысленность случайный собственно лингвистический фактор принадлежности существительного
тело к среднему роду. Композиция стихотворения такова, что этот грамматический признак приобретает трагичность: «оно» — не только не мужчина, но даже и не человек.
Таково первое и существеннейшее, что происходит в стихотворении Баратынского: малозначащее местоимение оказывается в центре его лирического сюжета; грамматический род слова осмысляется как трагический факт. Значительность и внутренняя противоречивость слова
оно еще больше возрастает оттого, что это — подлежащее, за которым следует конкретное сказуемое
глядит, а затем — два придаточных предложения, выражающих движение времени: «как утро встанет», «как… вечер … канет»;
оно поставлено лицом к лицу с мировым временем. Несмотря на конкретность глагола
глядит, местоимение
оно, хоть и замещает, казалось бы, слово
тело, но оказывается дематериализованным: превратившись в абстракцию, в знак бесполого существования,
оно как бы и вовсе лишается материальности.
Все остальное поддерживает и углубляет этот сюжет.
Душа и
тело даны и в звуковом противопоставлении.
Душа сопровождается звуками
ш и
в: с
вер
шила, ду
ша, сомкну
вшая, дремле
шь, и особенно
в в стихе: «Под
веяньем
воз
вратных сно
видений…».
Тело сопровождено отрицательным префиксом (или предлогом)
без (
бес);
бессмысленно,
без нужды,
бесплодный…
Значительно позднее это осмысление того же префикса повторит А. Блок в первой главе поэмы «Возмездие», где XIX век охарактеризован словами, его содержащими:
Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век!
Тобою в мрак ночной, беззвездный
Беспечный брошен человек!
В ночь…
Бессильных жалоб и проклятий
Бескровных душ и слабых тел!
…А человек? — Он жил безвольно:
Не он — машины, города,
«Жизнь» так бескровно и безбольно
Пытала дух, как никогда…
Возникли строки Блока как продолжение стихов Баратынского или независимо от них? Об этом данных нет. Не будем, однако, забывать, что и первый стих «Возмездия» напоминает Баратынского: «Век девятнадцатый, железный…» — «Век шествует путем своим железным»… (Последний поэт, 1834—1835). Конечно, «железный век» есть и у Пушкина, и у Вяземского, и у других поэтов, — но Баратынский упоминает его не между прочим, — это словосочетание открывает одно из самых значительных и страшных его стихотворений; связь представляется более чем вероятной.
Префикс
без‑ в контексте стихотворения осмысляется как опустошенность. И это — еще одно специфическое осмысление, возникающее внутри вещи и представляющее собой дополнительную семантизацию — на сей раз не целого слова, а всего лишь морфемы.
Ряд композиционных элементов стихотворения реализует его сюжет; у Баратынского речь идет о безнадежных повторениях, которые «грядущее сулит»; они, эти повторения, звучат в однообразии уже охарактеризованных выше ритмических структур. Идет речь, далее, о «тесном
круге подлунных впечатлений» — и этот
Последние комментарии
9 часов 46 минут назад
16 часов 8 минут назад
16 часов 16 минут назад
16 часов 44 минут назад
16 часов 48 минут назад
16 часов 49 минут назад