Люди - народ интересный [Леонид Николаевич Рахманов] (fb2) читать постранично, страница - 4
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Бывал у Захаровых землемер Гриневский, альбинос с вращающимися глазами: покрутятся глаза в одну сторону, заем раскручиваются в другую. Мне было очень жаль его миловидную жену, принужденную терпеть такого мужа. Потом оказалось, что он родной брат писателя Грина, о котором присутствовавшие тогда, считая меня и папу, почти ничего не знали, слышали только, что у Гриневского есть где-то брат, помещает в журналах рассказы. Это уж через много лет мне стало интересно, что думал о Грине его брат: уважал, завидовал или считал прощелыгой (бежал из дому, невесть где шатался, ссылали за что-то в Сибирь), но было поздно, не спросишь…
1922 год. Весна. Я с родителями на похоронах Фёдора Мартиниановича Захарова. Он лежит в гробу как живой- румяный, веселый, каким я его всегда видел, и, наверное, не одному мне думается: вдруг это не смерть, а глубокий обморок или летаргический сон? Его взрослый пасынок, Михаил Валентинович, любивший своего отчима и многим ему обязанный, все прикладывался ухом к груди Фёдора Мартиниановича, приставлял зеркальце к его рту- нет ли дыхания, не обнаружится ли жизнь… Напрасно. Я остро помню, как жаль мне было Захарова. К тому времени мы успели потерять многих родных и знакомых, но ничья взрослая смерть не поразила меня так, как эта. Уж очень велик контраст: быстро ходил, оживленно говорил, смеялся, был полон идей, прожектов- и вдруг все кончилось. Наверное, впервые проникся я жестко осознанным неприятием смерти, уничтожающей самых-самых живых.
А потом… Потом удивили меня слова Михаила Валентиновича, столь трогательно прощавшегося с Захаровым. Произнес он их чуть ли не в самый день похорон, или, во всяком случае, после похорон:
-Выключим телефон, электричество и будем потихоньку жить.
Я невольно подумал: уж искренне ли он горевал по отчиму?
Впрочем, жизнь и характер Михаила Валентиновича были во всем необычны и неожиданны. Я не уверен даже, что он был вполне нормален психически. В свое время он был гусаром.: помню, он приезжал в начале германской войны таким молодцом, с такой фигурой, выправкой, что им любовались не только мать и отчим; видно не даром тратились на его экипировку и на гусарский образ жизни!
Вот Миша привез в дом невесту- студентку Московской консерватории, пианистку и певицу, красивую брюнетку с усиками. Не помню точно, в какой момент это произошло, думаю, что в самом конце мировой войны, когда в столицах стало уже труднее жить. Привез и куда-то исчез. Как потом выяснилось, попал на Кавказ, в Новый Афон, в монастырь, увлекся монашеством и религией, а затем снова оказался в Котельниче, но уже со склонностью к мистике, к опрощению, к христианским нотациям, которые он читал своим сводным братьям, стал соблюдать посты, приучил к этому свою жену, затем принял духовный сан и стал самым фанатическим священникам из всех, каких я знавал. В конце двадцатых годов его арестовали за слишком активные проповеди, больше похожие на агитацию. Дальнейшей судьбы отца Михаила не знаю. Жена его с двумя детьми куда-то уехала: в Котельниче она давала уроки музыки( в том числе мальчишкам Карловым и мне), пока муж не запретил ей это «тешащее дьявола» занятие. Помню, как её мать переселившаяся из Москвы в Котельнич, возмущалась и негодовала на исступлённую нетерпимость зятя и кроткое послушание дочери. Да и нам
Последние комментарии
22 часов 59 минут назад
23 часов 13 минут назад
1 день 21 минут назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад