Первый комендант [Анатолий Алексеевич Гордиенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

зданий этого района, хотя построено ещё до войны…

Вышли из метро у Белорусского вокзала. Молчанов повёл взглядом, тяжело поднял большую руку, показал в сторону тополей:

— Вон там был когда-то железнодорожный техникум. Его строил я!

Сказал резко, как припечатал. До этого он всё время говорил: «Мы строили, мы возводили».

— Его строил я, — повторил Молчанов. — Мне было тогда восемнадцать лет. Месил бетон. Знаете, как это делалось? — Замолк на полуслове, потом тряхнул седой головой: — На ровную площадку привезёшь две тачки просеянного песка, разровняешь, посерёдке сделаешь ложбинку. В эту ложбинку высыпаешь бочку цемента — тогда цемент в основном был чужестранный, немецкий, и его упаковывали немцы в фанерные бочечки. Затем цемент укрываешь песочком и начинаешь гарцевать по этой куче. Глянешь на сапоги, на последние, и думаешь: «Что же буду зимой делать, в чём стужу встречу?» Поплясал так минуток пять, добавил гравия, начал лить потихоньку воду. Вот тут и начинается «лобогрейка». Берёшь лопату — и пошёл! Да без остановки, без перекура. Тридцать-сорок минут уходило на один замес. Ворочаешь, ворочаешь мокрый бетон широкой лопатой. Нет, не лопатой, а руками, плечами, всем телом! Вот откуда у меня такие плечи. Все бетонщики тех лет косую сажень в плечах имели…

Молчанов умолк, потом задумчиво добавил:

— Где-то вот здесь лет этак пятьдесят пять назад впервые прошёл по Москве Ванёк Молчанов — сельский парнишка с лёгоньким фанерным сундучком в руке…

Навстречу шла юная пара, видимо, студенты. Оба с модными портфелями типа «дипломат», с футлярами для чертежей, оба высокие, стройные, весёлые. Казалось, они не видят никого вокруг в эту минуту. Мы посторонились. Молчанов долго глядел им вслед. Что виделось ему? Юность в рваных сапогах? Большая трудная жизнь? Война? Призывный гудок паровоза?

— Вы заметили, какие они красивые? — спросил Иван Сергеевич. — Как озарены их лица внутренним светом взаимной любви? Только бы не было войны… Только бы они не узнали, что это такое…

II

В густых борах на Смоленщине затерялась небольшая деревенька Жипино. Жители этих мест издавна крестьянствовали, а осенью, когда урожай был уже в закромах, мужики тянулись в город. Кто с лошадью — заниматься извозом, кто с пилой да топором — дома ставить, кто сына-подростка в ученье определять.

Сергей Молчанов был мужик степенный, хозяйственный. Он и жену себе выбрал такую же — крепкую, умелую. Агриппиной звать.

Получил от своего отца Сергей коня, на нём-то и стал ездить в город. Всякую поклажу возил, а чаще лён. Силы было у Сергея хоть отбавляй. Еще парнями выйдут, бывало, на выгон, когда только травка пойдёт, силой меряться, всех Серёга кладёт на спину.

Лён, он на вид лёгкий, а кипу поднять не каждый мог. Дела шли у Сергея споро. Быстро свёл знакомство с мелкими купчишками. Те вскоре поняли, что Серёга Молчанов хоть и сильный, да голос за себя не подаст, хоть и неглупый, да не очень смекалист в денежных расчётах. Вина не пил, табаку не курил — это тоже козырь: лён купеческий не подожжёт.

Однажды, как раз перед Новым годом, повёз Сергей ленок в Вязьму.

— Не ехал бы, — просила Агриппина, — худо мне…

— Я мигом — одна нога тут, другая там. Сама понимаешь, избу новую будем ладить, копейка понадобится.

Поехал, ну а в городе ещё подряд подвернулся — дрова привезти, кирпич доставить. Добрался домой к вечеру последнего дня уходящего года, а утром 1 января 1908 года Агриппина мальчика родила. Первенца нарекли Иваном.

Потом дети пошли друг за дружкой. Четырнадцать ребят родила Агриппина, да лишь шестеро выжили.

Когда Ване было лет пять, отец надорвался. Думал, всё ему под силу, думал, сносу нет. Осенью в болотце телегу затянуло, стал Сергей Артемьевич лошадке помогать. Дальше — глубже, вязнет телега. Надо бы лён сбросить, да вода кругом — товар попортится. Присел Сергей Артемьевич, плечи богатырские свои вдавил в телегу, приподнялся на трясущихся ногах, лошадь рванула, вытащила воз на горушку. Но с тех пор ушла сила из рук и ног, спина словно окаменела. Ходил Молчанов к бабкам-знахаркам — не помогло. Пролежал зиму на печи, к весне малость оправился. С той поры в их избе надолго поселилась нужда. Но нет худа без добра — не взяли зато на германский фронт, остался в доме кормилец, хоть никудышный, да всё же…

— Не горюй, жена, скоро Ванюшка подрастёт, — утешал Агриппину Сергей Артемьевич, — вот и будем мы с ним управляться — малый да хворый, если сложить, то вроде как один мужик стоящий и получится.

За одного мужика они не сошли, но дело всё же делали. За плугом вместе ходили — отец за одну ручку держит, Ваня за другую. Косу маленькую отец наладил, обучил, как пилу держать, как рожь сеять. Рано задубели ладошки у Вани Молчанова. Прежде других ребятишек-погодков повзрослел малец.

— В нашу, молчановскую, породу, — усмехался отец, глядя, как Ваня сноровисто насаживал сено на вилы и метал на телегу.

Зимой Иван вязал мережи — мать напряла крепких ниток.