Бабье лето инженера Фонарёва [Михаил Хаимович Городинский] (fb2) читать постранично, страница - 8
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
В эти дни он пребывал в полной гармонии – как с миром в целом, так и с отдельными его частями. Не было претензий к будущему, не было наивной мысли сожалеть о чем-то прошлом, несбывшемся, и потому он сполна наслаждался лесной благодатью, звуками, тишиной, теплом и дождями. И стало казаться, дело вовсе не в корзине, которая наполнялась, тяжелела, и опустей вдруг лес, это чувство уже не исчезнет, никогда его не покинет. Впервые Фонарев не стеснялся своей беззаботности, как будто сделал все, что ему полагалось, а уж как сделал – не ему судить, и, кроме тех, свадебных и прибалтийских, не было долгов, и не было просьб и пожеланий; и почудилось: приди вдруг смерть, он шагнет в непостижимость так же беззвучно, спокойно, как шагал сейчас по мху и вереску.
Знакомым маршрутом на ремне он волок корзину к поезду, не подозревая, что тянет вес в общем-то ему непосильный, – мобилизовались какие-то скрытые, доселе никак не проявляющиеся резервы. Однажды, когда электричка уже скользила мимо платформы, он оступился, чуть не упал, грибы рассыпались, часть отвалившихся шляпок даже скатилась вниз; пришлось собирать и ехать на следующей, через час пятьдесят.
Увидав его корзину, люди замирали, улыбались, пугались, останавливались, некоторые старухи крестились, дети отставали от мам; люди сразу что-то вспоминали, строили планы, вздыхали, кое-кто отваживался с Фонаревым заговорить, и все глядели – на него, на грибы, пытаясь как-то связать эти два явления, не прибегая к помощи чуда.
Обрабатывали с Викторией Михайловной, один вечер помогала Ира.
Доставив четвертую партию – сто двенадцать штук, опустив за порогом корзину, чувствуя, что уже не в силах донести ее до кухни, он догадался, понял: что- то произошло, даже сквозь грибной дух, видимо уже навсегда пропитавший жилье, он почуял: был скандал. Лицо тещи, пришедшей на кухню за валокардином, но-шпой и термосом, подтвердило: Ира и Света. В их тяжбы Виктория Михайловна не вмешивалась, просто, запасшись лекарствами, термосом и сухарями, запиралась в своей комнате и оттуда не выходила, как правило, и на следующий вечер тоже. У Андрея играла музыка – негромко, утешительно. Ира вязала, подключив энергию обиды к спицам, и казалось, кусок носка и был тем, что она недоговорила, недокричала невестке.
Жена не подняла головы, Фонарев знал: лучше не трогать, ничего хорошего не услышишь. Все же постоял в дверях и пошел обратно – переодеваться, мыться, выуживать лосиных блох, ужинать и разбираться с грибами. Чем он мог им помочь? Что он мог сказать? Одна хотела бы жить отдельно, и другая хотела бы жить отдельно, и эти перебранки нужны, чтобы показать, кто сильнее этого хочет и больше заслуживает и у кого меньше терпения ждать.
Он провозился до глубокой ночи. Приходил Андрей – ставил чайник, относил Свете еду, сказал: «Привет». Ира заглянула уже в халате, ей очень хотелось договорить – подвернулся Фонарев.
– Я тебя прошу, хватит, ну хватит нам грибов!! – В голосе мамино железо, уже чистое, без примесей.
Виктория Михайловна была другого мнения. Утром, складывая готовый ценный продукт в синюю наволочку, нацепляя пухлую наволочку на безмен, она успокоила:
– Иру, что ли, не знаешь... Вчера сказала, сегодня забыла. Езжай. Год хоть и не грибной, но в таких местах, как Симакино... Да и деньков-то тебе осталось...
Вечером, подъезжая в поезде к городу, он принял решение домой грибы не везти: может кончиться истерикой, Ира под горячую руку возьмет да и выкинет все, в придачу и наволочку, и колпаки,– он представил, как легко, бесшумно проскальзывают они в унитаз. Мишка с Ольгой были в Юрмале, а то отвез бы им.
Он притащился в зал ожидания, сел, аккуратно поставил корзину между ног, прикрыл газетой. Была половина девятого, скоротать предстояло часа три. Рядом освободилось место; он переставил корзину на скамью, подложил свою вязаную шапочку с помпоном, примерился щекой – нормально, взглянул, не примялись ли грибы, снова прилег, немного поерзал, уснул.
Проснулся в начале двенадцатого, приладил поудобнее ремень и, не торопясь, чтобы подрастянуть час езды, поволок корзину в метро.
Его расчет оправдался. У Иры и Виктории Михайловны было темно, только у Андрея горел ночник. Он решил нигде не зажигать свет, осторожно снял обувь, в носках прошел на кухню, вставив бумажный пыж, плотно прикрыл дверь, включил духовку, расстелил на полу газету и придвинул ее поближе к короткому красноватому свету домашнего очага, расставил корзину, миски, приготовил шампуры, после чего сел по-турецки и принялся за грибы.
Последние комментарии
1 минута 13 секунд назад
41 минут 51 секунд назад
43 минут 17 секунд назад
2 часов 42 минут назад
8 часов 48 минут назад
8 часов 59 минут назад