КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 703862 томов
Объем библиотеки - 1319 Гб.
Всего авторов - 272246
Пользователей - 124517

Новое на форуме

Впечатления

DXBCKT про Дроздов: Князь Мещерский (Альтернативная история)

Поскольку уже в части предыдущей герой фактически достиг «своего потолка» (как и в плане наград, должностей, так и в плане помолвки с … ) было очень интересно увидеть — куда же именно «повернет» автор дабы развить тему «с малыми перспективами»))

Ну а поскольку сам ГГ давным давно не довольствуется простой работой хирурга (пусть и даже «на высших командных должностях» приближенных «к его императорскому величеству»), то на первый

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Дроздов: Лейб-хирург (Альтернативная история)

Во второй части автор явно достигает «потолка» (осыпав ГГ чинами и наградами, а так же в плане «иных перспектив» героя), плюсом идет «полный провал легенды Штирлица» (так что вопрос наличия «вопросов к попаданцу» / упс, тавтология / автоматически снят с повестки))

Неким же отвлечением от основной линии (судьба героя) становится «паралельная нить» повествования жизни друзей (будущего барона и «кавалерственной дамы» от медслужбы)).

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Дроздов: Зауряд-врач (Альтернативная история)

Поскольку в последнее время меня основательно «унесло» в сторону аудиоверсий (а не бумажно-электронных вариантов произведений) для меня некоторой проблемой стала не сколько художественная часть, сколько озвучка книги (а именно чтец). Случайно же набрев на данную серию (нечитанную мной ранее), и уже имея некоторое впечатление об авторе — я без сомнений взялся за нее (ибо все остальные варианты были «не айс»))

В начале книги

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Царевна (Героическая фантастика)

Вторую часть (как собственно и первую) я прочел «уже на бумаге», благо доставка (на сей раз) сработала весьма оперативно... По части второй (коя так же была прочитана «влет»)) нельзя не отметить некоторое (пусть и весьма вынужденное) отступление от центрального персонажа, в пользу второстепенных фигур (царь, царевич, король и королевич)) + «по ходу пьесы» пошло весьма долгое описание «всяких там сражений» времен «завоевания Кемской

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
kiyanyn про серию МНС

Кажется, да Винчи сказал, что великое уродство встречается столь же редко, как и великая красота?

Вот так и великий бред встречается так же редко, как и хорошие произведения.

Но встречается, примером чему сия, гм... графомания.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
iv4f3dorov про Кулаков: Цивилизатор в СССР 1980 (Альтернативная история)

Либерман или как там его ещё спасает СССР? Тем что тащит за уши горбачишку? Афтырь ты мудак.

Рейтинг: +4 ( 4 за, 0 против).
greatcommy про Чехов: Полночь, XIX век (Антология) (Социально-философская фантастика)

Истинным ценителям

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).

The world of Fantasies (СИ) [S Lila] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Существует столько историй о запретной любви, поражающих наше воображение, заставляющих сердце в груди тревожно сжиматься, будто ощущая ту боль, что испытывают влюблённые, которым быть вместе не дано. Которые обречены скрывать свою любовь, сжигающую их изнутри, сгорать в ожидании момента, сулящих редкий взгляд и едва ощутимое прикосновение, так сладко отзывающееся в груди. Невыносимо. Невыносимо жестоко.

Кэролайн знала не понаслышке об этой жестокости и боли, покорно играя роль послушной дочери, всегда вставая на сторону отца и показывая, что достойна занять место за столом Вершителей — высших вампиров, контролирующих и обеспечивающих порядок, карающих за неподчинение и умело скрывающих присутствие диких существ от людей, не желая привлекать к себе лишнее внимание и предпочитая оставаться в тени.

Разговоры проходят мимо ушей, но ни одного признака этого на её лице невозможно узреть. Она чуть улыбается, приветливо и мягко, как учили с рождения, вместе с тем прививая жгучую ненависть к оборотням, главным врагам, вот уже как сто лет порабощённых и взятых в рабство.

Она ощущает на себе его мягкий и чертовски тёплый взгляд, ощущает и, не справившись с искушением, едва заметно поворачивает голову в его сторону, тотчас же встречаясь взглядом своих голубых глаз с его серыми. Всего миг. Такой короткий, невыносимо короткий, отозвавшийся ударом страдающего сердца. Не имеет права его любит. Не имеет. Но любит.

Его взгляд, кажущийся сперва холодным, всё же был наполнен теплом, которое могла разглядеть лишь она. Та, что поспешила отвести взгляд, боясь вызвать гнев отца, стоящего по правую сторону от неё, ведя беседу с главой другого клана, изо всех сил стремясь с ним наладить натянутые отношения.

Кэролайн не имела права любить оборотня, не имела права даже смотреть него, ведь они значат не больше грязи под ногами избранных. Грубые животные, которым место на цепи. Звери, которых вампиры, на всеобщую радость, смогли поработить, практически истребив весь их вид, оставив лишь небольшую горстку, чтобы создать преданных рабов.

Он стоял в углу комнаты, наполненной вампирами, понуро опустив голову, прекрасно зная своё положение, не в силах противиться беспощадному внушению, полностью подавляющему его волю, волка внутри него, так и просящегося наружу. Жаждущему ощутить кровь врагов, в клочья разорвать их глотки и упиваться смертью. Но, увы, это невозможно. Внушение слишком сильное, слишком продуманное, не оставляющее даже малейшей возможности на восстание, и ему остаётся лишь смириться.

Клаус видит, как она, поспешно поставив пустой бокал шампанского на поднос официанта, уходит. И чутье волка ощущает её состояние, ощущает исходящую от неё злость, с примесью боли, которая заставила его внутреннего зверя завыть и последовать за ней.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, он тайком крадётся в дальнюю комнату, зная, что Кэролайн любит прятаться именно там, среди высоких полок с книгами, будто бы желая затеряться в этом обилие историй.

— Что случилось? — тихонько прикрыв за собой дверь, спросил Клаус, обнаружив её стоящей у окна и с грустью смотрящей на горизонт.

— Я уезжаю. Завтра, — коротко, надломленным голосом произнесла она, едва сдерживая слёзы, которыми были наполнены её голубые глаза, — Отец выдаёт замуж за вампира из другого клана, желая укрепить наши отношения.

— Нет, — не веря в услышанное, Клаус отрицательно мотает головой из стороны в сторону, стараясь убедить себя, что всё это обман, что она никуда не исчезнет, что останется с ним. Навсегда, — Я не позволю…

— Ты ничего не можешь сделать! — воскликнула Кэролайн, резко поворачиваясь к нему лицом и стремительно подходя к нему вплотную, затаив дыхание от этой запретной близости, — Мы знали заранее, что это всё обречено.

Волк внутри него выл, метался, старался изо всех сил вырваться из клетки, так долго сдерживающей его, заставляющей клокотать всё внутри от гнева, жажды обрести свободу. Жажды ощутить, каково бегать по лесу, вдыхать ночной воздух, охотиться. Каково быть оборотнем, а не жалким рабом.

Сделав резкий шаг к ней навстречу, Клаус, грубо схватив её за белокурые локоны, небрежно струящиеся по плечам, притянул к себе, впиваясь в губы поцелуем, таким отчаянным, горьким, наполненным болью от неизбежности скорого расставания.

— Я люблю тебя, — всхлипнув, проговорила Кэролайн, мягко гладя ладонями его лицо, нежно и невесомо, заставляя его прикрыть глаза и сделать болезненный вдох, обжигающий всё внутри.

— Я люблю тебя, — Клаус обвил её талию своими горячими и сильными руками, прижимая её хрупкое тело к себе, желая в последний раз ощутить её тепло, запах, мягкость кожи. — Давай сбежим? — вдруг предложил он, с такой надеждой во взгляде, с ярым желанием её не отпускать, пойти против воли господ.

— Мой отец выследит нас и убьёт, — Кэролайн понимала заранее исход этого неповиновения, не желая подвергать его жизнь риску; уж пусть они будут не вместе, зато она не станет причиной гибели любимого.

Она смотрела в его глаза, уже не сдерживая горьких слёз, так и катящихся по её щекам, заставляющих крепче цепляться в его плечи, чуть сдавливая пальцами, напоследок запоминая, каково касаться его, ощущать обжигающий жар его кожи, прикосновений и вкус губ. Самых нежных, самых желанных.

Поддавшись навстречу, Кэролайн вновь поцеловала его, боясь того момента, что всё близился и близился. Она должна уйти, она должна отпустить его. А он, будто чувствуя этот скорый миг расставания, ещё крепче прижимал её к себе, углубляя поцелуй, страстно сплетаясь своим языком с её, выражая все свои чувства, о которых она и так знала, с болью вспоминая все проведённые вместе моменты, сжигающие их сердца изнутри.

— Я должна возвращаться, — с трудом отстранившись от него, прошептала Кэролайн, — Забудь о нас, мы не можем быть вместе, Клаус, — она, напоследок мягко и нежно коснувшись его губ поцелуем, уткнулась лицом в его грудь, с жадностью вдыхая любимый запах её оборотня в последний раз.

А затем, резко отстранившись, поспешно направилась к двери, не в силах обернуться; не в силах посмотреть на него, ощущая, как сердце в груди кровоточит, а боль мешает ей думать, мешает дышать.

И решение приходит так быстро и так неожиданно, заставляя её на миг перестать плакать. Кэролайн понимала, что не сможет справиться со своими чувствами, так что, остался лишь один единственный выход — отключить их, чтобы не ощущать больше эту дикую боль, выворачивающую душу наизнанку. Просто отключить. И всё. Боль тут же утихнет. Это ведь так просто.

========== Suffer from Halloween, The Great And Terrible (Клаус/Кэролайн) ==========

— Сиди смирно, иначе попаду этой кисточкой тебе в глаз, — шикнула на мужа Кэролайн, выводя аккуратные линии на его лице специальными красками, делая из него зловещего графа Дракулу, по прихоти трёх очаровательных особ, весело хихикающих, сидя на пушистом ковре.

Клаус злобно поджал губы, зыркнув на них строгим взглядом, вынудив поспешно отвернуться, и вновь посмотрел на Кэролайн, упрямо сжимая пальцы в кулаки и сводя брови к переносице, состроив обиженную мордашку.

— Я и так вампир, Кэролайн. Какой смысл раскрашивать меня этой дрянью? — пробурчал недовольно он, поморщившись от очередного липкого мазка краски, не понимая каким образом этому женскому настойчивому сообществу, во главе с неугомонной мамочкой, удалось его уговорить отмечать Хэллоуин.

— Потерпи, — мягко улыбнулась ему она, — Если будешь себя хорошо вести, то я позволю ночью раскрасить своё тело, — шепнула бывшая мисс Форбс, доверительно подавшись к нему чуть навстречу.

Клаус же резко вскинул голову в ответ на эти слова, расплываясь в широкой улыбке, и обвил её талию руками, ещё чуть ближе притягивая жену к себе, смотря на неё снизу-вверх, так коварно и многообещающе, заставляя её нервно сглотнуть, усилием воли заставив себя вернуться к кропотливой работе.

— А что мне будет за те десять тыкв, что я освежевал? — вопросительно изогнув бровь, поинтересовался он, с любопытством наблюдая за малейшими изменениями её мимики.

— Клаус, это же Хэллоуин, — наиграно тяжело вздохнула она, — У нас трое детей, ты можешь быть не таким Скруджем?

— Сейчас не Рождество, дорогуша, — хмыкнул Майклсон, ловко подметив её промах, — Неудачное сравнение.

Кэролайн закатила глаза, предусмотрительно прикусив свой острый язычок, понимая, что в словесной перепалке с ним у неё нет шансов. Как вообще можно спорить с этой ходячей энциклопедией, которая знает всё на свете?

— Ну вот, — придирчиво оглядев результат своих трудов, заключила Кэролайн, довольно улыбнувшись, — Готово.

— Я получу сегодня поцелуй от коварной ведьмы? — многозначительно посмотрев на её остроконечную шляпу и старомодный корсет, невинно поинтересовался Клаус, обхватив её бедра руками и чуть сжав их, срывая тихий стон с её губ.

— Хоть сто, если ты не будешь бурчать как вечно недовольный жизнью старикашка, — усмехнулась Кэролайн, склоняясь к нему ближе и касаясь своими губами его губ, мягко и игриво, вынуждая его довольно улыбнуться и чуть смягчиться.

Клаус тут же притянул её к себе, усадив сверху, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, уложенные в аккуратные локоны, нервным движением скидывая глупую шляпу с её головы и тут же углубляя поцелуй, страстно сплетаясь с её языком, поглощая всю её этим жгучим поцелуем.

— Фу-у-у-у, — раздались синхронно три детских голоска, вынудившие взрослых резко отстраниться друг от друга и перевести взгляд на три хитрых личика, во всю наблюдающих за ними. — Они слюнявятся, — протянули девочки, переглянувшись между собой, и смешно скривились.

Увидев это, Кэролайн заливисто засмеялась, пряча голову у него на груди и ощущая, как его тело трясется в беззвучном смехе, а сильные руки обвивают её талию, крепко обнимая, даря ощущение безопасности и безграничного счастья, наполненного семейным теплом.

========== Love full of pain (Клаус/Ребекка) ==========

Грань между тем, что приносит нам боль и что поддерживает нас, гораздо тоньше, чем можно подумать. И этой самой гранью, причиняющей умело боль и возносящей на вершину блаженства, была она. Та, чей голос он так отчётливо сейчас слышал в темноте, беззвучно ступая по их следу, загоняя всё глубже и глубже в лес, улавливая запах их страха. Её страха, отчего-то ставшего для него усладой, словно выдержанное в дубовых бочках вино. Такое насыщенное и терпкое, дарящее неповторимое послевкусие и распаляющее голод, вызывающее жажду крови, её и того ублюдка, кто посмел её отнять.

Он слышал беспокойный стук их сердец, тревожный шёпот, живо представляя тот момент, когда вырвет её предательское и лживое сердце из груди, так же как она поступила с ним, оставив на грязном полу психбольницы с клинком в груди, дарящем агонию, которая ей покажется лёгким отдыхом, перед тем, как он покажет ей все оттенки боли, заставив мучиться от каждого вздоха.

Его дражайшая Ребекка, его любимая сестра, стала той, кто сумел причинить ему боль. Адскую. Нестерпимую. Незабываемую. Ранее не испытанную. Клаус навсегда запомнит ту жуткую секунду, когда узрел правду. Именно Ребекка была той, кто привела Майкла в город. Она предала свою семью, поставив их жизни под удар, лишила его дома, сына, чьё сердце забрала в свои коварные сети, лишь для того, чтобы быть вместе с очередным — недостойным — её мужчиной.

А ведь он даже позволил ей тогда быть счастливой, по глупости решив, что хватит уже причинять ей боль. Пора отпустить. Пора позволить ей обрести своё собственное всегда и навечно с другим, избавив от столь омерзительной связи с братом, великодушно позволив ей забыть о тех жарких ночах, о грубых поцелуях, распаляющих страсть своей запретностью ещё больше. Впервые Клаус готов был пойти на жертву и так нещадно поплатился за это.

— Пожалуйста, — всхлипнула Ребекка, замерев посреди поляны, как только её брат показался из-за деревьев, пятясь назад и уповая, что сил у Марселя хватит, чтобы хоть ненадолго замедлить его, хотя бы на чуть-чуть, чтобы выиграть время, лишь пару секунд хватит.

— Ну же, сын мой, не прячься, — усмехнулся Клаус, переводя взгляд серых глаз, горящих жутким янтарём, чуть влево, как раз туда, где прятался предатель, ожидающий момента напасть, как всегда, подло и исподтишка; но время игр прошло.

Марсель медленно вышел из своего скудного укрытия, затравленно смотря на своего создателя и, по правде говоря, беспокоясь лишь о своей жизни. Чувства к Ребекке безусловно были, живя где-то в его сердце отблеском былой любви, трепетной и самой первой. Такой светлой, но омрачённой в очередной раз непонятной для него ревностью её брата. Разрушительной, сносящей на своём пути всё, пропитанной столь сильной яростью, вызывающей непроизвольную дрожь.

— Скажи мне, Марселлус, — издевательски протянул Клаус, шагнув навстречу к своему некогда лучшему другу, ученику и приемнику, самой большой его ошибке, — Что же ты выберешь? Мою сестру или всё же трон? Подумай. Даю слово… что бы ты не выбрал, ты это получишь.

Ребекка застыла, смотря на возлюбленного с вымученной улыбкой, глотая подступающий к горлу комок слёз и не сомневаясь, что вот-вот он произнесёт её имя. Наконец, выберут её. Наконец, она ощутит всю силу той самой, долгожданной любви, греющей её давно мёртвое сердце. Клаус поймёт, что нашёлся достойный мужчина, поймёт и пощадит его. Во всяком случае, на это она уповала, впервые за свою бессмертную жизнь молясь о спасении.

Марсель потупил взор, делая нервный вдох и бросая на Ребекку обеспокоенный взгляд, зная, что последующие слова разобьют её хрупкое сердце. Но жажда власти, неуемное желание вернуть себе трон перевесили чашу весов совсем не в пользу первородной вампирши, ставшей инициатором гибели Нового Орлеана тогда. Больше он не допустит такой ошибки, решив выбрать город, снова став заслуженным королём. Это единственный шанс вернуть то, что, как он считал, принадлежит ему по праву.

— Новый Орлеан, — вздёрнув подбородок, чётко и уверенно произнёс он, слыша болезненный всхлип сорвавшийся с её губ, видя, как налились кровью глаза Клауса, стоило ему только услышать ответ — неверный ответ.

Его рука резко взметнулась вверх, а затем была лишь боль. Дикая, заставляющая жадно хватать ртом воздух, силясь сделать вдох, ощущая его пальцы, с силой сжимающие его сердце в пробитой грудной клетке, мучая напоследок. И Марсель, смотря в глаза своего создателя, понимал, что ему не выжить. В серых бездушных глазах читался приговор, который он привёл в исполнение всего через долю секунды, безразлично смотря на упавшее к его ногам грузное тело.

Ребекка громко всхлипнула, оседая на землю и смотря на труп Марселя, с ужасом переводя взгляд на окровавленную руку брата, всё ещё сжимающего его сердце. Он, с отвращением сдавливая орган и брезгливо откидывая его от себя, неотрывно смотрел на сестру с превосходством, будто бы в очередной раз коря её за ошибку; за то, что посмела выбрать не его, вновь доверив своё хрупкое и израненное сердце подонку, по своей глупости и наивности.

— Я тебя предупреждал, — тихо сказал он, вынуждая сестру вздрогнуть и, пошатнувшись, подняться на ноги, смотря на него усталым взглядом потухших голубых глаз, только сейчас заметив изогнутый магический клинок в его смертоносных руках.

— Это всё действие этого кинжала, он… — слабая попытка его вразумить была сломана о холод в его глазах и безразличие, читавшееся во взгляде.

— О, нет. Как раз этот кинжал и помог мне обрести самого себя, — перебил её Клаус, расплывшись в злобной ухмылке, наставив на неё оружие и шагнув чуть ближе, — Сперва я слушал глупые россказни барменши, подвергаясь осуждению за то, что люблю тебя. Правда… не долго, её кровь нужна мне была, чтобы восстановиться.

— Т-ты убил Ками? — недоверчиво переспросила Ребекка, задрожав от страха, когда клинок коснулся её ключицы, медленно скользя туда, где всё ещё билось её разбитое сердце, заставляя его болезненно сжаться от страха.

— Да, перегрыз ей глотку, чтобы не слушать ненужные нотации недопсихолога, которая ни черта не смыслит в жизни. А теперь и этого… — Клаус пнул ногой труп Марселя, окидывая его безразличным взглядом, будто бы вовсе не растил его, не любил прежде, как сына.

— Когда же ты уже оставишь меня в покое? — всхлипнула Ребекка, вдруг с силой схватившись за рукоять клинка, чуть соприкасаясь пальцами с его ладонью, ощутив его дрожь, — Никто не будет меня достоин в твоих глазах. Никто и никогда. Не так ли? Надо было убить тебя, пока была возможность! Ублюдок! Так что, давай!

Тишину ночи наполнил оглушающий звук пощёчины. Такой сильной, с несвойственной ему эмоциональностью, мгновенно выдавшей его уязвлённые чувства, спрятанные глубоко внутри, вот уже на протяжении долгих тысячи лет. Он опять проиграл им, сдаваясь под гнётом этой постыдной слабости.

— Успокоилась? — стерев выступившую кровь с её губы, неожиданно мягко проговорил он, откидывая от себя жуткий клинок, пропитанный тёмной магией, — Ты моя, запомни. Ни один мужчина никогда не будет подле тебя. Ты принадлежишь мне. Ты моя сестра, — ласково проведя пальцем по её губам, хрипло произнёс Клаус, ловко пресекая все её попытки вырваться, хватая за хрупкие запястья и ощутимо сдавливая их, слыша тихий хруст костей и её болезненный всхлип, — Мы связаны кровью, Ребекка. Я всегда буду частью тебя, нравится тебе это или нет.

Слёзы катились по её щекам и она понуро опустила голову вниз, сдаваясь, ломаясь под этой жестокостью, невольно вспоминая каждого убитого мужчину, посмевшего пленить её сердце. Они все были мертвы, лишь потому что позарились на то, что принадлежит её эгоистичному брату. Сколько раз Клаус ставил её перед выбором? Сколько раз бездушно закалывал, лишь бы удержать её? Не сосчитать. И эта пожизненная агония уготовлена ей, Клаус никогда не позволит ей быть счастливой. Пора смириться.

Его пальцы грубо сомкнулись на её подбородке, приподнимая её лицо вверх, и его губы тут же обрушились на её, сминая их в жёстком, подавляющем волю поцелуе, заставляя её сдаться, безвольно повиснув в его руках, и робко ответить на поцелуй, вызывающий страх, отвращение и, что самое ужасное, давно забытое удовольствие от вкуса запретного плода. Весь ужас их отвратительной связи заключался в том, что она всегда — неизбежно — будет выбирать его, сколько бы боли он ей не причинил.

========== Sex and the city (Клаус/Кэролайн) ==========

Очередное Нью-Йоркское утро ничем не отличалось от долгой вереницы предыдущих, за исключением того, что Ребекка Майклсон сегодня неприлично опаздывала на встречу с подругами, уже сидевшими в их излюбленном заведении, следуя традиции субботнего завтрака вместе, за чашечкой кофе и свежей порцией сплетен.

Оживлённые улицы города, обычно вызывающие умиротворение, сегодня неимоверно раздражали. Так же как и редкие порывы ветра, вынуждающие волосы то и дело лезть в глаза и прилипать к нежно-розовому блеску для губ, изрядно трепля нервы.

Когда она уже наконец оказалась на летней площадке кафе, то смогла свободно вздохнуть, мысленно проклиная свой разрядившийся телефон из-за которого не сработал будильник. Ко всему прочему, ещё и вчерашний вечер не задался, заставив блондинистую особу пригубить полбутылки игристого вина, прежде чем лечь спать, добавив в копилку плохого настроения щедрую горсть монет.

— Скажите мне, с каких это пор найти нормального мужчину стало так сложно? — плюхнувшись на единственный оставшийся свободный стул, недовольно произнесла Ребекка, всем своим видом показывая, что очередное свидание закончилось полным крахом.

Им вовсе не нужны были все эти приветственные поцелуйчики в щёку и предисловия, хоть не слишком уж долго они дружат. С Ребеккой, переехавшей три года назад из Лондона, так вообще от силы полтора года, но что-то неподвластное разумному объяснению смогло сплотить их, вынудив так крепко прикипеть друг к дружке.

— Да я даже на покупку дорогущих туфель решаюсь быстрее, чем нахожу мужчину на ночь. Чем тут удивляться? — усмехнулась Кэролайн, пододвигая к подруге порцию её любимого омлета с сыром и помидорами — фирменного блюда в здешней кафешке, в которой они так любят завтракать.

— Не поняла, а это тут причём? — недоумённо посмотрев на неё, поинтересовалась шатенка, беря в руки чашку с ещё не остывшим зелёным чаем, отдающим запахом мёда и цедры лимона.

— Не тупи, Елена! — воскликнула Кэролайн, всплеснув руками, — Если я не могу найти мужчину для секса, то как можно найти себе потенциального мужа в этой обители разврата?

И тут повисло молчание, затяжное, но вовсе не удручающее, содержащее в себе все их ещё не сбывшиеся желания об уюте и спокойствии в надёжных мужских руках.

— Да ладно вам, Нью-Йорк не так уж и плох, — попыталась разбавить их пессимистичное настроение Бонни, которая являлась своеобразным голосом разума в их небольшой компании.

— Говорит та, чей парень оказался геем, — разбила в пух и прах её мелкий довод Бекка, даже не стараясь скрыть смешок, который слетел и с губ остальных, стоило им только вспомнить тот конфуз с Джереми, модным фотографом известных журналов.

— Нет, ну что не так с этим городом?! — возмутилась Кэролайн, впрочем, не удивив никого своей гиперэмоциональностью, — Вчера познакомилась с мужчиной в приличном ресторане Ист-Сайда. Мы мило побеседовали за ужином, а потом поехали к нему. И знаете, что меня ожидало?

— Что? — в один голос спросили они, нетерпеливо поддавшись вперёд, прекрасно зная, что у Форбс неинтересной истории быть не может, особенно когда это касается мужчин, потому Елена предусмотрительно и поставила чашку на стол.

— Наручники и плётка, — фыркнула она, поморщившись лишь от одного воспоминания об испорченном безнадёжно вечере, который так хорошо начинался.

— И когда это тебя останавливало? — поинтересовалась Бонни, пытливо смотря на взбалмошную блондинку, которую запросто можно было бы сравнить с героиней «Секса в большом городе», неотразимой Самантой Джонс.

— Согласна, я не против подобного рода шалостей в постели…

— Не против она. Очень даже за, — перебила её Бекка, хмыкнув и встретив сердитый взгляд голубых глаз, похожих на грозовое небо, — Ладно, молчу.

— Дело было даже не в этом. Этот придурок снял свои штаны, а у него ярко-розовые стринги с изображением Playboy, — Кэролайн выдержала паузу, оглядев поочередно подруг, готовых уже вот-вот громко засмеяться, — А затем из его рта полились все эти словечки, которые настолько пошлые, грязные и совсем не подогревающие интерес, что уши в трубочку свернулись. Так что, после просьбы его ударить, я врезала этой дебильной плёткой ему по лбу и ушла.

На этот раз сдержаться было невозможно и улицу озарил звонкий женский смех, раздавшийся почти синхронно, вынуждая и Кэролайн поддаться всеобщему веселью. Ведь, по правде говоря, по происшествии времени этот экземпляр вызывал в ней лишь смех и только.

— Ну вот, оставила бедолагу кролика, — сквозь приступы смеха проговорила Бекка, стирая выступившие на глаза слёзы.

— И это уже не первый раз, когда мне так везёт на каких-то чудаков! Один вообще после секса… — Форбс наклонилась к ним ближе, одарив загадочным взглядом, будто бы собираясь раскрыть тайну убийства Кеннеди, не меньше, — … заплакал

— Ну, быть может, у него давно не было. С кем не бывает, — смеясь, проговорила Бонни, покачав головой, поражаясь той раскованности, с которой она говорит о своей личной жизни, хотя слова скромность и Кэролайн Форбс однозначно являются антонимами.

— Одного вообще было не заткнуть. Такое ощущение, что он выступал на семинаре, а не сексом занимался. Ну почему нельзя дать мне хоть одного нормального мужчину? Хотя бы для секса.

— Почему только для секса? Тебе не хочется настоящих отношений? Они ведь не всегда строятся только на постели, — Елена однозначно здесь была самой романтичной натурой, доверчиво полагаясь на то, что все мужчины в глубине души белые и пушистые.

— Ошибаешься, Елена. Секс — это лакмусовая бумажка для отношений. Хороший секс — залог крепких взаимоотношений, — Кэролайн была неприступна, упертая до невозможности, она частенько умело оперировала имеющимися в запасе железными доводами, — Вспомни Деймона. С кем у тебя ещё был такой долгий роман?

— Ничего себе, вот это красавчик, — вдруг протянула Бонни, смотря за спину Кэролайн и Ребекки, вынуждая двух блондинок синхронно обернуться, в поисках того, кто же привлёк такое внимание их подруги, совсем позабыв о разгоревшемся споре.

— Вы только посмотрите на это лицо, — признала Елена, пристальным взглядом сканируя его благородный и чётко очерченный профиль, задерживаясь на пухлых и сочных губах.

— Какое лицо? — усмехнувшись, мельком посмотрела на подругу Кэролайн, — Глянь на тело. Вы когда-нибудь видели, что б мужчине ТАК шла обычная хенли? Чёрт, да он ходячий секс.

— Кажется, он идёт сюда, — взволнованно прошептала Елена, тут же отвернувшись, когда незнакомец посмотрел в их сторону, и при этом покрылась лёгким румянцем.

Мужчина и вправду, осмотревшись, направился прямиком к их столику, медленно подходя всё ближе и ближе, чуть улыбаясь от пристального разглядывания одной из блондинок, оставаясь при этом невероятно самоуверенным, будто бы зная, какую реакцию вызывает у женского пола.

— Привет, сестрёнка, — склонившись ближе к Ребекке, он мягко прикоснулся губами к её щеке, видя удивление мелькнувшее в глазах её подруг, — Доброе утро, — оглядев девушек, чуть хрипловатым голосом произнёс он, останавливая свой взгляд на сидящей рядом с его сестрой особе, продолжавшей бесстыдно разглядывать его, так пристально и придирчиво.

— Знакомьтесь, мой старший брат, Клаус, — представила наконец его Бекка. — Это Елена, Бонни и…

— Кэролайн, — представилась сама блондинка, протягивая ему ладонь и одаривая своей самой обаятельной улыбкой, подкрепленной жарким взглядом, будто бы бросая ему этим вызов, который он просто-напросто не мог не принять, будучи таким же азартным и страстным игроком, как и она.

Клаус улыбнулся, обнажая свои совершенно очаровательные, мальчишеские ямочки на щеках, и, взяв её ладонь в свою руку, прикоснулся губами к костяшкам её пальцев, лишь одним этим движением вызывая в теле непроизвольную дрожь. И желание как следует врезать сидящей рядом Ребекки Майклсон стало просто непреодолимым. Ведь она совершила преступление, спрятав своего брата от неё!

И уже было понятно, чем же закончится сегодняшний день. Ведь все они знали об одной чудесной аксиоме, выявленной Кэролайн Форбс ещё в колледже: «Девушке нравится парень, парню нравится девушка — секс».

========== Fairy dust (Клаус/Кэролайн) ==========

Удушливый жар солнца опалял его кожу, вызывая неприятные и щиплющие ощущения от подсохшей солёной воды океана, а нерасторопные действия команды, пытающейся заделать трещину в правом борту корабля, раздражали до невозможности, вынудив его чертыхнуться и покинуть судно, погрузившись в прохладную воду чуть ли не с головой.

Чёртов остров, чёртова затея отыскать эту несносную мелкую букашку, хранящую у себя желанную пыльцу, так необходимую ему, чтобы разделаться с врагами, коих он накопил за свою жизнь. Кто ж знал, что она скрывается вовсе не в знакомой ему, как пальцы руки, Нетландии, а на одном из безымянных островов, подход к которым был щедро усыпан острыми булыжниками. Именно на один из таких скалистых камней они и напоролись, повредив корабль.

Капитан чувствовал, что она где-то здесь, полностью доверяя своим развитым инстинктам, которые ни разу его ещё не подвели, бесчисленное количество раз спасая жизнь. Они помогли создать имя, которое боялись, которое произносили шёпотом и с благоговейным страхом, чтобы не накликать беду. Все знали его флаг, все боялись попасться ему в руки, будучи наслышанными о его жестокости, в очередной раз подтверждая его неоспоримое влияние, сделав грозой этих вод.

Со злостью срубая ветки раскидистых кустов и деревьев крюком, Клаус пробирался всё глубже и глубже, в самые недры необитаемого острова, позволяя своему чутью вести себя, буквально ощущая близость её присутствия. Уж слишком долго он гонялся за ней, обыскав каждый сантиметр трёх соседних островов, заглянув чуть ли не под каждый камень, в попытке отыскать эту малявку, чей издевательский смех будто бы раздавался в его голове после очередной неудачи.

Он шёл на всё усиливающийся шум водопада, чувствуя кожей прохладу пресной воды, чуть ускоряя шаг, желая немного передохнуть и промочить пересохшее горло, устранив горечь крепкого рома. Выйдя из-за деревьев, Клаус замер, с жадностью вслушиваясь в мелодичный голос белокурой девушки, сидящей у самой кромки воды, плетущей себе венок из девственно-белых цветов, букет из которых лежал на её коленях.

Она медленно повернула голову в его сторону, смотря через плечо, ничуть не удивившись его присутствию, и всё так же продолжала напевать незатейливую мелодию, ловко переплетая стебельки и заставляя его восхититься её чудным голосом, что звучал словно перезвон тысячи колокольчиков, маня похуже песни сирен.

— Я думал ты меньше, Динь-Динь, — выйдя ей навстречу, хмуро усмехнулся Клаус, грозно наставив острый крюк на безоружную фею, совсем не такую, какую он себе представлял, под влиянием ходивших о ней рассказов.

Она поморщилась и, водрузив себе пышный венок на голову, поднялась на ноги, отряхиваясь от мелких стебельков и листьев, позволяя цветам упасть на сочную ярко-зеленую траву, всё ещё хранящую на себе капельки кристально-чистой воды.

— Кэролайн, — сказала она, скрестив руки на груди, без какого-либо страха в голубых, как лагуна, глазах, окруженных длинными и густыми ресницами, — Меня зовут Кэролайн. И почему такое дурацкое прозвище досталось мне? — смешно нахмурилась она, совсем не походя на ту фею, что ему описывали плененные странники, любезно указавшие путь к этим островам, — Я ведь просто люблю медные вещи. Разве это повод называть меня так?

— А где же платьице из листьев и башмачки с помпонами? — хмыкнул Клаус, чуть опустив крюк и, отойдя на шаг, с любопытством рассматривая миниатюрную девушку, рост которой явно превышал описанный ему одним чудаком, клятвенно утверждавшего, что он чуть больше десяти сантиметров.

— А ты что, веришь всему что говорят? — чуть ли не топнув ножкой от возмущения и легкого раздражения, вызванного ненавистным ей прозвищем, капризно протянула она, заставляя его непроизвольно улыбнуться, — Так что ты хотел, пират?

— Пыльцу, конечно же, — как само собой разумеющееся, сказал Клаус, разведя руки чуть в стороны, вынуждая её заострить внимание на стальном крюке, что был у него вместо левой ладони.

— Вот эту? — вопросительно изогнув бровь, Кэролайн продемонстрировала ему небольшую колбочку на тоненькой веревке, висевшей на её шее, до этого скрытой под тонким белоснежным платьем, что струилось по её хрупкой фигуре, доходя до середины бедра.

— Именно, — довольно улыбнулся Клаус, пристально всматриваясь в мягкие черты её лица, тонко ощущая подвох в таком поведении.

— Ты её не получишь, — покачав головой из стороны в сторону, уверенно заявила она, вынуждая его сделать резкий вдох, поражаясь подобной самоуверенности и наглости, скользнувшей в нежном голосе.

— Это мы ещё посмотрим, — процедил сквозь зубы Крюк, резко сделав шаг ей навстречу, в попытке схватить желаемую пыльцу; однако фея оказалась куда проворнее, чем он ожидал, ловко увернувшись, озаряя пространство хитрым и звонким смехом.

— Нет-нет, Клаус. Не получишь, — помотала указательным пальчиком она, вновь пряча пыльцу под ткань платья, — Это абсолютно исключено. Ты злой, а пыльца — порождение доброй магии.

Клаус резко рванул вперёд, заставляя её испуганно вздрогнуть, но всё же остаться стоять на месте, пытаясь успокоить ускорившийся ритм сердца, храбро вздёрнув подбородок и посмотрев на него снизу вверх, тем самым бросая вызов.

— Отдай, — он крюком мягко поддел веревочку, медленно вынимая колбу вновь на солнечный свет и пристально наблюдая за переливающейся пыльцой, отливающей всеми цветами радуги так ярко, заставляя его слегка прищуриться.

Кэролайн вновь отрицательно покачала головой, упершись ладошками в его плечи, силясь сдвинуть с места мужчину, что был выше её на две головы, ощущая себя крайне неловко от такой близости и его физического превосходства.

Прикосновение нежных рук отдалось сладкой дрожью в его теле, напоминая ему, как давно он не был в женских объятиях, заставляя тело предательски среагировать и невольно придвинуться к ней, скользнув пальцами по светлым, пшеничным локонам, в которых играло солнце.

Клаус склонился чуть ближе к её лицу, опаляя своим горячим дыханием её губы, вдыхая пьянящий запах трав и цветов, что исходил от неё, не считая нужным бороться с возникшим искушением. Ведь он же подонок, в конце концов. Посмеиваясь над её реакцией, вводя этим её в крайнее замешательство и сделав необычайно притихшей, пират заметил растерянность, промелькнувшую в чистых голубых глазах.

Подавшись вперёд, он уверенно обхватил её тонкую талию своей рукой, в то же мгновение сминая губы в требовательном поцелуе, вынуждая её пискнуть и заколотить маленькими кулачками по его широкой спине, силясь прервать нежеланный поцелуй, отдающий привкусом рома.

Однако, с каждым движением его губ, сухих и чуть обветренных, с каждым легким прикосновением его языка, желание оттолкнуть его становилось всё слабее и слабее, потускнев под напором необъяснимых чувств. И она сдалась, расслабившись и обвив его шею руками, чуть приоткрывая губы и позволяя его языку скользнуть внутрь её рта, вызывая в теле сладкую дрожь.

Кэролайн прижалась к нему ближе, зная, что поступает неправильно; зная, что фея уж точно не должна одаривать мерзавца частичкой своего света, скрытой в каждом движении, взгляде, незначительном слове. Её пальцы скользнули в его жёсткие и чуть кудрявые волосы, слегка оттягивая, а затем прошлись по грубой щетине, отчего-то наслаждаясь опасностью, исходящей от него.

Внезапно поцелуй прекратился, так же стремительно, как и начался. И Кэролайн с визгом полетела вниз, погружаясь под воду, спустя пару секунд выныривая на поверхность и пронзая его недовольным взглядом, багровея от гнева и откашливаясь, стараясь избавиться от воды во рту. Ей до сих пор не верилось, что он посмел её толкнуть. Так низко и подло, даже для пирата! А он в ответ лишь усмехнулся, нагло подмигнув ей, и поспешил скрыться меж деревьев, спеша покинуть остров.

Стоя на борту своего корабля, уже давно ставшего ему родным домом, заменив особняк, где жила сейчас его сестра, он достал из кармана колбочку, наполненную ярко-зеленой пыльцой феи, расплываясь в хитрой и довольной ухмылке, отдавая своим людям приказ отплывать.

И Клаус уже не слышал довольный смех маленькой феи, что провела великого Крюка, как мальчишку, подсунув ему подделку, зная, что разгневанный капитан вновь перероет весь мир, чтобы найти её.

========== Tension (Клаус/Кэролайн) ==========

Проклиная всеми известными ей обидными словами Стефана, которому вдруг вздумалось оставить их наедине, Кэролайн изо всех сил старалась держаться уверенно и ни единым жестом не продемонстрировать ему, что его общество её крайне нервирует и даже в какой-то степени смущает. Самоуверенность, волнами исходящая от этого мужчины, чьё настроение менялось подобно калейдоскопу, поражая своим спектром скрытых в нём граней, действовало на неё крайне пагубно. Вот только вся спесь вмиг испарилась, стоило только Сальваторе закрыть за собой дверь, превратив её в неуверенную старшеклассницу.

Держа в руках чёрный маркер и линейку, она склонилась над картой, игнорируя прожигающий кожу взгляд, от которого становилось не то что неловко что-либо говорить, даже малейшее движение давалось ей с особым трудом.

— Было два жертвоприношения, — она не знала, как смогла выдавить из себя слова, удивившись тому, что голос позорно не дрогнул от волнения, — Ферма пастора Янга здесь, а старый погреб Локвудов, где ты по злобе зарезал двенадцать своих гибридов, здесь.

Его губы дрогнули в лёгкой улыбке, но он всё продолжал молчать, с любопытством посматривая на отчаянно храбрящуюся вампиршу, чьё волнение можно было учуять за километр. Но ей знать об этом было вовсе не обязательно. Её нервный темп речи и будто невзначай брошенная колкость, в лишний раз подтверждали его теорию о том, что его общество на неё действовало крайне смущающе.

Кэролайн закусила нижнюю губу, ощущая на себе его взгляд, задержавшийся чуть дольше, чем положено по всем правилам приличия, ускоряя биение взволнованного сердца, предательски выдавшего её с головой. Будто бы издеваясь, он склонился чуть ближе, переводя взгляд на карту и опираясь ладонями на стол, совсем близко от того места, к которому она чересчур медленно вела тонкую линию.

— Как написано в книге, треугольник экспрессии равносторонний, — рука чуть дрогнула и линия, почти у самой вершины треугольника, получилась немного кривоватой, вынудив её чертыхнуться про себя, — Значит, здесь, — указав пальчиком на точку, Кэролайн посмотрела на него, видя смешинки в его глазах, ставших сейчас совсем серыми, под влиянием полумрака, в который был погружён жутковатый кабинет чокнутого профессора.

— Кое-кто прогуливал уроки геометрии, — с хитрой ухмылкой произнёс Клаус, уверенно беря в руки канцелярские предметы, вынуждая её непонимающе нахмуриться и вновь перевести взгляд на карту, в попытке понять, где же она просчиталась.

— Есть два места, где возможно третье жертвоприношение, — размеренно пояснил он, отрывисто рисуя длинные линии, соединившиеся в идеально ровный треугольник, совершенный и до раздражения безукоризненный.

— Ты просто не дал мне закончить, — поспешно произнесла она, сама понимая, что вышло крайне жалко и неправдоподобно, боясь себе признаться в том, что в стремлении произвести на него впечатление, она совсем позабыла о простой геометрии, вновь выставив себя неумёхой.

Мягкая улыбка на его губах раздражала, но в то же время и странным образом завораживала её, вынуждая неотрывно смотреть на его лицо, не искаженное гримасой привычного пренебрежения и пугающей злости. Его ладонь была так близко от её рук, что она ощущала исходящий от них жар, боясь предпринимать попытку убрать их со стола, лишь бы этим не выдать своё совсем нестабильное эмоциональное состояние.

А фраза, брошенная им так небрежно всего десять минут назад, эхом отражалась в голове: «Не стоит недооценивать притягательность тьмы». Так странно, так самоуверенно и так чертовски проницательно. Тьма её притягивала. По сути, он и был тьмой, тем мраком, что манил и интересовал, сея сомнения, усилившиеся в отсутствии Локвуда.

Едва придвинув ладонь чуть ближе, он лишь мизинцем коснулся её пальцев, вынуждая Кэролайн вздрогнуть от неожиданности и посмотреть на его руку, ощущая странный импульс прошедший по телу. Такой резкий, удивительно яркий и пугающий до дрожи. Ведь это неправильно. Она не смеет так реагировать на невесомое прикосновение другого мужчины. У неё есть Тайлер, пусть он и за тысячи километров отсюда.

Неуверенно отодвинув ладонь, Кэролайн и вовсе поспешила убрать их со стола, пронзая Клауса недовольным взглядом, так некстати вынуждая его вспомнить утро, её обидные слова и тот взгляд, которым она его одарила, говоря о своей ненависти.

— Он ведь мог взять тебя с собой, — стиснув зубы от мгновенно нахлынувшей злости, произнёс Клаус, борясь с желанием как следует встряхнуть эту девчонку, выбить из неё эту мнимую любовь к оборотню, за которую она так отчаянно цепляется, которой так неумело прикрывается, боясь даже самой себе признаться в истинных желаниях своего сердца.

— Он просто знает, что это опасно и… — Кэролайн замолчала под действием этого тяжелого и проникающего под кожу взгляда, прекрасно понимая, что он прав.

Тайлер мог приехать, мог взять её с собой и броситься вместе с ней в бега, но предпочёл трусливо переписать дом на Мэтта, даже не сказав ей и слово. Решил всё за них, безжалостно плюнув ей в душу и в очередной раз причинил боль своим поведением.

— Неужели? — он резко шагнул к ней, смотря сверху вниз, подавляюще и раздражённо, оскалившись будто волк, готовящийся разорвать глотку добычи, — Ты правда в это веришь? Брось, Кэролайн, ты не глупа.

— Что ты хочешь услышать? — устало и с придыханием прошептала она, потупив взгляд и закусив нижнюю губу, борясь со слезами что подступали к глазам, готовившимся вот-вот скатиться по её щекам.

— Ничего, — твёрдо произнёс Клаус, — Слова мне не нужны.

Шагнув к ней ещё ближе, он уверенно и без единого колебания провёл тыльной стороной ладони по бархатистой коже её щеки, так мягко и невесомо. Едва касаясь и вынуждая её на миг прикрыть глаза.

— Не нужно, — зашептала она умоляюще, не находя в себе сил сопротивляться, отчего-то плавясь под мягкими и такими поразительно нежными прикосновениями грубых мужских рук тысячелетнего убийцы, окропленных в крови бесчисленного количества жертв.

Его большой палец скользнул чуть ниже, ласкающе пройдясь по губам, вынуждая их слегкаприоткрыться и испустить нервный вздох. Голубые глаза непонимающе уставились на него, утратив привычную злобу, вынуждая его довольно улыбнуться и медленно начать склоняться к её губам. Его взгляд будто бы гипнотизировал, не давая ей отшатнуться, лишая возможности возразить и отключая разум, вопящий ей влепить ему пощёчину и покинуть кабинет как можно быстрее. Ведь это будет ошибкой. Она пожалеет об этом тысячу раз. Это точно.

Кэролайн перевела взгляд на его губы. Они были так близко, совсем в незначительном расстоянии от её собственных губ, вынуждая её дыхание в конец сбиться, а сердце забиться в груди так тревожно и быстро. Она ощущала его горячее дыхание на своих губах и прикрыла глаза, смирившись с неизбежным и приняв постыдное желание ощутить вкус его поцелуя, его губ, совершив тем самым непростительную ошибку. Совсем чуть-чуть и это произойдёт. Лишь сантиметр разделял её от пропасти, в которую она была совсем не готова броситься.

Когда сухие мужские губы невесомо коснулись её нижней губы, чуть обхватив, она вздрогнула, неосознанно поддавшись к нему навстречу, в ожидании большего, коря себя за то, что вновь идёт на поводу у запретных чувств, которые в ней вызывает первородный гибрид, так часто причиняющий ей лишь боль.

Она, затаив дыхание, ожидала продолжения, однако Клаус вдруг резко отстранился, вынуждая её чуть ли не простонать от разочарования и нахлынувшей на неё растерянности, инстинктивно поддавшись к нему навстречу, будто стараясь удержать. Впрочем, Кэролайн поняла причину их неудавшегося поцелуя, когда дверь за её спиной с тихим щелчком закрылась, а на пороге стоял Стефан, не знающий как отреагировать на увиденную картину.

Сальваторе неловко потупил взгляд, под насмешливой и слишком самодовольной улыбкой гибрида, за которой умело скрылась злость за то, что посмел их прервать. Кэролайн провела пальцами по губам, все ещё ощущая странное покалывание в том месте, где всего на миг он коснулся её своими губами, а затем перевела растерянный взгляд на первородного гибрида, прежде чем взглянуть на Стефана, что недовольно поджал губы, смерив Клаус полным ненависти и осуждения взглядом.

Она почти перешла грань, почти совершила непоправимое. Это стало бы самой большой ошибкой в её жизни. Ведь так?

========== IQ 185 (Клаус/Кэролайн) ==========

Раздражающее и крайне отвлекающее шуршание пакета с чипсами, которые с не менее противным хрустом отправлял себе в рот Кай, вынудили его в очередной раз бросить злобный взгляд на единственного друга, про себя проклиная тот день, когда они вообще стали общаться. Ведь раньше он как-то обходился без совершенно безбашенного, являющегося полной противоположностью ему самому, несносного Малакая Паркера, что стал словно занозой в заднице, привнося в его жизнь лишь хлопоты и головную боль.

У этого парня не было чувства меры, ни в поедании этой гадости и уж точно ни в разговорах. Рот у него попросту не закрывался, а количество слов, которое он мог произнести в минуту, способно были даже дать фору главной активистке, всем известной Кэролайн Форбс. Она была словно женской версией назойливого Паркера, мелькая чуть ли ни на каждом шагу Уитмора, являясь в каждой бочке затычкой и стремясь везде вставить своё огромное Я.

— Кэролайн! — вдруг воскликнул Кай, помахав рукой блондинке, что появилась на этаже, уткнувшись в свой мобильник, как всегда, решающей организационные вопросы, касательно предстоящей конференции.

Она оторвалась от экрана и перевела взгляд на Паркера, а затем и на Майклсона, который стоял, опершись на подоконник и уткнувшись в какие-то свои записи, то и дело делая пометки, чуть нахмурив сосредоточенно брови. Понять этого чудака было ох как сложно. Всё-таки коэффициент интеллекта в 185 баллов явственно ощущался. Чересчур странный, замкнутый и нелюдимый, он будто бы и не понимал порой какие обидные вещи говорит, будучи совершенно черствым к человеческим эмоциям. Видимо, сказывается бремя гениев и не способность идти на социальный контакт с людьми.

Ей было интересно, о чём же он думает. Ведь Клаус всегда так глубоко погружается в свои мысли, что у неё складывалось такое ощущение, будто он способен думать обо всём на свете одновременно. Это интересовало и интриговало, но в то же время и дико раздражало, когда он указывал на их интеллектуальную разницу, весьма прозрачно намекая на приличный разрыв в баллах их IQ.

— Привет, Кай, — она склонилась к развалившемуся в кресле брюнету и оставила лёгкий поцелуй на его щеке. — Клаус, — мягко улыбнулась ему Кэролайн, в ответ получив сухое приветствие, больше похожее на неразборчивое бурчание, даже не удостоившись его взгляда.

— Угощайся, — протянул ей уже почти пустую пачку с чипсами Паркер, закатив глаза в ответ на колкую фразу о негигиеничности, огромном количестве бактерий и вредных веществах, наносящих урон здоровью человека.

Кэролайн досадливо покачала головой и демонстративно отправила горсть чипсов себе в рот, нарочито громко хрумкая ими и привлекая его внимание, отчего-то смущаясь под пристальным и изучающим взглядом зелено-голубых глаз, так похожих своим цветом на обманчивый апатит.

— Как дела? — поинтересовалась она, слизывая с пальцев соленую крошку, не понимая, почему ему так трудно даже смотреть на неё, не то что и слово сказать, — Ты готовишься к конференции? — она подошла чуть ближе, заглядывая в тетрадь и видя замысловатые вычисления от которых голова мигом пошла кругом.

— Я в ней не участвую, — коротко ответил Клаус, чуть отстранившись от неё, будто бы её общество ему было неприятно.

— Почему? — не унималась Кэролайн, желая во что бы то ни стало вытащить из него сегодня более или менее вразумительный ответ, устав уже от неспособности разговорить его; это каждый раз вызывало в ней чувство досады и неудовлетворенности от очередной неудачи.

— Скучно, — опять ограничился одним слово он, раздражая её ещё больше, вынуждая закатить глаза и отойти от него, понимая, что это бесполезно.

— Ясно, — копируя его интонацию, произнесла она, видя, что уголки его губ чуть дрогнули в лёгкой улыбке, вынудив её голубые глаза округлиться от удивления, — Что ж, мне пора.

— На свидание со Стефаном? — усмехнулся Кай, видя, как напрягся мгновенно Клаус, чуть сильнее сжав пальцами ручку и перестав считать в уме, прислушиваясь к их разговору.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Кэролайн, замерев на месте, с лёгким прищуром смотря на болтливого брюнета, который каким-то непонятным для неё образом умудрился стать другом Клаусу.

— Весь кампус знает, — хмыкнул Паркер, — Елена не умеет хранить тайны.

— Да, со Стефаном, — мягко улыбнулась она, вспоминая их романтическую прогулку под ночным небом в прошлый четверг, надеясь, что и это свидание пройдёт так же безупречно.

— Он же зануда. Да, Ник? — изогнув бровь, Кай перевёл взгляд на друга, мысленно призывая его не сглупить, не сказать что-нибудь едкое и невпопад.

— Стефан ей подходит, — безразлично пожал плечами Майклсон, опровергая сказанное, — У них есть обширный круг общих интересов, да и по…

— О, а этот милый кулончик подарил тебе сам Сальваторе? — перебил его Кай, зная, что Майклсон может начать приводить математические расчеты и составить план развития зарождающихся отношений, тем самым выкопав себе могилу.

— Да, это талисман, — Кэролайн поддела украшение пальцами, с улыбкой осматривая его, — Он приносит удачу.

— В оберегах и талисманах нет никакой логики, — заметил Клаус, недоуменно наблюдая за той радостью, что принесла ей эта бессмыслица, — Это признак слабости или глупой наивности.

— Что ж, ещё увидимся, — гневно поджав губы, выдавила Кэролайн, изо всех сил стараясь натянуть улыбку, — Удачи с очередным проектом.

— Никакой удачи нет. Только наука и расчёт, — бросил ей вслед он, вновь возвращаясь к вычислениям.

— М-да уж, Клаус, ты клинический дебил, — устало вздохнул Паркер, смотря вслед уходящей блондинке.

— Что? — удивлённо вскинул брови он, посмотрев на брюнета.

— С тобой явно что-то не так, друг. Ты так часто кичишься своим IQ, а на деле ведешь себя порой как идиот. Да-да, я помню, что в твоём понимании, любовь — это временно-эйфорическая, химическая реакция организма. Ну, а теперь скажи, сколько она уже длится? Полгода? Год? Ты только что отправил свою любовь в руки главного красавчика университета. Это что, логично, по-твоему? Компренде теперь, сто восемьдесят пять?!

Клаус молчал, потупив взгляд, и изо всех сил старался понять, что же он натворил, с усилием анализируя последние пять минут. А затем вдруг подскочил с места, поспешно кладя тетрадь в рюкзак.

— Эй! Ты куда? — следя за его торопливыми движениями, поинтересовался Кай, чуть привстав, опираясь на подлокотники.

— Я такой идиот! — выпалил Клаус, закидывая рюкзак себе на плечо.

— Я знаю, — хмыкнул Паркер, вновь расслаблено откинувшись на спинку кресла, не веря своим ушам и глазам, поражаясь тому, что до него наконец дошло.

— Я должен догнать её и сказать обо всём.

— Неужели, — довольно проговорил Кай, высыпая оставшиеся на дне крошки чипсов себе в рот и смотря ему вслед, а затем достал телефон из кармана, тыкая на кнопку «вызов», — Бон-Бон, я свою часть миссии выполнил. Теперь тебе осталось убедить Кэролайн в том, что ей по силам вытерпеть заскоки этого высокоинтеллектуального придурка.

========== Until we go down (Клаус/Кэролайн) ==========

Удушливый запах крови, режущие сердце болезненные крики Кола, давящее на плечи отчаяние и дикий страх за жизнь каждого в этой комнате, заставляли её сердце разрываться, превращаясь в болезненные и кровоточащие ошмётки. Слёзы застыли в глазах, так же как и немой вопрос, брошенный с таким отчаянием и грустью на него.

Он стоял в стороне, смотря на свою умирающую в муках семью, слыша этот противный звонок телефона, вибрирующего в его кармане. Но Клаус не в силах был пошевелить и рукой, содрогаясь от приступа боли, что раздирала всё внутри. Перед глазами так и стоял образ того мальчишки, которого он взял под свою опеку годы назад, вкладывая в него частичку себя.

Очередное желание стать значимым хоть для кого-то, обернулось полным крахом его семьи, его кропотливо выстроенной империи и, вполне возможно, что и его жизни. Не может быть слабым, не может показать свою боль, не может… и так отчаянно не хочет. Жаждет быть в их глазах тем, кто без сомнений всё исправит. Вот только особый яд оборотня стремительно распространяется по венам братьев, старинное проклятие отравляет разум одной сестры, в то время как другая медленно умирает от дряни, что вколола ей одна из подручных Марселя. Он должен собраться, должен быть тем Клаусом Майклсоном, что сеял ужас, но сейчас этот самый ужас захватил его полностью, мешая мыслить хладнокровно, расчётливо и безжалостно.

А телефон всё звонил и звонил, вынуждая его прикрыть на миг глаза, в попытке унять свой собственный страх, прежде чем всё же ответить сестре, которая настойчиво пыталась с ним поговорить, находясь в логове врага, изо всех сил стараясь повлиять на его протеже, вовсе не боясь уже за свою жизнь. Только не после увиденного. Только не после того, как человек, которого она любила своим нежным и доверчивым сердцем, подписал её братьям и сестре смертельный приговор. Вновь предательство, вновь боль и вновь разбитое сердце. Состояние уже ставшее ей привычным, но всё ещё таким болезненно мучительным.

— Слушаю, — напряжённо выдохнул он, встречаясь взглядом с Кэролайн, которая прислушивалась к каждому их слову, прислонившись к стене в поисках опоры для дрожащих от напряжения ног, с застывшим вопросом в глазах: что же будет дальше? Да и будет ли вообще это дальше? Или это всё? Конец их короткой, но такой удивительно яркой, сказки.

— Я сумела уговорить Марселя на суд, — сбивчиво принялась говорить Ребекка, отчаянно стараясь найти укромный уголок в доме, который так безжалостно и ненавистно крушили их враги, совсем позабыв о той мощи, что раньше была у первородных, позабыв о грозности великой фамилии и их владельцев, лишь имя которых прежде сеяло панику в сердцах.

С каждым сказанным словом Ребекки, с каждым едва заметным движением его головы, меняющимся взглядом любимых глаз, становилось ясно, что это конец. Он согласен. Согласен на всё, лишь бы их спасти. Ведь семья превыше всего. Всегда и навечно. Старинная клятва — такая тяжкая ноша, но такая правильная, необходимая.

И больше не было смысла терпеть, сдерживаться и показывать свою силу, крепость уже сломленного духа. Кэролайн больше не могла устоять на ногах, соскальзывая вниз по стене, задыхаясь от слёз и боли, безжалостно разрывающей её сердце. Мысль, что она потеряет его, когда только-только сумела обрести, отчаянно пульсировала в голове, отдаваясь вспышками боли в каждой клеточке её тела. Почему же ей так не везёт? Почему она постоянно теряет любимых?

Слёзы жгли кожу похуже вербены, а боль в сердце была гораздо сильнее, чем от острого кола, который стал бы сейчас её спасением. Таким желанным избавлением от всего этого. Выхода нет, на этот раз это конец и больше нет шансов выжить. Все они обречены, даже она. Хоть связь и разорвана. Но Кэролайн то с ним связана была куда более важными и крепкими узами, чем магическая родословная. Запутанная и древняя, разломанная на миллионы осколков, что вонзились сейчас в их спины. Так подло, так низко и так безжалостно.

— Кэролайн, — голос Клауса раздался так близко, вынуждая её всхлипнуть и порывисто обнять его, крепко-крепко прижимаясь к любимому мужчине, чьё сердце тревожно билось в груди.

Она знала, что ему страшно. Знала, что он должен уйти на этот дурацкий суд. Знала, но просто не могла себя пересилить, всё крепче и крепче цепляясь за него, горько всхлипывая на его груди, цепляясь пальцами за ткань его хенли и сжимая её на спине. Царапая чуть ногтями кожу его шеи, она едва касалась мягких волос, что так любила перебирать по утрам, смотря на его умиротворенное, ещё сонное лицо, неизменно озаряющееся лукавой улыбкой, обнажающей совсем мальчишеские ямочки на щеках, к которым она неизменно прикасалась губами.

— Я должен идти, Кэролайн, — он с жадностью вдыхал запах её кожи, мечтая что б хоть оттенок, хоть одна нота этого аромата осталась на нём, придав ему сил там, на казни, вовсе не на суде.

— Нет, прошу, — она отчаянно замотала головой из стороны в стороны, ещё крепче цепляясь в него, совершенно не обращая внимания на взгляды его семьи.

Они тоже хотели что б Клаус сбежал, хотели для него спасения, но он был их единственной надеждой выжить. И это был словно замкнутый круг. Такой болезненный, порочный и до жути неправильный. Но таковы правила. Либо всё, либо ничего.

Либо к концу дня все Майклсоны будут мертвы, либо всё же сумеют выжить, приняв свою участь и позволив себе быть слабыми, униженными в глазах врагов. Нужно лишь выжить Клаусу, но это было сродни какому-то чуду. Ведь Бойня, заполненная доверху его заклятыми врагами, съехавшимися с разных уголков страны, так поэтично станет последним аккордом того грандиозного спектакля, что затеял Марсель, ослепленный эгоистичным желанием захватить власть. В очередной раз показать своё вновь обретённое, лишь по счастливому стечению обстоятельств, могущество. Убийство людей, что дали ему второй шанс, что сделали его тем, кто он есть; людей, что дали ему семью, кров и бессмертие, которое он так отчаянно жаждал — всё это он превратил в извращённое представление, упиваясь своим положением. И от этого становилось ещё больнее, нежели если б это был Люсьен или Тристан. Да кто угодно, но только не тот, кто был ему сыном.

— Кэролайн, я должен, — терпеливо принялся пояснять Клаус, обхватывая ладонями её лицо и стирая дорожки слёз, запоминая каждый сантиметр белоснежной кожи, каждую крапинку голубых глаз, мысленно уже прощаясь с той, кто показал ему свет; пусть и не надолго, но позволив побыть ему счастливым, — Позаботься о них, — бросив короткий взгляд в сторону дочери и стоящей у манежа Хейли, обхватившей себя руками и потупившей взгляд, твёрдо и так уверенно произнёс Майклсон, запирая свои страхи глубоко внутри себя.

— Клаус, не уходи, — умоляющий шёпот всё срывался с её губ, а глаза утопали в слезах, всё скатывающихся по её щекам непрерывным потоком.

— Я должен. Слышишь, Кэролайн? Я должен спасти свою семью. Пообещай, что не останешься здесь, что не станешь мстить Марселю. Не сейчас, родная, — отчаянно приникая к её губам, он впервые не чувствовал сладость, утопая в её горьких слезах, не менее горьком отчаянии и страхе, слыша беспокойное биение её сердца, мысленно уже прощаясь.

Он готов был всё поставить на кон, включая свою жизнь. Либо всё, либо ничего. И она должна была его поддержать; должна быть на стороне Хейли и Хоуп; должна дать ему обещание, чтобы он был спокоен и знал, что самые дорогие ему люди целы. Что они живы и вдали от всего этого кровопролития и войны, в которое оказались втянуты лишь из-за связи с ним. Фамилия Майклсон стала проклятием.

— Обещай мне! — в отчаянии воскликнул Клаус, крепче сжимая её хрупкие плечи, чуть встряхивая девушку, бившуюся в самой что ни на есть настоящей истерике.

— Обещаю, — закивала головой она, громко и надрывно всхлипнув, когда Клаус с силой разжал её пальцы, всё это время мертвой хваткой цепляющиеся за его плечи, и направился к двери, остановившись всего на миг, коснувшись маленькой ладошки дочери, невесомо и мягко, встречаясь с ничего непонимающим детским взглядом и ощущая острый укол в области уже давно мёртвого сердца.

А затем резко сорвавшись с места, он продолжил прерванный путь, уходя быстро, так невыносимо быстро, будто вода утекая сквозь пальцы, забирая с собой и её жизнь. Добровольно пошёл на растерзание своей же кровной линии, ополчившейся против своего создателя. Они словно акулы, почуяв кровь и ощутив свой краткий миг превосходства, накинулись на них с агрессивными укусами, раня и уничтожая то былое могущество. Ослепленные местью, жалкие, слабые, ничтожные, но всё же сумевшие пошатнуть власть первородных.

Она вновь закрыла глаза, не слыша ничего, попросту не желая этого. Игнорировала ходящую вокруг дочери Хейли, игнорировала Фрею, так яростно отдающую свои последние силы, трудящуюся над мудреным и древним заклинанием. Не слышала агонию Кола, заходясь в своей собственной, медленно сгорая в огне от этого дикого ожидания. Мечтала поскорее узнать исход и в то же время так яростно желая его отдалить.

И когда раздался долгожданный звонок, то Кэролайн испуганно вздрогнула, поднимая до этого опущенную низко-низко голову, прислушиваясь к взволнованному голосу на том конце. Нервный вздох сорвался с её губ от осознания, что это ожидание закончилось. Получилось. У них получилось.

Клаус пока жив. Вот только ключевым здесь было слово «пока». Марсель в любую минуту мог передумать, мог решить избавиться окончательно от своего наставника. Находясь неизвестно где, Клаус претерпевал дикие муки магического клинка, а она как назло помнила своё обещание уехать. Бросить его, пока он тут, пока мучается и сгорает в магически созданной агонии, горя в своём личном аду из самых больших страхов. Она просто уедет и всему виной эта чёртова клятва, которую она не могла не дать. Она не могла не сказать этих болезненных слов, зная, что ему это было отчаянно нужно услышать.

Выбора не осталось и Кэролайн с силой прикусила губу, чувствуя привкус собственной крови во рту, принимая неизбежное, принимая и задыхаясь от этого выбора, отчаянно борясь с желанием отключить чувства. Лишь бы больше не ощущать этого огня. Безжалостного, выжигающего всё внутри.

И так некстати разум нашёптывал, что он-то клятву данную ей так и не сдержал. Вернулся в Мистик-Фоллс, когда был ей так отчаянно нужен. Молча, ничего не спрашивая, просто крепко прижал к себе, позволяя ей разделить с ним свою боль, вырывая из её тесных оков. Быть может, теперь настала её очередь и она должна сделать то же самое для него?

Майклсоны пали, но не погибли, а значит… это ещё не конец.

========== Icy jealousy (Клаус/Кэролайн) Nc-21 ==========

Ей ещё никогда не было так страшно. Стоять перед ним, таким озлобленным, источающим свою животную опасность и волчью угрозу, которая отдавалась импульсом в каждой клеточке её тела. Совершенно непривычно было наблюдать за тем, как его губы скривились в презрительной усмешке, а пальцы с силой сжали бутылку виски, кроша её на мелкие осколки, совершенно не обращая внимания на кровоточащие следы, которые они оставляли за собой, вспоров его ладонь.

— К-клаус, я… — Кэролайн замерла на месте, испуганно смотря на его напряжённую позу и на то, как он медленно поднялся на ноги, небрежным движением стряхивая осколки на пол и сминая их тяжелым ботинком.

— Замолчи, — прорычал он, резко сокращая между ними расстояние и вынуждая её испуганно вздрогнуть, едва успев подавить крик ужаса, рвущийся наружу.

Перекошенное от гнева лицо тут же превратилось в звериный оскал, глаза налились опасным янтарём, а острые клыки показались из-под пухлых губ, пугая своей смертоносностью, так некстати всколыхнув в её памяти воспоминания о той боли, что они могут причинить. Болезненный и разъедающий вены яд она помнила превосходно, так же как и затуманенное галлюцинациями сознание; так же как и те мучения, что он приносит за собой, играя безжалостно с подсознанием, проникая в самые потайные уголки разума и используя против него самые большие страхи.

— Я про… — тихо, едва различимым шёпотом, сбивчиво начала говорить она, виновато потупив взгляд, прекрасно понимая ЧТО натворила и на чьих чувствах рискнула поиграть.

Клаус тотчас же грубо схватил её за шею, с силой впечатывая в стену Бойни и оставляя на ней трещину, совсем не смягчаясь даже при виде ужаса в голубых глаза, наполненных слезами. Его пальцы угрожающе сомкнулись на тонкой шее, мягко поглаживая бешено пульсирующую голубую венку, а губы вдруг расплылись в широкой и поистине опасной ухмылке самого настоящего убийцы, упивающегося страданиями и страхом своей жертвы. И если раньше её это не особо пугало, то сейчас, будучи той самой жертвой, она дрожала от ужаса, надеясь лишь на то, что его любовь к ней пересилит ярость, клокочущую в нём.

— На тебе его запах, — брезгливо поморщившись, прошипел Клаус, помня те эмоции, что охватили его, когда подручные ему сообщили о тайном визите Тайлера Локвуда в их город, который она от него посмела скрыть.

Кэролайн крепче вцепилась в его запястье, беспомощно царапая кожу ногтями, не в силах хоть на миг ослабить его стальную хватку. Дышать было уже нечем, но перед глазами всё ещё ярко стояло его гневное лицо, сжатые в тонкую полосу губы и острые скулы, делающие его так похожим на волка. Того волка, что был на грани того чтоб вцепиться в её глотку и разорвать нежную плоть клыками.

— Он поцеловал тебя! — разозлено рыкнул Майклсон, грубее вдавливая её в стенку, видя проступившую кровь на её затылке, окрасившую её белоснежные волосы причудливым красным, вынуждая его жадно втянуть аромат её крови, — Вы с ним целовались, Кэролайн!

И вместе с терпким запахом её ароматной крови, её совершенного страха, он учуял запах парфюма, что принадлежал другому мужчине. Тому, кто когда-то имел право касаться её тела так, как касается теперь он. Тому, кто когда-то обладал её сердцем, получал её нежность, купался в её любви и слышал страстные стоны наслаждения.

Жгучее чувство дикой ревности пронзало его сердце насквозь, вынуждая дрожать от ярости и желания убить всех, кто посмел только коснуться её нежной кожи. Только вдохнуть её нежный запах. Она ведь принадлежит ему. Полностью. Это всецело его женщина! Вот только её губы хранили на себе вкус чужого поцелуя, вынуждающего его идти на поводу у собственной ярости и беспомощности перед чувствами к ней. Клаус тысячу лет твердил себе, что любовь — это слабость, даже не представляя, какую боль она может доставлять.

Её затравленный вид, беспомощность и хрупкость, в сравнении с его непревзойденностью, вынуждали его жадно впитывать эти чувства, наслаждаясь ощутимым превосходством. Ощущать над ней власть было приятнее всего. Вот только, кажется, что она забыла, в чьих руках находится её хрупкая жизнь. И пора было ей напомнить.

Клаус ослабил хватку на её шее, позволяя ей свободно вздохнуть, с опаской продолжая смотреть на его лицо, улавливая в его действиях подвох и понимая, что это вовсе не конец. И она была права. Потому что в следующую секунду его ладонь взметнулась вверх и он пробил её грудную клетку, вынуждая истошно закричать от боли и охватившего её ужаса, увеличившегося во сто крат. Пальцами обхватил пульсирующий орган, разгоняющий кровь по организму, вынуждая её жадно хватать ртом воздух от осознания того, что он буквально держит её жизнь в своих руках. Всего секунда. Всего одно движение и всё будет кончено…

— Это принадлежит мне, Кэролайн, — склонившись к её губам, твёрдо произнёс он, — Как и твоё тело. Ты поняла меня? — с нажимом спросил Клаус, крепче сдавливая сердце в своей ладони, вызывая её болезненный стон, который он словил своими губами, подарив ласковый и невесомый поцелуй, нежно пройдясь языком по нижней губе.

Она тут же усердно закивала головой, униженно всхлипывая и отчаянно желая чтобы он прекратил эту жуткую пытку, вызывающую дикий и леденящий душу ужас. Но Клаус по-прежнему стоял неподвижно, смотря в её глаза, будто решая, готов он подарить ей ещё один шанс или проще будет покончить со всем этим прямо здесь и сейчас. А затем, приняв решение, он вдруг резко вынул ладонь, срывая с её губ облегчённый вздох.

Перепачканными её кровью пальцами, он схватил её за подбородок, вынуждая посмотреть на него, запрещая отводить взгляд, желая видеть абсолютное подчинение его правилам.

— Мои люди уже его ищут, — усмехнулся Майклсон, вынося этими словами волчонку приговор, на этот раз смертельный, — Он умрёт за то, что посмел к тебе прикоснуться, Кэролайн. Ты знаешь правила, ты принадлежишь мне.

— Я твоя, — покорно повторила она, ненавидя ту слабость, что испытывает к этому монстру: властному, грубому, наполненному беспросветной тьмой, охватившей его полностью и забравшей шанс на искупление.

— Почему ты не сказала мне, что он приедет? — вдруг спросил Клаус, не сумев скрыть в своём голосе уязвленные чувства, вызванные её предательством.

— Я боялась твоей реакции, — Кэролайн неуверенно прикоснулась ладонью к его груди, прямо напротив мерно бьющегося сердца, всеми силами стараясь погасить его гнев, — Я не хотела лишний раз давать повод для ревности, и…

— Ты ответила? — перебил её Майклсон, с жадностью всматриваясь в её глаза, ища там ответ и искренне надеясь, что она вот-вот ответит «нет», скажет, что всё это было против её воли и его человеку лишь показалось.

Но Кэролайн молчала, а затем и вовсе потупила взгляд, виновато сникая под его тяжелым взглядом. И осознание, что поцелуй был взаимным, что её губы и впрямь пылко отвечали на прикосновения Локвуда, заставило новую волну гнева вспыхнуть в нём, отозвавшись грозным рычанием.

Резкий удар кулаком в стену, вынудивший несколько кирпичей с грохотом приземлиться на пол, будто бы отрезвил её, напомнив, что она имеет над ним определенную власть. И сейчас был тот самый момент, когда ярость стоило перевести в другое русло.

— Посмотри на меня, — Кэролайн обхватила его лицо ладонями, вынуждая его взглянуть на неё, невесомо поглаживая пальчиками его скулы, покрытые колкой щетиной. — Это была ошибка, я люблю тебя, — сладость слов, подкрепленная тем самым, ласковым и нежным взглядом, заставили его немного расслабиться, прогнав желание обратиться в волка и провести в зверином обличье как минимум несколько дней, бегая по лесу и вымещая свою злобу.

Убрав её руки от своего лица, он всё так же пристально смотрел в её глаза, внимательно всматриваясь в них, будто бы заглядывая прямо в её душу и считывая мысли. Клаус был слишком проницателен, чтобы у неё был хоть малейший шанс утаить от него правду. Его пальцы вновь сомкнулись на её подборке и он сократил расстояние между их губами, обдавая их своим горячим дыханием с привкусом крепкого бурбона.

— Скажи мне… что ты почувствовала, когда он прикоснулся к тебе вновь? — применив внушение, спросил Клаус, невесомо очерчивая контур её нижней губы большим пальцем.

— Ничего, — тут же дала ответ Кэролайн, проклиная себя за то, что так и не научилась принимать вербену, которая бы смогла спасать её в таких вот ситуациях, когда он совершенно наглым образом использует своё первородное преимущество. — Я ничего вообще не почувствовала и поэтому стала отвечать на поцелуй. Это было так странно, — она всё продолжала и продолжала говорить, удивляя его своим признанием с каждым сказанным словом всё больше и больше, — Раньше его прикосновения вызывали во мне бурю эмоций, но сейчас… абсолютно ничего.

Клаус усмехнулся, оставаясь довольным услышанным, уже полностью взяв под контроль свой гнев. Желание убить её пропало, но вот как следует проучить за совершенное, казалось, лишь усилилось. К счастью, за свою долгую жизнь он набрался опыта в искусстве наказания и пыток.

— Посмотри на меня, — попросил он на удивление мягко, обманчиво мягко, скользнув ладонью по её бедру, пробираясь под ткань чересчур короткого, для встречи с бывшим парнем, платья, — Ты не сможешь кончить, пока я не позволю тебе.

Кэролайн удивлённо ахнула, тут же крепко зажмурившись, стараясь подавить в себе все те чувства что вызвали его слова. Это было так низко и так подло, пробуждая в ней раздражение и начисто перечёркивая страх. Со злостью оттолкнув его от себя, едва сдерживая поток ругательств, она направилась к лестнице, желая скрыться в своей комнате. Однако Клаус остановил её всего одним грубым движением, схватив за предплечье, сдавливая её руку до хруста костей и болезненного стона.

— Ты никуда не пойдёшь, — дёрнув её на себя, хрипло рассмеялся Клаус, встречаясь с ничего непонимающим взглядом чистых голубых глаз, — Ты заслужила наказание за то, что позволила другому мужчине к тебе прикоснуться.

— Клаус, но… — только было хотела возразить она, тут же встречаясь с его взглядом, ясно дающим понять, что её мнение тут никто и не спрашивал.

— Замолчи, Кэролайн! — грубо прервал её он, притянув к себе ближе, скользнув ладонями по её телу, а затем с остервенением разорвав на ней тонкую ткань, скидывая лоскутки, пропитанные остатками противного запаха Локвуда.

Вновь притянув её к себе, Клаус накрыл её губы жадным поцелуем, полностью поглощая, подчиняя своему желанию и вызывая в теле ту самую, знакомую ей слабость, а затем и ноющее чувство внизу живота, которое совсем быстро способно было превратиться в предательскую влагу.

— Ты моя, — прошипел Клаус, на миг отстранившись, лишь для того, чтобы потом впиться в её губы с ещё более страстным поцелуем, яро демонстрируя собственнические чувства.

Жадные прикосновения его ладоней к её телу, отнюдь не нежные, но всё же вызывающие удовольствие, вынудили её закинуть свою ногу на его талию, чтобы прижаться максимально близко, в низменном стремлении ощутить центром своего желания его ощутимую твёрдость.

— Ты моя, — вновь повторил он, скользнув губами по её шее, спускаясь на ключицу, умело распаляя в её теле похоть и желая довести её до того момента, когда она будет биться в истерике, желая получить право кончить.

Вот только этот момент наступит ох как не скоро. Лишь тогда, когда сладкое чувство отмщения будет греть его душу, наравне с сообщением о смерти ненавистного волчонка. Такого жалкого, утратившего дарованную ему уникальность, с того самого дня, как вернулся с той стороны.

Кэролайн крепче вцепилась в его плечи пальцами, откидывая голову назад и позволяя ему скользить губами по её коже, уже вовсе не боясь его клыков и позабыв о том, что он ей внушил. С ним всегда было так. Только Клаус умел дарить такое наслаждение, вытесняющее из головы всё остальное.

Расстегнув застёжку её бюстгальтера, он откинул вещицу в сторону, прикусывая зубами её правый сосок, затем мягко очерчивая языком его ореол, прежде чем вновь обхватить тугую бусину соска зубами, игриво покусывая. Его действия вынудили её выгнуться и громко простонать, зарываясь пальцами в его волосы, поощряя его движения.

Он резко отстранился, подхватывая её под ягодицы и усаживая на край обеденного стола, который он приказал своим слугам накрыть для них, ожидая свою королеву к ужину. Вот только эта самая королева позволила себе слишком многое сегодня, а значит и не заслужила послаблений и уж точно таких ласк. Осознание этого вынудило Клауса от неё резко отшатнуться, вызвав её удивленный взгляд и возмущённо нахмуренные брови.

— Раздвинь ноги, — приказал Майклсон, облизав губы и скользнув по её почти обнажённому телу пристальным взглядом.

Кэролайн предусмотрительно промолчала, подчиняясь ему, медленно разводя ноги в стороны, задрожав от того, насколько порочно и опасно блестели его глаза. Он шагнул к ней ближе, касаясь её ладонью сквозь тонкую ткань трусиков, ощущая её жар и сочащуюся влагу, тут же сдвигая полоску в сторону и проходясь пальцами по влажным складкам её плоти.

— Клаус, — простонала она, прикрыв глаза и двинув бёдрами навстречу его прикосновениям, однако вместо этого получила вовсе не желанное касание умелых пальцев к клитору.

Он, дёрнув её тело на себя, вынудил её вновь подняться на ноги, снимая с неё оставшийся клочок ткани, безжалостно разрывая пальцами изящное белье. Клаус повернул её спиной к себе и наклонил над столом, слыша, как она шумно вдохнула, задыхаясь от возбуждения и уже предвкушая тот момент, когда он наконец наполнит её одним мощным и грубым толчком.

Послышался звук расстегиваемой пряжки ремня, заставивший её вздрогнуть, и когда Кэролайн хотела обернуться, чтобы взглянуть на него, то гибрид грубо придавил её обратно к столу, раздражённо приказав не двигаться.

Холод пряжки коснулся её разгоряченной кожи спины, мягко пройдясь по позвонкам, а затем, рассекая воздух, приземлилась на нежную кожу ягодицы, оставляя ярко-красную полосу и вырывая её громкий крик боли. Сил то он уж точно не жалел, нанося этот удар, ясно давая понять, что сегодня она не дождётся от него нежности.

Вцепившись пальцами в край стола, Кэролайн с силой прикусила нижнюю губу, сжавшись всем телом в ожидании нового удара, который оказался в разы сильнее предыдущего, выбив весь кислород из её лёгких. Удары сыпались один за одним, оставляя яркие полосы, которые практические мгновенно заживали, вынуждая его применять ещё большую силу, желая их лицезреть как можно дольше. И резко возникшее желание заменить этот ремень на кнут из вербены вынудило его зажмуриться и откинуть от себя кожаный ремень, будто бы тот обжёг его.

Упирающийся в грубую ткань джинс член болезненно тёрся о ширинку, а сил терпеть это больше уже не было. Вид возбужденной девушки, постанывающей от боли и удовольствия, ощущение полной власти над хрупким телом, лишь добавляли ещё большую остроту происходящему.

Расстегнув молнию и пуговицу на штанах, он чуть приспустил их и грубо схватил её за бёдра, шире раздвигая её ноги и оставляя обжигающий шлепок на ягодице, прежде чем склониться к её лицу и прижаться губами к её щеке, прочертив дорожку языком по шее и плечу.

Кэролайн вскрикнула, ощутив яростный укус, вспарывающий её кожу на лопатке, а затем грубый толчок, с которым он проник в её лоно, стараясь причинить ей боль. С силой дёрнув её за волосы, он вынудил её выгнуться дугой и прижаться спиной к его груди, а затем несдержанно простонать от быстрого ритма его проникновений. Его возбужденная до предела плоть легко скользила внутри её тела, ведь несмотря на всю ту боль, что он ей причинил, она испытывала болезненное удовольствие от происходящего. И это было безумием.

Она не знала, с каких это пор стала наслаждаться подобным. С каких это пор она утратила чёткую грань между болью и удовольствием. Ладонями Клаус скользнул по её телу, сжимая пальцами соски и оставляя укус за укусом на шее, обагряя молочную кожу алой кровью, что скользила по её телу тонкими струйками.

Но Кэролайн почти не ощущала боль от яда, заструившегося по её венам, был лишь ОН, его прикосновения: жадные и сильные, приводящие её в дикий восторг. Наслаждение всё копилось в её теле, заставляя её громко стонать, дрожа от предвкушения скорого наступления желанного оргазма, который всё не наступал и не наступал, вынуждая её разозлено зарычать. А затем она вспомнила его слова, его дикое и совершенно варварское внушение. Вот оно её наказание… и что-то ей подсказывало, что это лишь начало.

Это было сродни пытки — находиться на той самой грани, что отделяет от океана наслаждения, но быть лишенной возможности её переступить. Тело дрожало, словно в лихорадке, а жару тела мог позавидовать даже оборотень. Она так хотела откинуть голову на его плечо, ощутить прикосновение его губ к своим губам и позволить волнам экстаза накрыть её с головой. Вот только вместо этого она ощущала каждое его движение в своём теле так остро и чутко, как никогда ранее. Она ощущала его сбившееся дыхание, хаотичные и отрывистые толчки, а затем горячую сперму, заполнившую её лоно, свидетельствующую о его разрядке.

Кэролайн разочарованно простонала, цепляясь за него крепче, когда он вновь грубо вынудил её лечь на стол, покидая её тело и оставляя острое чувство неудовлетворенности, отзывающееся в каждой клеточке её тела. Она слышала, как он натягивает на себя штаны, застёгивает молнию и приводит дыхание в порядок, стараясь отойти от испытанного оргазма.

Перевернув её на спину, Клаус, прокусив своё запястье, насильно заставил её выпить свою кровь, следя за тем, что б все следы, оставленные его клыками исчезли с её тела. И Кэролайн окинула его гневным взглядом в ответ, подрагивая и жалобно постанывая от каждого его прикосновения, вызывающего такое яркое наслаждение, но послушно принялась глотать его кровь, ощущая, как вены украсили её лицо, эмоции усилились, а следовательно и дикое чувство неудовлетворенности, причиняющее физическую боль.

Его губы украсила довольная ухмылка. Лежа на столе, с широко раздвинутыми ногами, дрожащая и развратно стонущая от наслаждения, она вызывала в нём стойкий инстинкт собственника. Только он может видеть её такой. Только он может прикасаться к самым интимным местам, пропитывая её собою.

Пальцы Клауса скользнули по её часто вздымающейся груди, по впалому животику и очутились между ног, дразнящими движениями проходясь по её плоти, пачкая пальцы в собственной сперме и вынуждая её вновь изогнуться в пояснице, начать умолять его прекратить эту пытку.

— Бедняжка, — ласково произнёс он, поглаживая пальцами её клитор, то чуть сжимая его пальцами, то надавливая, то едва касаясь лишь подушечками.

А она каждый раз вздрагивала, словно от электрического разряда, инстинктивно двигая бедрами навстречу его прикосновениям, так отчаянно надеясь, что он ей вот-вот позволит испытать оргазм. Но вместо этого она ощутила холод металла чуть выше колена, испуганно вздрогнув, когда он оставил длинный порез столовым ножом. Одновременно с этим он проник двумя пальцами внутрь её лона, надавливая на бугорок внутри, вынуждая её закричать и разозлено ударить ладонями по деревянному столу. За что и получила ещё несколько изогнутых и достаточно глубоких порезов, на этот раз на внешней стороне бедра, в опасной близости от самого чувственного места.

— Подними руки вверх и не шевели ими, пока я не разрешу, — вновь применил внушение Клаус, ускоряя ритм проникновения пальцами и сходя с ума от того насколько там влажно и горячо.

Окинув быстрым взглядом комнату, прикидывая, как бы ещё её наказать, он остановился на конце стола, коварно ухмыльнувшись и придумав отличное завершение для её наказания.

— Ты такая горячая, — хрипло проговорил он, резко отходя от неё и лишая желанной ласки, слыша жалобный всхлип, — Тебе надо немного остыть, ты так не думаешь?

— Клаус, — бессвязно шептала его имя Кэролайн, прикрыв глаза, уже не в силах больше терпеть эту пытку; ей казалось, что она сейчас согласилась бы на что угодно, лишь бы слышать одно его слово, способное снять внушение, — Умоляю.

Услышав какой-то странный шорох, она с трудом открыла глаза, смотря на приближающегося к ней Клауса, держащего в руках ведёрко с уже чуть подтаявшим льдом. Она понятия не имела, что он задумал и на кой-черт ему понадобился лёд. Кэролайн толком и думать то не могла, ею полностью овладело желание услышать его позволение. Тело всё ещё дрожало, будто горя в огне, а мысли в голове путались, превращаясь в какую-то бессмысленную кашу.

Клаус встал между её раздвинутых ног, поставив ведёрко со льдом на её живот, вынуждая её дёрнуться от этого ощутимого контраста, и едва не опрокинуть ёмкость.

— Если оно упадёт, то я не разрешу тебе кончать на протяжении года, — вдруг сказал Клаус, вновь поставив ведерко на её живот, переводя взгляд на её лицо и ожидая её реакции.

И Кэролайн тут же усердно закивала головой, не в силах произнести и слово, понимая, что это вовсе не пустая угроза. Он несомненно сдержит слово, а она то уж точно была не готова сгорать в огне неудовлетворенности ещё триста шестьдесят четыре дня.

Достав несколько кубиков льда, он медленно провел ими по её губам, шееи груди, остановившись на сосках, вынуждая её громко простонать, но стойко остаться неподвижной, помня угрозу, так четко въевшуюся в память. Его улыбка становилась всё шире и он, скользнув почти растаявшими кубиками льда по внешней стороне её бедра, прижал их к её клитору, слыша протяжный стон, видя, как её ноги дрожат от напряжения.

Клаус взял из ведёрка горсть льда, на мгновение замер, дразня её этим ожиданием и мучительным неведением, а затем, чуть шире раздвинув её ноги, поочередно втолкнул ледяные кубики внутрь её разгоряченного лона, заставляя её громко простонать от смеси боли и удовольствия.

Острые грани, обжигающий холод и ощущение яркого контраста вызвали дикое наслаждение и очередной разряд, прошедший по телу, вновь напомнив ей о невозможности ощутить весь спектр удовольствия, насладиться им сполна. А он всё продолжал, преодолевая сопротивление её мышц, наполнять её лоно льдом, до болезненного предела. Лишь после этого позволил ей облегчённо вздохнуть, в отсутствие его жарких прикосновений, сводящих с ума.

— Помни, если упадёт, то в таком возбуждённом состоянии ты проведёшь год, — Клаус дразняще коснулся губами её клитора и резко отошёл, любуясь проделанной работой и слыша бессвязный поток ругательств, слетающий с её губ.

— Клаус, — умоляюще проговорила она, с трудом соединяя буквы в слова, — Ты ведь не оставишь меня здесь?

— Почему нет? — развёл руки в стороны он, засмеявшись.

— Здесь меня могут увидеть, я…

— Никто не увидит, love. Все уехали, дом полностью в нашем распоряжении.

Кэролайн раздражённо зарычала, но предусмотрительно затихла, прикрывая глаза и молясь про себя, что б это чёртово ведро не упало, а его гнев поскорее стих.

========== Love in New York (Клаус/Кэролайн) ==========

***

Что может быть лучше похода по магазинам в субботний погожий денёк, в особенности если ты живёшь в негласной столице моды Америки, роскошном и торопливом Нью-Йорке? Огромное множество ярких тканей, громадное число бутиков, которые готовы встретить даже самых привередливых особ, удивив их моделями последних коллекций именитых дизайнеров. В этом и был дух этого города. Он умел удивлять, пусть не всегда приятным образом.

Кэролайн Форбс однозначно была ценителем хорошей одежды и обуви, в особенности туфель. Не жалея денег из своей зарплаты, она уже давно признала, что неисправимый шопоголик, потому что пройти мимо витрины магазина с обувью, она просто так не могла. Всё это заканчивалось очередной парой туфель, на неизменно высоком каблуке, которая занимала отведённое ей место в тесном шкафу её однокомнатной квартирки.

В отличие от неё, Кэтрин могла позволить частенько радовать саму себя, совсем не смотря на стоимость вещей, с обаятельной улыбкой протягивая кредитную карту приветливым консультантам, гордясь тем, что является женой Деймона Сальваторе, одного из сыновей негласного короля высшего общества Италии. И пока её муж проводил время с очередной хорошенькой моделью где-то на юге Франции, она мстила ему походами по магазинам, наверняка, заставляя того хвататься за голову от приходящих ему смс с потраченной суммой.

Это была их привычная суббота. Вот только вместо энтузиазма в голубых глазах, Кэтрин наблюдала полную отстранённость и даже безразличие к новой коллекции туфель от Manolo Blahnik. Её подруга пребывала глубоко в своих мыслях, отказавшись даже от любимого кофе, продолжая отвечать ей односложными предложениями, чем крайне мастерки выводила из себя.

— Что с тобой? — не выдержала шатенка, устав уже гадать о причинах столь явного безразличия к святому для них времяпрепровождению, — Мы уже час ходим по магазинам, а ты даже не взглянула на обувь.

— Я сегодня ужинаю в Danial, — выпалила Кэролайн, испуганно смотря на подругу, прекрасно зная, что последует за её следующей фразой — С ним.

— Что?! — возмущённо воскликнула Кэтрин, эмоционально всплеснув руками, едва не опрокинув туфли с полки.

Этого она уж точно не ожидала. Даже подумать не могла, что Клауса Майклсон опять появится в жизни её подруги, начисто выключив ей мозг. Кэтрин ошарашенно уставилась на неё, желая как следует её чем-нибудь треснуть за очевидную глупость.

— Он позвонил мне утром и сказал, что хочет поговорить, — устало вздохнув, сказала Кэролайн, не в силах больше держать это в тайне, грызя саму себя за то, что вообще ответила на звонок.

Всё ведь было так идеально. Жизнь только начала налаживаться, она даже стала испытывать симпатию к новому ухажеру, весьма перспективному игроку в баскетбол. Но Клаус вновь вихрем ворвался в её жизнь, перевернул всё с ног на голову и посеяв хаос.

— Неужели он научился разговаривать? — хмыкнула Кэтрин, с явным раздражением отсылая прочь консультанта, что предложил свою помощь.

— О чём это ты? — непонимающе спросила она.

— Он тебя бросил, Кэролайн, — с нажимом произнеся её имя, Кэтрин отвела её чуть в сторону, подальше от любопытных глаз продавцов, — Он переехал в другой город, женился. У него, чёрт тебя подери, уже есть ребёнок от другой женщины. Очнись, Форбс! — грозным шёпотом принялась объяснять она, вдалбливая элементарные вещи в блондинистую голову подруги, чересчур наивной для этого мира.

— Он развёлся, — тихонько сказала Кэролайн, вынуждая её сделать шумный вдох, в попытке унять свой гнев, который подобно огненной лаве был уже готов вот-вот выплеснуться наружу, поразив всё вокруг.

— Хорошо! — вдруг воскликнула она, привлекая к себе внимание всех немногочисленных посетителей, — Делай что хочешь. Это твоя жизнь, но я потом не собираюсь слушать твои рыдания в трубку и умоляющий голос, просящий меня приехать.

— Это только ужин, Кэтрин, — крайне неуверенно произнесла блондинка, бросив извиняющийся взгляд на покупателей, потянув подругу к выходу из магазина, вовсе не желая устраивать сцен.

— Это огромная, хотя нет, это гигантская ошибка, Кэролайн Форбс, — со злостью оттолкнув от себя дверь бутика, они вышли на оживлённые улицы мегаполиса, совсем не обращая внимания на поток людей, что вынужден был теперь их обходить.

— Никакая это не ошибка, мы просто поужинаем и… — попыталась разубедить её Кэролайн, совсем не понимая такой категоричности в адрес её встречи с Клаусом; это ведь просто встреча, вовсе не свидание, у них всё в прошлом.

— Замолчи, Форбс, — бесцеремонно перебила её Кэтрин, — Сколько ещё раз ты наступишь на одни и те же грабли? Этот мужчина не предназначен для тебя.

— Кэтрин, прекрати, — взмолилась блондинка, и так чувствуя себя крайне паршиво от того, что вынуждена скрывать свою встречу с другим мужчиной от Тайлера, который отчего-то сегодня был уж очень внимательным, заваливая её звонками и даже предлагая провести выходные в его семейном поместье.

— Что прекратить?! Как только этот подонок появляется на горизонте, то тебя просто не узнать. Ты готова прыгать перед ним на задних лапках, лишь бы удостоиться взгляда или ласкового слова. Каждый раз ты готова ему всё простить и начать с начала. И это меня бесит, Кэролайн.

— Я вовсе не хочу ничего начинать. Наши отношения в прошлом, — твёрдо произнесла блондинка, уже давно решив, что больше не позволит этому мужчине разбить себе сердце; больше не позволит ему играть её чувствами, а ужин был просто отличной возможностью ему это продемонстрировать.

— Ты так говорила и в прошлый раз, и в позапрошлый, и все четыре раза до этого, — усмехнулась Кэтрин, возмущённо дёрнув плечами, — А чем закончилась ваша последняя встреча? Вы трахались в его номере, на постели, где он спал со своей женой.

— Бывшей женой, — Форбс машинально поправила её, только потом поняв насколько жалко это выглядит.

Однако ещё большее жалким было то, что они и вправду занимались сексом в его номере, пока его жена была в SPA. Их разделяло всего три этажа, да и времени было в обрез, ведь Хейли могла вернуться в любой момент. Они оба это понимали, но ничего не могли с собой поделать, в очередной раз поддавшись этой губительной страсти. Затем ей пришлось носиться по номеру, спешно одеваясь и так же спешно покидая отель. Тогда она ощутила себя дешёвой проституткой, покидающей очередного клиента.

— Уже не важно. Кэролайн, если ты опять…

— Я не собираюсь с ним спать! — воскликнула она, в этот раз действительно решительно настроившись лишь на ужин и приятную беседу, не более, — Мы просто поужинаем и всё.

Клаус был удивительным мужчиной. Он был хорош в постели, с ним было интересно и приятно поговорить на различные темы. С ним она и вправду чувствовала себя крайне комфортно. У него был лишь один весомый недостаток, который грозился перечеркнуть все его плюсы. Он был неисправимым мудаком, который боялся завести с ней серьёзные отношения, сетуя на то, что им вместе будет крайне сложно ужиться. Он говорил ей о неготовности связывать себя узами брака, а сам спустя четыре месяца женился, да ещё и ребёнка завёл.

— Когда он опять тебя бросит, то даже не смей мне звонить и реветь в трубку, — выдержав долгую паузу наконец сдалась шатенка, понимая, что горбатого лишь могила исправит.

В этом была вся Кэролайн Форбс. Всё ещё наивная девочка из маленького городка, искренне верящая в ту самую бесконечную любовь, не боясь раз за разом обжигаться и утопать в душевных страданиях.

— Кэтрин, всё будет нормально.

— Я тебя предупредила, у тебя есть своя голова на плечах, которая, кстати говоря, иногда просто отказывается работать, — язвительно изрекла миссис Сальваторе, тот ещё циник, в отличие от подруги не смотрящий на мир сквозь призму розовых очков.

— Кэтрин! — возмущённо воскликнула она, обиженно нахмурив брови.

— Пошли. Надо сделать из тебя конфетку, чтобы он видел от чего отказался, — Кэтрин устало вздохнула, понимая что тут она бессильна; да и что она могла, если её противником было любящее сердце?

Кэролайн вдруг обняла её, тихонько прошептав на ухо слова благодарности, ощущая, как нервозность перед сегодняшним ужином только нарастает в ней. Одна только мысль о том, что она вновь увидит его, такого идеального, безупречного и жестокого, уже вызывала в ней панику. Этот мужчина, что был её недосягаемой мечтой, что неоднократно разбивал ей сердце и вновь возвращал к жизни одним лишь взглядом, был словно наваждением, всё продолжая удерживать её и не давая жить своей жизнью.

***

Ей было трудно представить более идеальный ужин. Как всегда, одетый безупречно, с неизменной мягкой улыбкой на пухлых губах, обнажающей его ямочки на щеках, он галантно выдвинул ей стул. Прошептав ей на ушко комплимент по поводу её внешнего вида, он будто бы нарочно обдал её шею своим горячим дыханием, всего на миг коснувшись чувствительного местечка губами, чем вынудил её коленки задрожать, а ладони покрыться испариной.

Он всё рассказывал о странах, в которых побывал за последний год, с особой улыбкой упомянул о дочери, а затем сухо сообщил, что его бывшая жена ушла к его брату. А она старалась молчать, изо всех сил старалась не выдать своё волнение, своё дикое желание, наконец, прижаться к нему всем телом, громко прокричав на весь мир, что любит его. Всё ещё любит, даже несмотря на то, как он с ней поступал раз за разом. Кэтрин была права, это действительно жалко.

Несколько часов прошли словно один миг, и она опомниться не успела, как он уже довёз её до дома, приказал водителю оставаться в машине и самостоятельно открыл для неё дверь, протягивая ладонь.

Кэролайн приняла её, вовсе не задумываясь над тем, чем это чревато и какой эффект может произвести. Ведь как только она ощутила это прикосновение, тело предательски среагировало, а память услужливо освежила ей все те счастливые моменты, что они провели вместе.

— Я зайду? — Клаус вдруг прижал её к стене дома, ласково проводя тыльной стороной ладони по её щеке, едва касаясь своими губами её губ, ловя её судорожный выдох.

Кэролайн молчала, утопая в его глазах, понимая, что должна его прогнать, должна оттолкнуть его и сказать чтоб убирался из её жизни навсегда, оставив её наконец в покое. Но вместо этого она позволила себя поцеловать. Она позволила себе отвечать на этот поцелуй, крепче цепляясь за него, прижимаясь всем телом, блуждая ладонями по его спине и торсу, понимая как дико скучала.

Но когда его губы вдруг скользнули на шею, чуть покусывая кожу, Кэролайн неуверенно упёрлась ладонями в его плечи, чуть отталкивая от себя и вызывая его недоуменный взгляд. Раньше она его никогда не прерывала, позволяя ласкать своё тело, позволяя оставлять следы на коже, позволяя себе несдержанно стонать под ним и на нём, теряя голову.

— В чём дело? — тяжело дыша, спросил Клаус, смотря на то, как она достала ключи и открыла входную дверь в подъезд, всё так же предпочитая хранить молчание, стараясь привести сбившееся дыхание в норму.

Он тут же прижал её тело к своему, не намереваясь отпускать, и руками обвил её талию, видя, как она прикрыла глаза, борясь сама с собой. Его ладони уверенно двинулись путешествовать по её телу, обводя плавные контуры женственной фигуры, останавливаясь на груди, чуть сжимая её и срывая тихий стон с нежных губ.

— Остановись, — умоляюще проговорила Кэролайн, поворачиваясь к нему лицом, — Я люблю тебя, Клаус, — её ладонь мягко коснулась его щеки, а голубые глаза наполнились слезами, — Я не хочу, чтобы ты снова разбил моё сердце.

Клаус некоторое время молчал, внимательно смотря на неё, а затем вдруг тепло улыбнулся, мягко беря дрожащую ладонь в свои руки и прижимаясь к костяшкам пальцев губами, ощущая её бешеный пульс.

— В этот раз всё будет по-другому, Кэролайн. Обещаю, — тихо сказал он, а затем приник к её губам в поцелуе, окончательно ломая её тщательно выстроенную стену, которой она пыталась от него огородиться.

Она ему поверила. Снова поверила, широко улыбнувшись ему и потянув внутрь подъезда, позволяя ему остаться на ночь, а затем ещё на одну ночь и ещё. До тех пор, пока однажды утром она не проснулась в полном одиночестве, заметив на второй половине кровати записку, оставленную вместо прощания, с весьма многозначительным и крайне наглым: «Ещё увидимся, love».

Кэролайн не могла поверить в то, что он вновь с ней так поступил. Он вновь ушёл из её жизни, забрав ещё один кусочек её сердца. Вновь оставил одну давиться слезами и неизменно набирать номер подруги, которая, наверняка, упрекнёт её за очередную ошибку, но всё же примчится к ней.

Клаус Майклсон был её извечной ошибкой.

========== The Painful bond (Клаус/Ребекка/Фрея) Nc-21 ==========

Комментарий к The Painful bond (Клаус/Ребекка/Фрея) Nc-21

Посвящается восхитительной любительнице драмы, тьмы и инцеста)

Быть одной из Майклсон оказалось гораздо сложнее, чем она раньше себе представляла. Намного сложнее, чем ей казалось даже в самых не радужных мечтах, и Фрея уж точно не являлась частью пресловутого Всегда и Навечно, с завистью поглядывая на ту связь, что была у её братьев с Ребеккой, втайне завидуя ей. Но затем она неизменно тушила эти мысли в себе, выдыхая их вместе с едким дымом сигарет, к которому пристрастилась в последнее время. Просто так намного легче было справляться с их потребительским отношением. Нужна ведьма? Быть может, нянька? Что ж, запросто. Она прибегала по первому их зову, умело скрывая обиду в серо-зеленых глазах, научившись уже прятать свою боль глубоко в душе.

Стоя у окна своей спальни и смотря на заходящее над городом полумесяца солнце, она впервые начала задумываться о переезде, желая сбежать от семьи, хоть не надолго, чтобы привести мысли в порядок. Намеренно не выполненная сегодня просьба Клауса о помощи его пресловутому протеже грела душу и ласкала её задетое самолюбие, ставя ещё один плюсик в графе за небольшой отпуск от родственников. Хватит уже с неё этой благотворительной помощи. Магия истощала её силы, вынуждая руки дрожать, а тело ломить от боли, словно у старухи.

Слыша эти громкие мужские шаги, уже отдающие его раздражением, Фрея знала, что вот-вот он ворвется в её комнату без стука, игнорируя все нормы приличия, и разразиться гневной тирадой. И она была права, это случилось всего через пару секунд. Каждое слово Клауса было пропитано гневом и презрением, с которым он кидал обидные слова, бьющие прямо в сердце, напоминая ей о том, что она просто приложение к их семье, вовсе не её часть.

— С Ребеккой ты также обращаешься?! — на удивление спокойно произнесла она, поворачиваясь к брату лицом, всё ещё умудряясь держать себя в руках, скрываясь за маской безразличия.

— Ребекка не переходит грань! — раздражённо рыкнул Клаус, едва сдерживая свой рвущийся наружу гнев, мелькавший в золотых отблесках его глаз, выдающих вспыльчивую сущность оборотней.

— Ребекка часть твоего Всегда и Навечно, — усмехнулась она, подходя к нему ближе, смотря без капли страха и даже укора, гордо вздёрнув подбородок.

Фрея понимала, что в этом не было его вины. За их плечами тысячи лет совместного прошлого, наполненного таким буйством эмоций, что ей и не снились. А что она знала о жизни? Абсолютно ничего. Просто девчонка, что жила так мало, но в то же время и мучительно долго, лелея в сердце мечту о семье.

— Ты моя семья, Фрея, — непонимающе, с лёгким прищуром смотря на старшую сестру, произнёс на этот раз гораздо спокойнее он, кажется, начиная понимать причины её отстранённости, которую он наблюдал в последние дни.

— Ребекка твоя любимица, ей всё с рук сойдёт, — усмехнулась она, потупив взгляд, чувствуя слёзы, блеснувшие в совершенно колдовских глазах, что стали на несколько тонов темнее.

— Ты не понимаешь…

— Чего? — отчаянно воскликнула Фрея, всплеснув руками, — Она особенная для тебя! Её ты никогда не истязаешь так, как меня! Она нужна тебе и я… я тоже хочу ощутить себя нужной.

— Если ты так хочешь, то я покажу тебе как я с ней обращаюсь! — немного помедлив с ответом, с опаской всматриваясь в её глаза, он вдруг рывком притянул сестру к себе, зло шепча слова ей в губы, намереваясь выразить свою любовь лишь одним известным ему способом.

Его губы тут же обрушились на её губы, сминая их в напористом поцелуе и совершенно сбивая её с толку. Вовсе не братский поцелуй и уж точно совсем не братские прикосновения ладоней, крайне уверенно скользнувших по её телу и пробравшихся под её лёгкое платье.

Сопротивляться было совершенно бесполезно, да и она — к своему глубочайшему ужасу и стыду — вовсе не желала этого, наслаждаясь его прикосновениями к её ногам и внутренней стороне бедра, умело возбуждая первобытное желание в теле. Лаская её сквозь кружево трусиков, он срывал стоны с её губ, питаясь постыдными ощущениями, которые она сейчас испытывала, стараясь их понять и распробовать.

С ней однозначно было что-то не так, раз Фрея сама потянулась к молнии на своём платье, которая была расположена сбоку, скидывая его на пол и видя, как Клаус расплылся в довольной улыбке, заскользив взглядом по телу своей сестры, совсем не смущаясь того факта, что они родственники. Кому нужны грани, когда перед тобой открыта вечность?

Проведя пальцами по её шее, спустившись на тяжело вздымающуюся грудь, скрытую тканью бюстгальтера, он мог поклясться, что прежде его подобные мысли о Фрее не посещали. Он даже и не думал о ней в такой ключе, совсем не ожидая такой пылкости от обычно холодной ведьмы. Как и не ожидал того, что она решительно потянется к краю его хенли, потянув её наверх и проворно сняв мешающую ей ткань, лишь бы пройтись холодными ладошками по его плечам и груди, задев зазвеневшие древние амулеты.

Толкнув её на стоящую позади кровать, Клаус усмехнулся, медленно, без лишней торопливости и каких-либо сомнений потянувшись к пряжке своего ремня, позволяя сестре скользить взглядом по его телу. Расправившись с одеждой и откинув её в сторону, словно ненужный мусор, Клаус навис над ней, прижимаясь губами к её шее, плавно скользя ладонями по её груди и нежной коже её впалого животика, прежде чем оттянуть ткань трусиков и пройтись по влажным складками её плоти пальцами.

Они настолько забылись, что даже не слышали шума подъезжающей машины и звука шагов, что были всё ближе, поднимаясь на второй этаж. Даже не заметили совсем лёгкий стук в дверь, который раздался прежде, чем она распахнулась.

— Какого чёрта?! — громкий визг Ребекки, заполнивший собой пространство комнаты, вынудил его неохотно отстраниться от одной сестры и перевести взгляд на другую, ту с кем он вытворял подобное десятки раз.

Застывшая на пороге в спальню блондинка, ошарашенно смотрела на расположившихся на круглой и просторной кровати мужчину и женщину, совсем не веря, чему стала свидетелем. Совсем не ожидала когда-нибудь увидеть подобное, давно уже привыкнув к тому, что лишь ей он демонстрировал свою привязанность и тёплые чувства.

— Закрой дверь и иди сюда, — усмехнувшись, приказал Клаус, снова возвращаясь к прерванному занятию, на этот раз нетерпеливо срывая с тела Фреи нижнее бельё, желая видеть её целиком, вновь расслабляя мягкими прикосновениями и вынуждая забыть о сестре, которая неизменно следовала его приказам.

Как только он ощутил мягкие прикосновения ладоней к своей спине, которые ласкающими движениями прошлись вдоль его позвоночника, он тут же понял кому они принадлежат, внутреннее ликуя от того, что Бекка всё же присоединилась к ним, поборов свою глупую и совершенно детскую ревность.

Отстранившись от Фреи, он мягко улыбнулся младшей сестре, тут же приникая к её губам. По обыкновению томительно сладко, лаская её пухлые губы своим языком, едва касаясь их губами. Совсем невесомо и дразняще, до её раздражённого стона и умоляющего шёпота.

Фрея смотрела на них, совсем не понимая, что же творит, совсем не веря в реальность происходящего. Но это был вовсе не сон. И она и вправду была здесь, тяжело дышала от возбуждения к собственному брату и… сестре.

— Ник, — притянув его ближе к себе за плечи, простонала Ребекка, на этот раз беря инициативу в свои руки, позволяя себе скользнуть в его рот языком, прекрасно зная, что и как стоит делать, не раз уже прогибаясь под его извращенными желаниями.

Но Клаус вдруг отстранился от неё, грубо хватая её за волосы и вынуждая склониться ближе к губам сестры, отдавая ей весьма недвусмысленный приказ, желая увидеть это своими глазами, желая видеть, как его сёстры будут ласкать друг друга, заходясь в громких стонах и источая запах порочного наслаждения. Они должны понять, что они семья.

Она ощущала её горячее дыхание, ощущала дикий стыд за то что наслаждается каждой секундой этого безумия, отчего-то совсем неуверенно отвечая на поцелуй Ребекки, которая была на редкость груба, будто бы наказывая её за что-то, а, быть может, попросту ревнуя к своему Нику. Ведь она перестала быть единственной его сестрёнкой.

Клаус наблюдал за этим порочным зрелищем с упоением, смотрел, как Фрея запустила пальцы в белокурые локоны сестры, притягивая её к себе ближе, вдруг беря инициативу и переворачивая на спину, чтобы скользнуть тонкими пальцами, унизанными кольцами, по её бархатистой коже, спускаясь ими всё ниже и ниже, совсем неуверенно касаясь её между ног.

Тихий стон, слетевший с пухлых губ, придал ей чуть больше уверенности и она вдруг скользнула губами по её телу, прокладывая дорожку из влажных поцелуев, чуть покусывая кожу зубами и слыша тяжелое дыхание брата у себя за спиной. Она ощущала его взгляд, знала, что он пристально наблюдает за каждым её действием, кривя губы в довольной ухмылке. Касаясь губами разгоряченной кожи, Фрея совсем-совсем неуверенно скользнула языком по складкам её плоти, ощущая вкус её возбуждения, слыша тихий стон и замечая, как сестра крепче сжала пальцами ткань простыни, двинув бедрами навстречу, безмолвно прося продолжить.

Теплые губы, горячий язык, что скользили по её плоти, вынуждали Ребекку выгибаться дугой, в безумстве умоляя её не останавливаться, смотря прямо на Клауса, в его горящие пороком глаза, и задыхаясь от вида его собственных пальцев на члене, что скользили по всей длине, ублажая.

Он не смог выдержать этой пытки, этого невинного взгляда, которым Ребекка на него всегда смотрела из-под густых ресниц, с лёгким и совсем невинным прищуром. Именно поэтому он и подался навстречу; именно поэтому он и склонился к её лицу, приникая к её губам в поцелуе, позволяя ей обхватить ладонью его возбуждённый до предела член, имитируя поступательные движения.

Клаус ощущал её стоны своими губами, видел, как она закатывает глаза от наслаждения, ускоряя движения своей рукой, доводя и его до безумства, заставляя прикусить до крови её нижнюю губу, лишь бы слизать алую жидкость языком, прикрыв глаза от наслаждения и позволив инстинктам окончательно взять над ним верх.

Ребекка чувствовала что уже близка, каждой клеточкой своего тела ощущая удовольствие, которое всё нарастало и нарастало, вместе с тем рвением с каким язык её сестры скользил по её клитору, пока её длинные пальцы сводили с ума, подводя к тому самому краю. Клаус знал это, он видел, как она всё сильнее выгибается, каким горячим становится тело его маленькой сестрички. Именно поэтому он и усмехнулся, отдавая приказ:

— Достаточно.

Клаус, потянув Фрею на себя, не дал ей продолжить свои искусные ласки, не дал своей Ребекке кончить, оборвав всего на шаге, почти на пике, видя её возмущённый взгляд голубых глаз. Но он совсем не обращал на это внимания, вынуждая свою старшую сестру стонать от его умелых ласк, сильных прикосновений, которыми он сжимал полушарие грудей и оставлял огненный след из прикосновений, прямиком к самому сокровенному месту.

Перевернув её на живот, Клаус скользнул губами вдоль её шеи, царапая кожу удлинившимися клыками, ощущая её жар, пульсацию в нежно-голубой венке, совсем не желая бороться с искушением. Именно поэтому она и вскрикнула от боли, ощущая, как он своим телом сильнее вдавил её в матрас кровати, жадно делая глоток за глотком, пока его пальцы между её ног, искусно ласкали её, заставляя испытывать удовольствие от его болезненных действий.

С силой сжав её бёдра, Клаус провёл пальцами по её ягодицам, сжимая их ладонями, прежде чем взять член в свою руку и коснуться её влажного входа, дразня и вынуждая её нетерпеливо поддаваться назад, шёпотом умоляя взять её. Клаус усмехнулся, бросив взгляд на Ребекку, которая смотрела на него прикусив нижнюю губу, лаская себя пальцами, выгибаясь и эротично постанывая. Наблюдала за ним, вспоминая, как он умеет брать… до боли, до дрожи в теле, до сумасшедшего оргазма и постыдных воспоминаний.

А он всё бездействовал, вынуждая Фрею бросать ругательства в адрес его медлительности и чертовой эгоистичности. Она в очередной раз протяжно простонала от бессилия, когда он слегка вошёл внутрь её лона, лишь раззадоривая. И это было сродни пытки. Желание уже разрушило все существовавшие барьеры и предрассудки, заставив её забыть с кем она делит этот порочный вкус наслаждения. Заставив её вообще позабыть о неправильности данного действа.

А затем она вздрогнула всем телом, рвано выдыхая скопившийся кислород в лёгких, когда он наконец резко вошёл в неё, наполнив одним грубым толчком, вынуждая её лицо исказиться гримасой боли, потонувшей практически сразу в остром приливе удовольствия.

Его движения были быстрыми и глубокими, восхитительно-страстными. Такими, что вынуждали её несдержанно стонать под ним, слыша пошлый звук соприкосновения их тел и ощущая, как кожа её горит под его прикосновениями. И она потерялась в этом. Слишком много удовольствия, слишком хорошо было.

Ощутив мягкое прикосновение губ Ребекки к своей шее, Фрея была вынуждена открыть глаза, видя, что тот огонь, который сжигал её изнутри, полыхал и в голубых глазах её сестры. Наплевав на условности и правила, отчего-то произнеся про себя раз за разом слово «инцест». Обычно грязное, оно заиграло для неё совсем новыми красками, вынуждая вновь закрыть глаза, лишь бы отдаться полностью процессу. Лишь бы по максимуму ощущать движения его члена, скользящего внутри.

Привстав, Ребекка прильнула губами к губам Клауса, ловя его сбившееся дыхание и тихие стоны, больше похожие на рычание, видя полыхающие и опасные искры в его глазах, выдающие его истинную сущность, показывающие насколько он уже близок.

Именно поэтому его толчки становились всё более отрывистыми, а стоны её сестры ещё более громкими, вынуждая её саму простонать от удовольствия и, вновь пробежавшись по своему животу пальцами, скользнуть между ног, всё так же смотря на брата, внимательно наблюдающего за её действиями, находясь на болезненной на грани.

— Ник, чуть быстрее, — умоляюще простонала Фрея, с силой сжимая ткань простыни пальцами, в тот же миг содрогаясь в оргазме, как только он исполнил её просьбу, ускорившись до предела.

Её тело подрагивало от того дикого удовольствия, что накрыло её с головой. Находясь на грани сознания, ощущая, как он покидает её тело, она слышала громкие стоны Ребекки, слышала их сбитое дыхание и улавливала металлический запах крови.

С трудом приоткрыв глаза, Фрея посмотрела на сестру, что покрывала поцелуями его живот, уложив брата на спину. Она наблюдала как та ласкала пальцами лишь его головку, умело дразня Клауса и вынуждая его несдержанно рычать сквозь зубы.

Подхватив её под ягодицы и приподняв, он вынудил её оседлать его, оказываясь так близко к её губам, расплываясь в довольной ухмылке, когда Ребекка чуть привстала, позволяя ему скользнуть внутрь её тела, но принявшись задавать свой собственный темп.

Тая под жаркими прикосновениями его ладоней, его губ, что целовали её грудь, поигрывали с сосками, Ребекка всё крепче цеплялась за его плечи, чтобы притянуть ближе. Кожа к коже, ощущая что ей нужно совсем чуть-чуть, лишь самую малость. И он ей её дал. Клаус толкался бёдрами ей навстречу, уткнувшись лицом в изгиб её шеи, ощущая её дрожь, ощущая уже её предел, впрочем, как и близость своего.

Он гортанно простонал, когда Ребекка изогнулась в его руках и замерла, вынуждая и его прийти к разрядке, от сладостного ощущения сокращающихся мышц, что обхватили его член тугим кольцом.

Несколько секунд они не двигались, крепко сжимая друг друга в объятиях, но затем наваждение с неё спало и Ребекка резко подскочила с кровати, ощущая липкую сперму на своих бёдрах, окидывая брата и сестру растерянным взглядом, а затем, поспешно собрав вещи с пола, поспешила к двери, вновь убегая.

Клаус усмехнулся в ответ на это, откидываясь на мягкие подушки, и перевёл взгляд на Фрею, которая устало раскинулась на помятых простынях, всё ещё стараясь привести дыхание в норму и отойти от этого безумства.

— Куда она пошла? — поинтересовалась девушка, недоуменно смотря вслед сестре.

— Она всегда убегает, чтобы смыть с себя следы этого греха, — усмехнулся Клаус, небрежно пожав плечами, — Последуешь её примеру?

— Нет, — отрицательно покачав головой из стороны в сторону, спокойно произнесла Фрея, потянувшись к пачке сигарет, которая лежала на её тумбочке, чувствуя непреодолимую тягу к очередной дозе никотина, а, быть может… к повтору этой совершенно аморальной связи?

========== As the Fates decree (Клаус/Кэролайн) ==========

Соленый запах моря действовал на неё ничуть не успокаивающе. Наоборот, волны, что бушевали, что толкали корабль из стороны в сторону, ещё больше заставляли её сердце тревожно биться в груди, отдаваясь болезненной пульсацией в ушах и страхом, что достиг даже кончиков пальцев. Теплые капли, которые попадали на её кожу, будто бы обжигали её, вынуждали испуганно вздрагивать каждый раз.

Упорно стремясь разглядеть на горизонте признаки его кораблей, она не ощущала боли от палящего солнца, что заставляло её глаза слезиться. И вовсе не слышала перешёптывания гребцов, не обращала внимания на осуждающий взгляд голубых глаз его брата, которым тот сверлил её, понимая чем чреват такой поступок.

Быть может, это было ошибкой? Быть может, вовсе не стоило поддаваться этой страсти, этому наваждению, что хранили его глаза, отливающие зеленью? О чём она вообще думала, взойдя на борт этого корабля? Как она могла позволить себя уговорить на это безрассудство, за которое заплатит не только она? Был ли это правильный выбор? Могла ли она позволить себе поддаться чертовой надежде, что запылала так ярко?

Ответов не было, лишь тишина. Бесконечная и необъятная, такая, что хранит в себе самые страшные тайны и самые жуткие признания, совсем не приемля ложь. Потеряла голову ведь от того внимания, что он ей дарил и от тех тёплых слов, что шли в разрез с годами грубости и холода, но в то же время и того отчаянного жара, с которым вовсе не он её всегда брал. Безудержно, напористо, лишний раз доказывая своё превосходство, шепча ревнивые слова, подтверждающие извращённость этой любви. Неизменное, чересчур частое: «ты принадлежишь мне», отпечаталось в её сознании, на её сердце, что так беспокойно билось в груди, вынуждая слёзы стекать по щекам.

Сковывая её в крепкие цепи, что состояли из агонии и безразличия, он привязал её к себе, вынудил подчиняться, вынудил беспрекословно следовать за ним. Грозный царь, сильный и мудрый правитель, умелый воин и совсем не понимающий, нечуткий муж, привыкший отдавать приказы, привыкший повелевать и получать в ответ полную покорность.

— Что с тобой, любовь моя? — его руки такие мягкие, такие ласковые и нежные, вовсе не мозолистые и уж точно не грубые, не хранящие на себе удушливые смрад смерти и крови, пролитых во имя империи.

Его губы слишком шелковистые, теплые, чуть влажные, совсем не такие, что касались её прежде, на протяжении долгих лет. Клаус Майклсон не умел быть нежным, он не умел искренне улыбаться и дарить ей поддержку. Мог лишь одаривать её хмурым взглядом, касаниями сильных рук и безумно горячими прикосновениями губ, что умело дарили ей наслаждение.

— Он придет за мной, — шёпотом ответила Кэролайн, поворачиваясь к Стефану лицом, всматриваясь в благородные черты сына царя, того мужчины, что сумел вдохнуть в неё жизнь; того, кто подарил ей этот краткий миг счастья: светлого и яркого, не обремененного болезненной связью.

— Нет-нет, — отчаянно замотав головой, царевич мягко ей улыбнулся, беря дрожащую ладонь в свои руки, чуть крепче сжимая, и так старательно пытаясь успокоить, — Из-за женщины войны не будет. Он не станет…

— Ты не знаешь Клауса! — ей лишь оставалось перевести взгляд на горизонт, будто бы в ожидании, что вот-вот появится его грозный флот, во главе с ним, её мужем, тем, кого она рискнула предать, сбежав с другим мужчиной.

Этого он точно не простит, не позволит себе оставить эту дерзость, этот удар ниже пояса, без ответа. Он соберёт под своими знаменами тысячи воинов и двинется на них войной, сметая всё на своём пути, не щадя никого. Лишь вопрос времени, когда его гнев их коснётся.

— Тогда… — Стефан чуть помедлил, решаясь, стараясь побороть свой страх и подавить в себе эгоистичное желания жить, так же как и голос разума, что нашёптывал ему развернуться пока не поздно и вернуть её в чужие объятия, тому, кому она принадлежит по праву, — … я скажу ему что ты моя, а ты будешь в безопасности. Ему не взять Трою. Аполлон нам благоволит, даже Посейдон проявил благосклонность. Просто посмотри как быстро мы движемся, Кэролайн. Сами Боги на нашей стороне, любимая!

Его слова вызвали улыбку на её губах, вынуждая сердце наполниться таким светлым и чистым теплом, которого никогда не было с другим мужчиной. Ведь он вызывал в ней совершенно иные чувства. Слишком яркие, находящиеся на болезненной грани, выворачивающие душу и сердце наизнанку. Со Стефаном всё было по-другому, он стал её тихой гаванью, в которой она смогла скрыться от бушующих волн, что порождал собою Никлаус.

Стефан, в отличие от её мужа, поклонялся, безропотно верил в Богов. Он так отчаянно утверждал, что обязательно их защитят за крепкими и неприступными стенами Трои, но Кэролайн уже понимала что они обречены. Боги их не спасут. Для неё Клаус был Богом — грозным, несущим смерть и разрушение.

— Ты ещё так юн, — она нежно провела ладонью по его щеке, смотря на него таким мудрым взглядом, будто бы была старше его на сотню лет, а вовсе не на год.

Смерть была так близко, буквально витала в воздухе, заглушая всё остальное, будто оповещая её о его приближении, вынуждая сердце сжиматься от страха и обречённости. Всего лишь вопрос времени.

Клаус не любит править, не любит решать государственные дела. Нет. Совсем нет. Он был рожден завоевателем, тем что не боится умереть на поле боя от острого клинка. Вовсе не боится проливать кровь. Убивать его удел. Это то, в чём ему нет равных. Он одержим жаждой власти, он одержим войной. И ею… она его страсть. Она та, кто ему принадлежит; та, кто прежде трепетно любила, наивно веря в его доброту. Но всё напрасно.

Клаус слишком жесток, он не умеет идти на уступки, идёт по головам, не подчиняясь людским законам, впрочем, как и божьим. Он был выше всех устоев, выше всех правил, всегда с пренебрежением смотря на жесткие рамки, в которые себя загоняют люди.

Война за войной, сотни сражений и ни одного поражения. Он всегда выходил победителем из любой схватки, презрительно морщась от слухов, которые пускали простолюдины, с благоговейным страхом шепча что он Бог, покинувший Олимп, а, быть может, и подземное царство. Уж слишком много крови на его руках, слишком много убитых на его счету. И не было предела этой жестокости и алчности, которая овладела им.

Клаус неизменно возвращался к ней после очередной громкой победы, сотрясавшей мир. Врывался в её покои посреди ночи прямо с дороги, всё ещё храня на себе запах пота, пыль, грязь и усталость от долгих дней, проведенных верхом. Лишь бы властно притянуть её к себе, лишь бы утолить свой голод по вкусу её губ, освежить в памяти тихие и сладостные стоны, вспомнить вновь её запах и нежность кожи.

Она с жалостью смотрела на лица людей, на улочки Трои, на царя, что ей мягко улыбнулся, принимая и вовсе не бросая осуждающего взгляда на своего сына. Она смотрела и понимала, что всего этого больше не будет, понимая что натворила; понимая, что уже поздно идти на попятную. Совсем скоро он придет. Клаус обязательно её отыщет и… убьёт. Точно убьёт, пронзив клинком своего верного меча. Предательство он не простит даже ей.

И Кэролайн была права. Он выследил, сея хаос, проливая кровь и сжигая города. Он шёл за ней, сообщая об этом всему миру. Он убивал, не боясь проливать и свою кровь, не боясь новых шрамов на теле и гнева Богов. Он сам был Аресом, а, быть может, Гадесом, что вознамерился вернуть свою Персефону. И от этого становилось лишь страшнее.

В ту роковую ночь Кэролайн так и не смогла сомкнуть глаз, ощущая прохладу ночного ветра, бездумно уставившись взглядом на полыхающий огонь. Всматривалась в него так, будто бы он мог ей помочь, будто бы мог дать ответы на все интересующие её вопросы, а подсознание безжалостно играло с ней, вынуждая её в бликах пламени разглядеть его грозное лицо. А, быть может, оно её просто предупреждало? Быть может, этот знак послали ей Боги?

В ту же секунду, будто в ответ на её вопросы, раздался тревожный звон. Оглушающий, вырывающий судорожный вздох и вынуждающий её замереть на месте. Этот звон эхом отдавался в ушах, достигая сердца. Вот и всё. Он здесь. Осталось совсем чуть-чуть, совсем скоро она увидит реку Стикс в его серых, бездушных глазах и отправится в иной мир. Осталось чуть-чуть.

Кэролайн приложила ладони к ушам, отчаянно всхлипывая, стараясь заглушить громкие крики, разрывающий душу плач, устрашающий звон мечей и безжалостные приказы, совсем не слыша голос Стефана. Она старалась отгородиться от запаха гари, ощущая, как Троя горит, как она пылает, зная, что это он приказал сжечь здесь все дотла. Это месть.

Стефан был слишком наивен, словно совсем глупый юнец, не понимающий до этого момента что натворил. Он обрек своё царство на гибель. Он обрёк их всех на гибель ради любви к одной женщине, что никогда ему и не принадлежала, храня в себе тень своего мужа. Но всё же он смело схватил свой меч дрожащей рукой, ринувшись к двери в их покои, готовясь сражаться за неё. За ту, чьи губы были слаще всех.

Тяжелые шаги становились всё громче, крики всё отчаяннее, а чувство ужаса всё сильнее. Хотелось закрыть глаза, не хотелось быть здесь. Не хотелось слышать, как выламывают дверь и как его голос грозно отдаёт приказ своим воинам уйти и оставить их наедине.

Вот только напрасны надежды и глупая вера в Богов. Пусть и один на один, вроде бы на равных условиях, но шансы были совсем не равны. Стефан уже был обречён, ещё в ту самую секунду, когда поцеловал её в первый раз. Он уже тогда горел в огне погребальных костров. Кэролайн это знала, но всё равно громко вскрикнула, когда меч пронзил его живот, пока Клаус с ненавистью смотрел в глаза того, кто посмел посягнуть на то, что принадлежит ему по праву.

Никлаус посмотрел и ей в глаза, с жадностью вглядываясь в эмоции, мелькающие на её лице, небрежно откидывая от себя Стефана, что грузно упал на пол. Он жадно хватал воздух ртом, стараясь зажать кровоточащую рану, задыхаясь от боли и переводя взгляд на Кэролайн, которая на негнущихся ногах всё приближалась к нему, боясь взглянуть; боясь посмотреть на то, как Клаус склонился над его телом, доставая кинжал, прекрасно зная, что последует за этим. Она знала насколько жесток её муж.

Его вид вынудил вздрогнуть,пошатнуться и едва не упасть, запутавшись в подоле лёгкого белоснежного платья, что струилось по её телу словно вода. Весь он был в крови, источал ярость каждой клеточкой своего тела, шумно втягивая воздух, пропитанный удушливым запахом смерти, которая была для него отрадой, его соратницей. Его ноздри раздувались, выдавая его едва контролируемый гнев, а грудная клетка часто вздымалась, пока он с упоением смотрел на её страх, её загнанность и обречённость, поселившуюся в голубых глазах.

— Кэролайн, — протянул её имя он, усмехаясь и надвигаясь на неё грозной тенью, всё ближе оттесняя к стене и крепче сжимая пальцами окровавленный орган в своей ладони.

Она дрожала от дикого страха, смотря на него так испуганно, вовсе не ощущая тех слез, что скатывались по её щекам. Боялась посмотреть на сердце, которое он кинул к её ногам, боялась взглянуть на обезображенное тело Стефана, лишённое глаз, что посмели смотреть на её обнажённое тело.

Пальцы Клауса мягко коснулись её лица, стирая слезы и пачкая белоснежную кожу его кровью и кровью убитых им людей, в смерти которых она была повинна. А затем вдруг грубо схватил её за волосы и притянул к себе, по обыкновению властно.

Глаза в глаза, до болезненного стона сжимая хрупкое тело.

Она всё ждала его криков. Всё ждала, когда же он пронзит её клинком своего верного меча, когда вырежет и её сердце из груди. Всё ждала, а он просто молчал… молчал и внимательно изучал её хмурым взглядом серых глаз, всё так же напряженно сжимая челюсть.

А затем резко вжал её в стену, вынуждая покорно опустить голову, уперевшись пальчиками в доспехи, отливающие золотом, покрытые кровью убитых. Их было много, она это знает. Слишком много для обычного человека.

Клаус смотрел на неё ещё несколько секунд, ведя самую сложную войну и борясь со своим собственным сердцем, а затем поддался к ней, сминая её губы жёстким поцелуем, скользя языком внутрь её рта и притягивая к себе ещё ближе за бедра, сжимая их пальцами.

Желал оставить свои следы на её теле, желал заклеймить её. Желал так отчаянно и сильно, что это пугало его самого. Кэролайн сдалась слишком быстро, подчиняясь ему, прикрывая глаза и безропотно принимая его ласки, позволяя ему повалить себя на высокую кровать и придавить своим крепким телом. Вовсе не ощущала боль, лишь то самое чувство обречённости. Невидимые цепи всё ещё сковывали её, на этот раз потуже затягиваясь вокруг израненного и кровоточащего сердца.

Оторвавшись от её губ, Клаус на удивление мягко коснулся её светлых волос лишь кончиками пальцев, вдыхая её запах, на миг прикрывая глаза и ощущая, как буря в нём утихает. Она снова с ним.

— Ты моя, Кэролайн, — твёрдо произнёс он, вынуждая смотреть на него, не позволяя ей отвести взгляд голубых глаз, что были наполнены слезами. — Сколько людей должно погибнуть, чтобы ты с этим смирилась? Ты слышишь их крики? Слышишь? Это всё ты. Ты посмела вырвать сердце из моей груди, ты посмела причинить мне боль. И ты заплатишь за это, не сомневайся. Тебя ждёт во сто крат больше страданий, чем перенес я вдали от тебя.

Голубые глаза смотрели на него непонимающе, со страхом, с ненавистью и презрением, ненавидя его за эту жестокость. Столько жертв, столько смертей и крови. Она совсем не осознавала, какую власть имеет над ним. Совсем не понимала, что в руках её весь мир, как и его сердце. Ведь она когда-то его любила, когда-то мирилась с тем, каков он. Принимала таким, какой он есть, купаясь в редких лучах его взаимности.

Так что же стало с ними сейчас? Что с ней стало? Почему раньше это её не пугало? Почему она отвернулась от своих чувств? Почему предпочитала любить его за что-то, а не вопреки всему?

— Я люблю тебя, — мягко прошептала она, неуверенно касаясь его щеки, стараясь вспомнить те чувства, что прежде согревали её сердце, хотя бы их жалкий отголосок, но была лишь пугающая тишина и безмерная пустота.

— Не нужно врать. Эти губы не умеют источать ложь, Кэролайн, — Клаус грустно усмехнулся, проведя пальцами по её устам, прежде чем вновь коснуться их поцелуем, на этот раз мягким и лёгким, словно дуновение ветра, уже совсем не обращая внимания на полыхающий город, кажется, и вовсе позабыв о нём.

— Любила, — одними губами произнесла она, сникая под его проницательным взглядом, который проникал внутрь, видя её всю, без шелухи, до глубины души, не упуская из вида каждый её уголок.

— Теперь правда, — расплывшись в до дрожи пугающей улыбке, он вновь приник к её губам, отнюдь не нежно, а грубо и подавляюще, ещё жёстче, чем прежде, наказывая её за совершенное.

Разрывая тонкую ткань платья, вынуждая её отбиваться, ровно до того момента, пока он вновь не уничтожил эти жалкие крупицы непокорности, которыми наполнил её сердце Стефан. Клаус поклялся, что сотрёт из её памяти его образ, вытравит все те чувства, что были лишь попыткой спастись от него. Не более. Просто ухватилась за ту тонкую соломинку, что ненадолго позволила ей вдохнуть чистый воздух.

Кэролайн ненавидела себя за эту слабость; ненавидела его за то, что имеет над ней власть и за то, что его руки, хоть и покрытые кровью, дарят ей наслаждение, всё еще вынуждая её сердце отзываться на каждое произнесенное им «моя».

Она никогда не задумывалась, есть ли цена у любви, а если и есть, то какова она? Как Боги могли это допустить? Или, быть может, это всё их проделки? Быть может, это — коварство жестокой Афродиты или насмешка Мойр, что плетут нити судьбы?

Могла ли она подумать что его страсть к ней погубит столько невинных жизней? Тысячи погибших и всё лишь ради того, чтобы вернуть её в свои объятия.

Она считает что это непомерно высокая цена, в то время как он… он знает что это ничтожная малость.

Умирать ей вовсе не страшно, страшно слышать совсем тихий шёпот. Такой мягкий, но заставляющий её дрожать от ужаса. А он всё шепчет и шепчет, повторяя всего одну фразу, скользя губами по её шее:

— До своего последнего вздоха… я буду любить тебя.

========== Forgive me father for I have sinned (Клаус/Кэролайн) Nc-17 ==========

She’s a saint with the lips of a sinner

She’s an angel with a devilish kiss.

Шёпот совсем тихий, он отражается от величественных стен дворца едва различимым эхом, не давая разобрать сказанных слов. Голос такой нежный, как и её совсем невесомые прикосновения к жесткой щетине, что покрывала мужские щёки. Эта колкость её веселит, вынуждая губы растянуться в широкой и такой светлой, совсем невинной улыбке, играющей ярким контрастом на фоне её порочного взгляда голубых глазах.

Кэролайн тихо смеётся, откидывая голову назад, будто нарочно привлекая его внимание к глубокому вырезу светлого платья, так некстати и так не к месту, заставляя ощутить постыдный прилив возбуждения. Она совсем не обращает внимания на его приказ вести себя тише, на его отчаянную мольбу не появляться здесь, не ставить его в неловкое положение, так боясь поставить под сомнение власть своего отца.

Но ей всё равно. Чистый и заливистый смех, сравнимый разве что с тихим перезвоном колокольчиков или умелой игре на скрипке, берущей самые чистые ноты, вынуждает его сдаться, позволить ей зайти на его половину исповедальни, встать прям напротив, медленно потянув за шнуровку на платье. Томительно медленно ослабляя прочно затянутые узлы. И Клаус шумно выдыхает, смотря на порочного ангела, на то как она умело распаляет в нём желание, соблазняя лёгким запахом жасмина, с примесью терпкого вина, привкус которого хранят её сладкие уста.

Кэролайн улыбается, смотря на его напряжённо сжатые в тонкую полоску губы, скользит взглядом по его лицу — такому мужественному, что ему в пору быть военным. А вовсе не кардиналом, носящим красные одежды, скрывающие восхитительные мускулы, по которым так хочется пройтись ладонями и губами, ощутив его запретный мужской вкус.

Ей нравится желание в его глазах. Ей нравится то, что она заставляет их гореть пороком: таинственным и безграничным, таким темным и насыщенным, разделяя это безумство вожделения. Оно острое и сильное, вынуждающее их окунаться в него с головой раз за разом, с каким-то ненормальным удовольствием отдаваться греху прямо здесь, прямо в стенах обители Папы Римского, где их может застать и услышать кто угодно. Всего лишь тонкое дерево, да тканевая шторка отделяет их от главной залы, давая хоть какую-то иллюзию уединения. А, быть может, это просто их отговорки перед Всевышним.

— Как ты хочешь меня взять? — тихо шепчет Кэролайн, обнажая грудь, давая ему скользить потемневшим взглядом серых глаз по напряжённым соскам, так жаждущим прикосновения его рук, его пухлых губ и проворного языка, умеющего доставлять неописуемое наслаждение, давая ей тот самый отголосок пресловутого рая, о котором так любят твердить в этих стенах.

Клаус тяжело дышит, с жадностью облизывая губы, и притягивает её к себе за бёдра, устремляя свой взор вверх. Он смотрит в её глаза, прежде чем вновь поддаться искушению в её лице и коснуться молочной кожи губами, скользя ими по ключице и томительно медленно приближаясь к груди. Кэролайн стонет совсем тихо, обнимая его за шею, притягивает его голову ближе, зарываясь пальцами в русые волосы, чуть оттягивая их.

Его руки скользят по нежной ткани платья, задирая её вверх, безжалостно комкая и обнажая стройные ноги, задыхаясь от того чувства, что вызывает в нём она. Вся она. Такая желанная, но недоступная; такая невинная и в то же время порочная, умело искушающая его, словно дьявол.

Кэролайн подается к нему чуть ближе, садясь сверху, трётся центром своего желания об его возбуждённый до предела член, покрывая поцелуями его шею. И сильнее цепляется за плечи, желая ощутить его прикосновения там, где положено касаться лишь мужу.

— Зачем ты пришла? — отчаянно борясь с искушением взять её прямо здесь, он тихо шепчет с болезненными нотками в голосе, пока его ладони поднимаются всё выше и выше, оставляя горячие следы на нежной коже её бедёр.

— Отец хочет выдать меня замуж за правителя Неаполя, — тихо отвечает она, смотря в его глаза и разделяя с ним этот момент, видя бурю эмоций, что сменяет одна другую, тонко разглядывая и ревность, что всё же преобладает над всем этим буйством, — Я стану королевой.

— Ты этого хочешь? — грубее сдавливая пальцами бёдра, вырывая из неё тихий стон, рычит Клаус, оттягивая зубами её нижнюю губу, а затем начиная вдруг покрывать мягкими поцелуями её шею, терпеливо ожидая ответа.

— Нет, — наконец произносит она, слыша его едва слышный облегчённый вздох, чувствуя, как напряжение постепенно уходит из его тела, а хватка на бёдрах становится чуть слабее, — Старый король мне не по нраву, — Кэролайн льнёт к нему всем телом, сгорая от дикого желания ощутить его внутри себя, изгибаясь от прикосновений его пальцев к низу её живота сквозь тонкую ткань платья, отбирающего у неё возможность ощутить их жар.

А он всё дразнит, всё скользит ладонями по её рукам, ногам, прижимаясь губами к шее. Оставляет совсем лёгкий и невесомый поцелуй на её губах, лишь подбрасывая поленья в то пламя, которое полыхает внутри неё.

— Тебе больше нравится быть здесь? — хрипло произносит он, оттягивая её голову за светлые локоны назад, покусывая зубами кожу на шее и шумно втягивая носом аромат её кожи. — Не так ли, кузина? Тебе нравится быть на мне, я знаю.

— Д-да, — стон утопает в его поцелуе: резком, грубом и таком страстном, что вызывает в её теле волну удовольствия.

Обхватив губами её сосок, Клаус жадно втягивает его в рот, покусывая чувствительную плоть, слыша её тихие стоны, вынуждая её выгибаться в его руках, зарываясь вновь пальцами в его волосы, и стонать, стонать… вновь и вновь. Так сладко и откровенно, так неправильно и удивительно прекрасно.

— Святой отец, — порочно стонет она, беря его ладонь в свою руку, смотря на него так властно, так жадно и так умоляюще покорно, заставляя его толкнуться бедрами в центр её желания, проклинать ткань, что разделяет их м не даёт ему ощутить её полностью, не позволяет ему наполнить её одним резким толчком, чтобы ощутить, как тугие мышцы плотно обхватят его плоть.

— Кэролайн, не здесь, — всё же произносит он, откидывая голову на стенку исповедальни с тихим стуком, старательно приводя дыхание в норму, не желая быть причиной очередного скандала, что опорочит их семью; ему и так хватало того что его отца, Папу Римского, обвиняют в подкупе и двойном убийстве.

— Клаус, — она скользит губами по его шее, сладко шепча на ухо его имя, проводя его ладонью по своей груди, — Хочу быть с тобой, хочу ощущать лишь твои касания здесь, — довольная улыбка озаряет её губы, стоит ему только сжать полушарие её груди, понимая, что он вновь уступил, вновь прогнулся под этим желанием, что словно огненная лава растекалось по венам.

Она ведёт его ладонь всё ниже, чуть приподнимаясь и позволяя ему коснуться складок её плоти, давая ощутить жар, давая почувствовать влагу. Сводит этим попросту его с ума и рушит умело последние барьеры, которые сдерживали его.

Клаус, рывком притягивая её к себе, сминает мягкие губы в жёстком поцелуе, скользя пальцами по её клитору, потирая его, чуть сжимая и заставляя её сладко простонать ему в губы. Заставляя его упиваться этим ощущением власти над её телом и её желанием, давая ему над ней полный контроль. Она становится податливой, позволяет ему абсолютно всё, ведь уже готова окунуться в океан порочности, что плескался в его глазах. Тонкие грани давно стёрты, от них больше не осталось и следа. Даже малейшего намёка.

— Ты никуда не уедешь, — грубо произносит он, скользя пальцами к её входу, вынуждая её нетерпеливо подаваться бёдрами навстречу его движениям, так отчаянно нуждаясь в том, чтобы ощутить его в себе. — Я не позволю, — рычит Клаус, резко введя в неё два пальца и в то же мгновение заглушая громкий стон очередным поцелуем, что словно ставит на ней клеймо и показывает ей, что она принадлежит лишь ему, своему кузену, и больше никому. — Я бы с радостью поменял эту рясу на клинок меча и ринулся бы в бой, проливая кровь во имя свящённого Рима, — Клаус зарывается лицом в изгиб её шеи, покусывая нежную кожу, и оставляет на ней свои метки, свободной ладонью крепче сжимая её бедро, желая оставить на светлой коже лиловые синяки.

Его движения пальцами становятся всё резче и быстрее, вынуждая её задрожать в его руках и ещё крепче прижаться к нему, смотря в его глаза. Так борется с искушением их закрыть и громко простонать, чтобы все услышали, чтобы все поняли, чем они тут занимаются, и чтобы все знали, какое наслаждение ей дарит кардинал.

— Боже, — шумно выдыхает Кэролайн, дрожа всем телом, плотно сжимая губы в тонкую линию, ощущая уже ту грань, ощущая тот болезненный предел, отделяющий её от экстаза, от того блаженства, что он ей дарит.

Стоит только его губам вновь скользнуть на её грудь, всё продолжая двигать пальцами внутри её тугого лона, и прикусить её левый сосок зубами, создавая смесь болезненного наслаждения и чистой эйфории, как Кэролайн тотчас же изгибается в его руках. Замирает и дрожит всем телом, будто в приступе лихорадки.

И он едва успевает заглушить её стон поцелуем; едва успевает разделить вкус её наслаждения, отдающим чем-то сладким на языке, таким пьянящим, таким вкусным. Это вкус запретности, вкус их греха и порока, что пьянит гораздо больше чем самое крепкое вино.

Он ощущает её сбитое дыхание своими губами, смотрит на раскрасневшееся личико, на багровые следы от своих зубов на тонкой шее и на четкий отпечаток его ладони на её бедре, удовлетворённо улыбаясь и упиваясь той властью, что имеет над ней.

Клаус неожиданно слышит приближающиеся шаги, быстро поднимая её со своих колен, вновь ставя на всё ещё подрагивающие от напряжения ноги, и прикладывает указательный палац к губам, призывая к молчанию. В ответ Кэролайн лишь беспечно улыбается, совсем неспешно приводя себя в порядок. Вновь завязывает ленты на платье, скрывая от него свою грудь, увы, не в силах скрыть тугие бусины сосков, что теперь так ярко выделяются сквозь тонкий материал, будоража воображение. Равно как и не может скрыть следы его собственнической страсти, что отзывается в её сердце приятным теплом.

— А ты? — одними губами произносит она, многозначительно переводя взгляд на его возбуждённый член, изгибая губы в хитрой улыбке.

— Жди в моей спальне, — тихо шепчет Клаус, всё ещё тяжело дыша и смотря на то, как она покидает кабинку, предусмотрительно оглядываясь по сторонам и оставляя его одного, чтобы он мог обдумать план убийства престарелого короля, вовсе не желая делить с кем-либо свою женщину.

========== Choice (Клаус/Кэролайн) ==========

Горячие губы, скользнувшие по её шее, вынудили Кэролайн изогнуться и с блаженной улыбкой принять его ласки, наслаждаясь нежными прикосновениями мужских ладоней к её обнажённой коже. Тёплая и мягкая постель, любимый мужчина рядом, никаких забот, но сердце всё равно было не на месте, вынуждая её раз за разом возвращаться к мыслям о дочерях, что остались в другой стране, пока они с совершенно несносным первородным собственником отправились в Италию.

— Надо позвонить домой, — прошептала она, отвечая на его поцелуй, прекрасно зная во что он перерастёт совсем скоро, судя по тому какими жадными стали его прикосновения, — Хочу поговорить с девочками.

— Не переживай, love, с ними Кол, — Клаус вновь завладел её губами, скидывая мешающее ему одеяло на пол, накрывая её тело своим, решительно настроившись заставить её забыть обо всём, в особенности о девочках, — Он за ними присмотрит.

Она согласно кивнула, вновь закрывая глаза и откидываясь на мягкие подушки, стараясь сосредоточиться на его поцелуях, дорожку из которых он прокладывал по её шее, плавно опускаясь на грудь. Но было явно что-то не так. Не было того привычного и дикого удовольствия, растекающегося по венам. И причина этого крылась в том, что мыслями она была далеко-далеко отсюда.

— Я волнуюсь, — обхватив его лицо ладонями, Кэролайн вынудила его посмотреть на неё, встречаясь с возбуждённым взглядом серых глаз, в которых мелькнуло недовольство, отразившееся в янтарных отблесках.

— Перестань, — отмахнулся Клаус, возобновляя прерванное занятие, погрузив язык в ямку её пупка, прежде чем прикусить нежную кожу зубами и вырвать из неё прерывистый вдох, — Уже через два дня будем дома, твои дочери будут рядом и мы вместе отпразднуем Рождество. Выключи режим мамочки, Кэролайн, и расслабься.

— Наши дочери, Клаус, — устало поправила его она.

Ей даже страшно было подумать, что технически тысячелетний убийца станет папой для её малышек всего через пару месяцев. Да и сама она скоро примерит на себе грозную фамилию. Клаус же совершенно опасен для детей. Чересчур вспыльчивый и жестокий, совсем не лучший пример для подражания.

— Брось, Кэролайн, — с нажимом произнёс он, смотря на неё снизу вверх, не желая вообще продолжать этот бессмысленный трёп, — Их отец Аларик. Я люблю тебя и привязался к девочкам, но я никогда не буду их отцом.

— Ты прав, — нехотя пошла на понятную Кэролайн, прекрасно понимая что ему и так нелегко даётся делить крышу над головой с двумя совершенно несносными девчонками, так любящими устраивать мелкие шалости, — Давай я позвоню им и…

— Кэролайн, мы на отдыхе, — раздражённо проговорил Клаус, отстранившись от неё и сев на кровати, — С ними Кол. Он хоть и придурок, но присмотрит за ними, если жизнь ему дорога. К тому же, вечером домой вернется Фрея.

— Но… — неуверенно постаралась возразить она.

— Они в порядке, — прервал её Клаус, шумно вздыхая и вставая с кровати, поняв, что момент испорчен, впрочем, как и утро, — Хватит. Я хотел насладиться оставшимся временем, без всех этих разговоров о твоих дочерях, друзьях и Аларике, — раздражённо произнёс он, поднимая с пола свои джинсы.

— Но это часть моей жизни. Они все часть меня, Клаус, — немного помедлив, тихо произнесла Кэролайн, встречаясь с его вопросительным взглядом, видя удивление в глазах. — Так же, как твоя семья… они ведь часть тебя. Может быть мы поторопились? — неуверенно коснувшись кольца, шёпотом спросила блондинка, ощущая, как кровать прогнулась под весом его тела тут же.

— Давай. Сними его. Сними и выкинь, если сомневаешься, — вдруг сказал Клаус, вынудив её посмотреть на него, — Я уже давал тебе выбор и прежде, Кэролайн. В первый раз ты выбрала жизнь, чуть позже ты призналась мне в своих чувствах. Затем приехала ко мне, когда тебе и твоим дочерям грозила опасность. Ты доверила их жизни мне, Кэролайн. Ты согласилась и приняла моё предложение показать тебе весь мир, стать моей навеки. Так что, давай. Сними его.

— Нет, — устало выдохнула Кэролайн, смахивая скатившуюся по щеке слезу.

Она уже сделала выбор. И этот выбор был правильным. Ведь, возможно, впервые в жизни она доверилась голосу своего сердца, а не разума.

========== Christmas present (Клаус/Кэролайн) ==========

Ступая по хрустящему под ногами снегу, скрывающему крайне опасный своей скользкостью лёд, он то и дело бурчал себе под нос все ставшие известными ему за тысячу лет ругательства, проклиная своих чудных родственничков. Да что б он ещё раз согласился сесть играть с этими шарлатанами в покер на желания… уж лучше выпить литр концентрированного аконита, чем повторить этот горький опыт, который ему, наверняка, будут припоминать ещё ни одно столетие!

Фрея явно нагло соврала ему в лицо тогда, сказав, что не может заглянуть в недалёкое будущее. Потому что как ещё можно объяснить тот факт, что эта дьявольская троица смогла его уделать? Ещё и всё продумали, вонючее зелье заставили выпить, чтобы он не смел противиться исполнению этого тупого желания. И кто научил Кола быть таким изворотливым и до мелочей продуманным извергом? Сам дьявол что ли?

Заставил ведь самого Никлауса Майклсона под покровом ночи тащить мешок с подарками, надев на голову идиотский красный колпак! Дурацкий и раздражающий своей пушистостью помпон, больше похожий на чертов беличий хвост, так и норовил его стукнуть по носу и попасть в глаз, вынуждая то и дело мотать головой, чтобы убрать его в сторону.

Массивный мешок с подарками, забитый доверху какими-то игрушками, издающими противный стук при каждом шаге, вынуждал его хмурить брови и досадливо качать головой, лишь надеясь, что его родственнички не притаились где-нибудь в кустах, дабы запечатлеть этот торжественный момент на видео. Тогда точно клинки в сердце и спатки, пока не настанет следующее тысячелетие.

Совершенно обычный дом, где-то на окраине Далласа, совсем не выделяющийся из вереницы других. И на кой-чёрт именно на этот дом пал выбор Ребекки? Она что… просто ткнула своим наманикюренным ноготком на карту штатов или наобум ввела координаты в GPS?

Переводя дыхание, Клаус поднялся по ступенькам и хотел было коснуться дверной ручки, чтобы войти в дом с дурацким возгласом: «Хоу-хоу-хоу, с Рождеством!», как неведомая сила тут же откинула его на несколько метров, вынудив затылком приложиться о ствол раскидистого дуба, украшенного пушистым дождиком, который поспешил приземлиться ему на лицо.

Покряхтев немного и поднявшись на ноги, он с раздражением откинул ярко-синий дождик в сторону, со злостью стукнув ногой по дереву и вынудив тем самым несколько веток упасть в снег с приличным грохотом.

— Я срублю тебя и все дубы в округе! Я истреблю ваш вид с лица земли, сотру воспоминания о вас! Ты и твои сородичи крупно пожалеете! Обещаю!

— Эй ты, Санта недоделанный, уже час ночи! — вдруг из окна второго этажа раздался возмущённый женский голос, вынудивший его замолчать, — У меня двое детей и они уже давно спят. Имей совесть.

— Открой дверь или я спалю этот дом дотла! — с раздражением рыкнув, Клаус резко повернулся на звук, к сожалению, не видя лица говорящего из-за помпона, закрывающего ему обзор, — Я два часа нёс сюда этот дебильный мешок с подарками и я его всучу твоим спиногрызам, хочешь ты этого или нет!

— Как ты назвал моих детей?! — возмущённо ахнула девушка, — Да я тебе сейчас… Стой там, никуда не уходи!

Спустя пару секунд входная дверь открылась и оттуда выбежала разозленная блондинка, в наспех накинутом халате и домашних тапочках, с премиленькими кроличьими ушками. Вмиг сократив расстояние, она вынудила его удивлённо вскинуть брови от осознания того, кто же перед ним и к кому именно домой его послали. Кэролайн Форбс. Из всех существующих домов, эти идиоты выбрали именно тот, в котором живёт единственная в мире девушка, которая уж точно не должна была видеть его в таком постыдном образе.

Прытко выхватив из его рук увесистый мешок, она вдруг со всей силы треснула им по его плечу, намереваясь, видимо, хорошенько отдубасить наглеца, посмевшего нарушить её покой. Однако стоило ей, наконец, увидеть его лицо, как Кэролайн тут же замерла.

— Клаус? — удивлённо ахнула она, отшатнувшись от него, как от огня, и всё продолжая таращиться на него, словно увидела инопланетянина или восьмое, а заодно и девятое, чудо света.

— Ага, — пробурчал он, насупившись, — Санта. Не признала что ли? Или у меня слетел колпак?

— Ч-что ты… — Кэролайн вдруг рассмеялась, не в силах больше сдерживать громкий смех, смотря на его разозленное лицо и абсолютно глупый колпак, совсем не подходящий званию грозного первородного гибрида.

— Это совершенно не смешно! — недовольно рыкнул он, со злостью откинув ладонью помпон, опять вздумавший лезть ему в глаза, но вызвал, кажется, этим движением ещё больший смех.

— Прости, прости, но это… — Кэролайн приложила ладонь к губам, скрывая свою широкую улыбку и едва сдерживая новый приступ смеха. — Кто тебя заставил?

— Я проиграл в карты, — тяжело вздохнув, признался Майклсон, — Это глупая затея моих родственников, которые совсем скоро окажутся в гробу, а Фрею я просто запру в подвале с крысами на пару лет.

— Клаус, ты просто невозможен, — закатила глаза она, всё же не сдержав смешок, — Они ведь хотели, чтобы ты пришёл именно в этот дом. Неужели ещё не понял их замысел?

— Да к чёрту всё это! — скинув наконец дурацкий головной убор, он резко шагнул к ней навстречу, хватая двумя пальцами её лицо за подборок и притягивая к себе ближе, в тот же миг накрывая её губы жадным поцелуем, вынуждая её удивлённо охнуть и прикрыть глаза, поддавшись его напору.

А тем временем где-то меж деревьев Кол удовлетворённо хмыкнул, протягивая раскрытую ладонь Бекке, которая с ворчанием достала стодолларовую купюру, понимая, что проиграла спор. Форбс поцеловала её брата даже в дурацком образе Санты.