Уроки одного рассказа Иона Друцэ [H Грамма] (fb2) читать постранично, страница - 3

добровольно решившейся ступить на путь нравственного подвига, остаться в монастыре, Друцэ подчеркивает, что и ее судьба легендарна. Легендарна потому, что смелость ее и мужество беспрецедентны, невозможны в той ситуации, не от жизни сей (это оправдывается сюжетно: девушке приснился ангел). Закономерно, что судьбу монашки Майки Друцэ начинает описывать со слов, с преданий о ней «говорунов, претендующих на исключительную осведомленность». Не случайны поэтому неопределенно-личные «говорят», повторяющиеся в первой части рассказа: «Говорят, на этих словах игуменья обняла ее… Говорят, на этот последний монашеский молебен была допущена и та семнадцатилетняя девушка, причем, говорят (везде разрядка наша — Н. Г., Е. Д.). игуменья держала ее все время рядом с собой».

Но легендарный план первой части не самодовлеющ, не замкнут. Друцэ ставит перед нами проблему сохранения Трезворского монастыря, его, пусть и славная, небыль оценивается как трагедия. Так писатель приближает нас к реальности, к нашим дням.

Вторая часть рассказа, назовем ее исторической, публицистична, здесь во главе угла Факт. Горькая история недавнего прошлого монастыря, нашей республики, всей страны проходит перед читателем во всей ее мертвящей безалаберности, бесхозяйственности, в лицемерии, жестокости, бездушности и бездуховности. И в этой части главной оценкой нашему прошлому, главным средством раскрытия его смысла являются не переживания, мысли, суждения рассказчика, но факты, например, тот факт, что в Трезворах людей поселили последними, после тракторов и скотины.

Последняя, третья часть рассказа — быль. Друцэ рассказывает о самом себе, о своей прогулке по кладбищу на севере Молдавии, о своей встрече со священником отцом Георгием и о их разговоре о Трезворах, о девушке, превратившейся к тому времени уже в старушку. В таком конце, в том, что рассказчик (а вместе с ним и читатели) не встречается с героиней рассказа сам, мы видим проявление большого такта, чуткости Друцэ-писателя. То, что Майка и в конце рассказа предстает лишь в слове (разговоре), позволяет сохранить известную дистанцию между героиней рассказа и читателями, сохраняет легендарность и поэтичность ее образа, и вместе с тем усиливает ощущение искренности повествования, все-таки и в наши, такие другие дни люди, подобные Майке, не стали явлением обыкновенным, очевидным. Вместе с тем, разговор двух конкретных, реальных людей (это вместо неопределенного «говорят» первой части) свидетельствует о реальности, действительности самой Майки.

Мы подробно остановились на композиции «Самаритянки» не только для того, чтобы показать, как Друцэ эстетически представляет основные тенденции современности, но и чтобы определить отношения между ними, столь необходимые для понимания образной специфики рассказа (структура образа «Самаритянки» сложна; легенда, история и быль входят в нее, многообразно и противоречиво переплетаясь), чтобы определить направление художественной мысли Друцэ, помогающее понять целое рассказа. Мы видим, что пафос «Самаритянки» в утверждении Дела, а не Слова, были, а не легенды.

Инерция недавних эстетических привычек и взглядов, страстная определенность тех страниц рассказа, где взгляды писателя на действительность выражаются им непосредственно и от первого лица, сама история монашки и монастыря способны убеждать невнимательного читателя, что перед ним образец нравственно-психологической прозы, утверждающий примат духовного, внутреннего над внешним, материальным.

Не скроем, что и мы поддались поначалу таким настроениям. Читая, скажем, справедливые по отношению к конкретным историческим обстоятельствам, но выраженные в обобщенной форме, как непреложный «вечный» закон слова о том, что «долгие века церковь учила, что жизнь есть любовь», и «на этом (т. е. на учении. — Н. Г., Е. Д.) мир простоял две тысячи лет», что «новый век заявил (т. е. тоже учил. — Н. Г., Е. Д.)»… мы готовы были спорить по существу, объяснять иллюзорность представлений, будто мир, жизнь определяют премудрости, идеи, концепции, а не сама жизнь, Слово, а не Дело, «сознание», а не «бытие»!

Мы не могли понять, как у автора поднялась рука обвинять нашу республику в «материальной вакханалии». Ведь даже Христос спасал не только души, но и животы, не только проповедовал, но и кормил рыбой. А в Молдавии, как известно, два килограмма рыбы в год на человека. Не по-божески это.

Но мы вовремя обратили внимание на то, что «храм» Друцэ абсолютно материален и стоит не на «учении», а на земле; и чистоту его, и славу, и его духовность определяют не его заповеди, заветы, догматы, а чистая вода, истекающая из глубины, из чрева, плоти Земли, что Трезворы лишь потому воплощение нравственной чистоты духа, что они — воплощение чистоты и красоты природы прежде всего; «Трезворский монастырь казался чудом, выплывшим из земных глубин, которые эти круги понесли на ладонях, чтобы подарить небесам».

Друцэ постоянно подчеркивает зависимость