2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
течение нашей жизни. Она подумала о Филе, о камикадзе и о рукопожатии.
— Ваш муж? А он тут при чем? — спросила Фэй. — Он же умер!
Лоурел схватила доску обеими руками и подняла ее, чтобы Фэй не достала.
— Ах вот вы чем деретесь? Ничего лучше старой, червивой доски не нашли?
Лоурел крепко держала доску. Держа ее на весу, она подумала, что не она ее несет, а сама доска, как плот на волнах, держит ее, не дает утонуть, исчезнуть в глубине, как исчезали другие, до нее.
Из гостиной послышалось мягкое жужжанье, и часы пробили полдень. Лоурел медленно опустила доску, держа ее горизонтально между собой и Фэй.
— Ну, знаете ли, — заговорила Фэй, — вы сейчас чуть такого дурака не сваляли! Доской собирались меня стукнуть! Нет, ничего у вас не выйдет. Драться вы не умеете, вот что. — Она прищурила один глаз. — А меня все мое семейство учило — я-то умею!
Нет, подумала Лоурел, именно она, Фэй, драться не умеет. В ней ни страсти, ни воображения, не чувствует она их и в других людях, ей это недоступно. Другие люди, другие жизни для нее просто невидимки. И ей пришлось бы наугад махать своими кулачками, плевать во все стороны узким ротиком, чтобы в кого-то попасть. С человеком что-то чувствующим она ни бороться не может, ни любить его не умеет.
— Видно, вы считаете всех на свете хуже себя, Фэй, — сказала Лоурел.
Да, она едва не ударила Фэй. Она хотела сделать ей больно, чувствовала, что она на это способна. Но по странной причуде души ей помешало воспоминание о маленьком Венделле.
— Не пойму, из-за чего вы подняли такую бучу? — спросила Фэй. — Что вы в ней нашли, в этой штуке?
— Все былое, Фэй. Все прошлое целиком, — сказала Лоурел.
— Чье это прошлое? Только не мое! — сказала Фэй. — Для меня прошлое — пыль. Мне важно только будущее. Ясно вам или нет?
И вдруг Лоурел подумала, что Фэй, может быть, уже успела изменить памяти отца.
— Знаю, что и вы для прошлого — ничто, — сказала она. — Но у вас нет и власти над прошлым.
«И у меня тоже, — подумала она, — хотя для меня оно было всем на свете, оно меня создало, оно мне дало все. Прошлое ничем нельзя оскорбить, но и помочь ему ничем нельзя. Прошлое так же недоступно, как отец в гробу, — ни помочь, ни оскорбить его уже нельзя, прошлое, как и он, неуязвимо и никогда не восстанет ото сна. Это память лунатиком бродит во сне. Она приходит, вся израненная, с другого конца света, как Фил, она окликает нас по имени и предъявляет свои права на наши слезы. Она никогда не станет неуязвимой. Память можно ранить вновь и вновь, но в этом, быть может, и таится ее глубокое милосердие. Пока память отзывается болью на то, что случается в жизни, она остается живой, а пока она жива и пока мы в силах, мы можем воздать ей должное».
У дома остановилась машина — подружки отрывистыми гудками звали Лоурел.
— Забирайте доску, — сказала Фэй. — Меньше придется выкидывать.
— Не стоит, — сказала Лоурел, кладя доску на место. — Думаю, что смогу обойтись и без этого тоже.
Память живет не во власти над вещами, но в опустевших руках, опустевших и прощенных, и в сердце, которое тоже может опустошиться, но вдруг снова наполняется образами, воскрешенными воображением. Лоурел прошла мимо Фэй в прихожую, взяла пальто и сумку. Миссури уже бежала из кухни и успела подхватить чемодан. Лоурел торопливо прижала ее к себе, сбежала по ступенькам к машине — там в нетерпении, открыв дверцу, ждали ее подружки.
— Ну наконец-то, — сказала Тиш, — еле-еле успеем.
Они миновали здание суда, повернули у школы. Мисс Адель уже вывела своих первоклашек во двор поиграть. Она помахала рукой. Все дети тоже замахали. И последнее, что видела Лоурел, прежде чем машина рванулась вперед, был трепет детских ладоней, множества маленьких незнакомых рук, которые взлетели, чтобы пожелать ей доброго пути.
Последние комментарии
5 часов 34 минут назад
19 часов 28 минут назад
21 часов 1 минута назад
1 день 54 минут назад
1 день 58 минут назад
1 день 6 часов назад