Логово белого червя [Брэм Стокер] (fb2) читать постранично, страница - 134

вашими руками в конце концов совершил то, что должен был совершить.

— Но почему он выбрал именно нас, меня и Хаву? — спросил портной.

— Вы сами виноваты, реб Фишер. Камень, который вы по неосторожности раскололи, был последним пристанищем этой грешной души. Я ведь уже объяснял: ни в ад, ни в рай не было ей доступа. И путь к дальнейшим перевоплощениям, способным искупить прегрешения злодея Лейба, тоже был закрыт волею Всевышнего, да будет благословенно Имя Его. Эту душу заключили в неподвижный камень. То, что вы совершили из неосторожности, означало, по сути, смерть камня и, как следствие, освобождение заключенной в нем души. Вот так душа этого грешника стала неприкаянной и принялась искать тело, в которое могла вселиться хотя бы на время…

— А чем же Хава провинилась? — спросил реб Фишер.

Раввин развел руками:

— Вы же сами знаете, реб Фишер! Беспричинная сварливость — это, между прочим, серьезный грех. За него ваша жена и подверглась столь суровому наказанию… Впрочем, — раввин лукаво улыбнулся, оглянулся на открытую дверь и чуть понизив голос, сказал: — Думаю, ее характер теперь изменится к лучшему.

Даниэль Клугер Ночь Энеи

Пробуждение было мучительным.

Пробуждение всегда мучительно, ибо вырывает из одного состояния и вталкивает в другое. Разрушает тончайшую ткань мира сновидений и заставляет испытать почти физическую боль от вторжения в грубый мир реальности.

Пробуждение всегда мучительно.

Даже для человека.

Энеи Хьонгари не был человеком. Вернее сказать, когда-то, много веков назад, — был. Не просто человеком, но владетельным энси города Сатракк. Пока не встретил девушку удивительной красоты. С этого все началось.

С той самой ночи, когда Хьонгари, владетельный Энси Сатракка, отрекся от всего — ради ее красоты.

И еще — ради бессмертия. Страшного бессмертия. В ту ночь ее поцелуй — единственный поцелуй — погрузил его в сон. Спустя полвека наступило пробуждение — первое. Энси Хьонгари (мысленно он продолжал называть себя так) ощутил особого рода жажду. Он бодрствовал тогда до тех пор, пока новый Энси Сатракка не устроил на него настоящую облаву, будто на дикого зверя. Это случилось после двенадцати дней бодрствования, постоянной жажды и попыток ее утоления. Двенадцать дней — двенадцать девушек — в основном крестьянских дочерей из окрестностей Сатракка. Их кровь была восхитительна, их предсмертные судороги — прекрасны.

Охотники нового энси загнали сиятельного Хьонгари в развалины его собственного замка, в подземелье. Здесь он уснул. Еще на пятьдесят лет.

Потом новое пробуждение. Нфвая череда встреч. Новая охота и новый сон.

И так продолжалось уже свыше пятисот лет. Пятьсот лет — десять пробуждений. Вернее, девять.

Десятое наступило сегодня.

За долгий период он научился не поддаваться немедленному желанию инстинкта — скорее найти жертву, скорее утолить жажду, о нет! Теперь он научился превращать собственное нетерпение в источник наслаждения. Теперь он умел ждать, умел превращать собственную охоту (и охоту на него, которой заканчивалось каждое его возвращение в реальный мир) в изысканную игру.

Пора было начинать ее.

Энси Хьонгари легко сдвинул каменную крышку саркофага и ступил на первую ступень полуразвалившейся каменной лестницы, ведущей из подземелья к новой жизни.

Солнце клонилось к закату. Вернее сказать, к закату клонилось первое солнце, Арсис — желтый карлик спектрального класса G2. Через четыре часа после того, как он скроется за грядой Больших Западных гор, должен взойти маленький бело-голубой Споур. И тотчас привычный, почти земной пейзаж преобразится в фантастический.

— Говорят, день Споура угнетающе действует даже на местных жителей, — сказала Марина. Эл не ответил. Его безукоризненный профиль четко вырисовывался на фоне кроваво-красного окна. Марина вздохнула. Конечно, Эл может считаться идеальным спутником. Но совершенство утбмляет. Сейчас она бы предпочла, чтобы ее сопровождал кто-то другой.

— Через три часа будем у замка, — сообщил Эл. — Рекомендую поспать.

Марина молча кивнула, послушно закрыла глаза. Дорога оказалась утомительной, более утомительной, чем она ожидала. Местные экипажи, весьма напоминавшие старинные земные кареты, выглядели подлинным произведением искусства. Но любоваться этим произведением в музее — одно, а протрястись на жестких деревянных скамьях по бездорожью добрых полдня — совсем другое. Рессоры и пневматические шины местным каретникам были неизвестны. Марина чувствовала, что ее тело превратилось в сплошной кровоподтек. С завистью подумала она об Эле: все-таки, в некоторых случаях лучше быть андроидом, а не человеком. Увы, кому что суждено.

Карету продолжало трясти. Марина в некотором раздражении вспомнила Михая Эминеску, резидента Земли в этих местах. Резидент категорически возражал против ее самостоятельной поездки, тем более — под видом местной жительницы.