Урамбо. Избранные произведения. Том 2 [Вивиан Азарьевич Итин] (pdf) читать постранично, страница - 3

писателем.
Его настоящая фамилия была Рабинович; но, подписываясь,
он перевертывал ее: «Чивони Бар», — это звучало по-итальянски. Французы вытащили стол, складные стулья. На
стол — белую скатерть, вина, печенье, банки.
Водка действовала быстрее французских вин и аперитивов, через полчаса студенты воодушевленно орали:
«Коперник целый век трудился.
Чтоб доказать земли вращенье, —
Дурак! Зачем он не напился,
Тогда бы не было сомненья...»

12

Писатель подошел и приветствовал от имени союзников «надежду России, учащуюся молодежь»...
Через минуту Петя Правдин, пьяный и счастливый своей
независимостью от классного наставника, объяснял французу:
— Коперник, vous compenez? Дурак!
Офицер беспомощно оглядывался и повторял:
— Почему вы не привели своих дам?
— Дурак! — стукнул себя по лбу Правдин. —Ѵоіla, ром
буль-буль-буль и лемонд, отур, никаких сомнений...
Вдруг он поперхнулся.
— Шутки в сторону, я напился до чертиков. Раньше не
верил, я вот напился...
Правдин заморгал, протер глаза. Нет! — опять: прямо
на него мчалась фантастическая огромная глыба, черная,
чугунная живая буря! Визжали женщины, бежали, задирая
юбки в воду, черпая туфельками ил; лопотали французы.
Писатель растерянно вынул записную книжку... Ррр-ах!
Французский буфет перевернулся, зазвенел, чудовище исчезло, а дальше, чудилось, неистово скакал негр, размахивая руками, потом — с десяток свистящих фараонов и долговязый человек в белых брюках, крахмальном воротничке, круглых очках и без пиджака.
Петя Правдин подполз к берегу, мочил голову и бормотал, стуча зубами:
— Вот напились до чертиков, вот напились...
Шеломин не пил. Надя, как нарочно, все время болтала с этим пустышкой, Александровым. Шеломин не думал,
что везде в мире — в джунглях, трущобах и дворцах, каждая
самка дразнит своего самца. Он стоял на крайнем плоском
камне у воды и смотрел, не видя, на сплюснутый оранжевый диск. Ему хотелось сильнее, сильнее, до крайнего предела расширять грудь, сжать рукой сердце, поднять высоко, чтобы всюду разбрызгалась его сладкая боль. Надо было действия, безумия, борьбы — сейчас, немедленно!..
Урамбо был беспокойно неподвижен. Когда горизонт
залива закрыл солнце, вокруг затолпились, закричали люди.
Прыгали по крыше его клетки. И, вдруг, расступились, —
13

страшная сила рванула и понесла его, раскачивая, вверх,
на сумеречный свет. Урамбо стоял неподвижно. Только его
маленькие глаза краснели и внимательно вглядывались за
решетку. До сих пор там, за ее железными крестами, были
одни и те же мертвые груды грузов, змеиные клубки канатов и тьма. И, внезапно, мелькнула зеленая земля, — сияющая лента воды, голубое небо. Урамбо вспомнил. Его великая мука, застывшая, как вал, на мертвой точке, вдруг
сдвинулась, стала горячей, тяжелое тело легким. Урамбо шагнул вперед, цепь натянулась... так один раз он запнулся за
цепкую лиану в дебрях. Ременный обруч заскрипел и оборвался. Слон поднялся, положил гигантские передние ступни на решетку и, уже совсем радостно, в захлестнувшем
порыве, бросился вперед. Клетка разлетелась без боли.
Урамбо осторожно отбросил подвернувшегося грузчика
с бочонком сельдей и, подняв хобот, помчался навстречу
влажному ветру...
Шеломину, как Урамбо, хотелось бега, задыхания, освобождения. Он любил охоту, любил часами бежать за
слабеющим лосем, любил шум бешеной крови, возбуждение, делающее неутомимым тело. Поэтому, не подумав ни
секунды, он первый бросился за Урамбо по огромным следам.

3. Круглый глаз.
В рабочих районах были крупные демонстрации. Улицы чернели толпами. Их лозунги были скромны; но на перекрестках бледные люди с большими подозрительными
бородами в своих несложных речах говорили сразу и о заработке и о Николашке, Распутине, жуликах-министрах. Все
это, конечно, было давно всем известно. Об этом народ пел
в песнях. Но теперь праздная толпа, вдруг освобожденная
от будничной каторги, ясно и резко, не выговаривая слов,
думала каким-то общим, большим мозгом: как же могут

14

они, такие сильные, и бесчисленные, терпеть, гибнуть, —
из-за кого?
Полиция была вооружена винтовками.
Околоточный Петухин, преследовавший со своим отрядом Урамбо, бывший кадровый офицер, любил воображать
себя героем. Он размечтался о будущем своем рапорте, где
дипломатично, но ясно, будет отмечено его исключительное влияние на благоприятный исход бунта. Ведь если бы
слон перебрался через узкие каналы, какой бы эта был превосходный повод для сборищ!
М-р Грэди метался в толпе и взывал.
— Есть здесь кто-нибудь, кто говорит по-английски?!
Надя, весь год учившая First Book, нерешительно подошла к нему.
— Скажите им, — закричал англичанин, — чтобы они не
стреляли! Скажите, что он стоит две тысячи, три тысячи!
Скажите, что я послал уже за веревкой.
Урамбо вошел в воду, остановился, обливаясь из хобота.
Надя перевела, что м-р Грэди послал за веревкой.
Петухин едва взглянул на нее, — все