Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
гипсовая статуя телесного цвета.
Глядя на нее, доктор Гартен пригладил бороду.
— Не могу порицать его за то, что он гордится своим телом, — заметил он. — Браун сложен как Гермес[4].
— Он самолично проследил, чтобы статуя в точности соответствовала его фигуре, не доверяя скульптору. Это копия мраморной скульптуры на террасе, — с горечью объяснил Роджерс.
— Ну, бедняге недолго осталось поклоняться самому себе, — промолвил доктор Хендерсон, возвращаясь в кабинет. — Лично я даю ему не более шести недель.
— Как Браун это воспримет? — спросил Гартен. — Он хоть сможет понять, какой конец его ждет?
— Конечно сможет, — мрачно отозвался Роджерс, ероша пальцами черные волосы. — В этом-то весь ужас. Физически Браун все еще выглядит превосходно. Подумать страшно, во что вскоре превратится его тело. Ситуация еще более ухудшится, когда он поймет, что его ожидает.
— Как он себя вел, когда вы сообщили ему ваш диагноз? — спросил Хендерсон.
Роджер приложил носовой платок к сухим губам.
— Ужасно, — ответил он после паузы. — Бесновался, как гепард в западне. Мне пришлось помучиться, чтобы заставить его лечь в постель. Думаю, когда вы подтвердите мой диагноз, он будет считать вас своими личными врагами.
— Это даже к лучшему, — философски заметил Гартен, глядя в окно. — Лечение и отдых, возможно, продлят его жизнь на несколько дней или даже недель, но… — Помолчав, он добавил: — Будет гуманнее позволить ему делать то, что он хочет.
— Ну, нам можно войти? — спросил Хендерсон, кивая в сторону закрытой двери в спальню.
— Если не возражаете, — поспешно сказал Роджерс, — я бы не хотел при этом присутствовать. Поговорю с Брауном после вашего ухода. Его жена с ним. Она знает — я уже сообщил ей.
Хендерсон кивнул и направился к двери.
Второй специалист последовал за своим коллегой. Дверь открылась и закрылась вновь.
Джим Роджерс, поглаживая подбородок длинными пальцами, печально смотрел на рентгеновский снимок, лежащий на письменном столе в кабинете Джона Брауна. В свои тридцать с небольшим лет он мог добиться блестящих успехов в науке, если бы продолжал исследовательскую работу и практику. Но, приняв предложение Брауна и став врачом, проживающим в «Доме здоровья», Роджерс почти не находил применения своему интеллекту. Его не интересовали воображаемые болезни толстых клиентов обоего пола, а бесконечные статьи, которые ему приходилось писать для журналов Брауна, нагоняли на него неизбывную тоску. Написанные добросовестно, они тем не менее были адресованы не его коллегам, а всего лишь ленивым избалованным людям, которые привыкли слишком много спать и есть.
У доктора Роджерса были темные глаза, высокий лоб и заостренный подбородок, который его друзья считали чувственным, а недруги — безвольным. Возможно, спустя год или два он бросил бы работу в «Доме здоровья», последовав своему призванию, если бы не одно обстоятельство, даже отдаленно не связанное с его профессией. Именно по этой причине, а также будучи фаталистом и оппортунистом, он продолжал писать унылые статьи, выслушивать жалобы толстых пациентов и пить больше, чем было ему на пользу.
Отшвырнув в сторону рентгеновский снимок, как будто он внезапно вызвал у него отвращение, Роджерс нервно огляделся вокруг. Как и все, к чему прикладывал руку Браун, кабинет был огромным и богато декорированным. На резном письменном столе в строгом порядке располагались чистый блокнот, чернильница из агата, зеленая авторучка, в специальном гнездышке подставки, шесть аккуратно сложенных в стопку журналов Брауна, а теперь еще и злополучный снимок. Ноги Джима утопали в мягком и плотном синелевом ковре. Картины, изображающие греческих богов и богинь, висели на стенах над книжными полками с внушительного вида томами, которые ни разу не открывали с тех пор, как Браун купил библиотеку у одного из клиентов. Каштановые велюровые драпировки и такого же цвета обивка кресел и кушетки делали обстановку еще более громоздкой и тяжеловесной.
Джим подошел к алькову и повернул выключатель. Свет с потолка озарил статую Джона Брауна. Некоторое время Джим враждебно разглядывал мускулистые руки, мышцы шеи, широкую грудь, сильные стройные ноги. Затем он выключил свет, вернулся к столу и остановился, глядя на дверь в спальню. Он все еще смотрел на нее, когда она открылась, и в кабинет вошли Хендерсон и Гартен.
Доктор Гартен осторожно закрыл за собой дверь.
— Ну, вот и все, — объявил он. — Должен сказать, что мне больше нравится бодрость этого человека, нежели его манеры.
— Я бы не удивился, узнав, что он считает нас троих каким-то образом виновными в его болезни. — Доктор Хендерсон пожал массивными плечами и протянул руку Джиму Роджерсу. — Не завидую вам, что у вас такой пациент, — улыбаясь, добавил он.
— Спасибо, что пришли, — сказал Джим, обмениваясь рукопожатиями с Хендерсоном и Гартеном. — Сделаю все возможное, чтобы его
Последние комментарии
17 часов 44 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 51 минут назад
2 дней 1 час назад