За краем поля [Татьяна Чернявская] (fb2) читать постранично, страница - 5

эдак, а выход всё же нашёл: по ночам за сарайчик втихаря бегает туда, где в банке с гвоздями папироски припрятаны. Только бы опять демоново поле ему жизнь не испортило, и жена заначку не обнаружила.

   Мужик, на всякий случай, отошёл подальше и сладко затянулся, чувствуя, как дешёвый дымок щиплет горло. Умиротворённым взглядом обвёл он родное поселение, испытывая настоящую гордость и здоровое удовлетворение, будто лично каждый домик ставил и деревце окучивал. Водилась за ним такая привычка представлять себя ратишем славным, что всеми этими землями раньше владел. Чего бы ни помечтать, раз никто не узнает? Особенно нравилось ему смотреть на святилище Триликого и представлять, как мужичьё благодарит его, Игната, за разрешение на строительство. И за покрытые сусальным золотом венцы статуй, и за резные ворота, сплошь одетые цветной эмалью, и за яркие росписи на куполе, а уж за сам купол, то и вовсе в ноги падают. Предвзятый взор "владельца" выхватил из густой темноты давно не полотые клумбы с пионами, потрескавшуюся штукатурку у кромки фундамента и трещинки на святочных столбах. Мысленно Игнат уже на все лады костерил старейшину за разгильдяйство и наслаждался его лепетом, как неожиданно в окошке, аккурат том, что на поле смотрело, мелькнул огонёк.

   Игнат от удивления даже рот открыл. Это же где это видано, чтобы по ночам кто-нибудь в святилище шатался. Жрец их Перот уже, почитай, десятый сон видит: он завсегда первым после службы уходит, говорит, мол, общение с Единым очень уж его утомляет. Прихожанам и подавно здесь делать нечего: тут и днём-то до Триликого не сильно докричишься, а ночью и тем более божеству до паствы дела нет (что ему круглые сутки работать?). Воры? Да что ворам у них искать, если все подношения жрец домой уносит, масло и благовония с курильниц его жена завсегда подчищает, а позолота с венцов особо и не отколупывается, уж Игнат-то точно знает: сам с дружками по пьяни пытался. Точно, новый служка опять принялся самогон в исповедне гнать, чтобы потом "святым вином" на гуляньях приторговывать. Мало ему что в прошлый раз полдеревни потравилось? И ведь умеет же благовоний добавлять, что и не отличишь по запаху!

   Мужчина быстро затушил папиросу о позабытый ковёр и спешно протиснулся сквозь дыру в заборе. Прикрывая полами халата растянутые широкие трусы, что вздымались на раннем брюшке горделивым парусом, Игнат потрусил к святилищу, надеясь застать изворотливого проходимца, а, если повезёт, то и напроситься в долю, пригрозив рассказать обо всём кузнецу, что в прошлый раз чуть в Поднебесные кущи не наведался от "святого вина".

   Главные двери святилища были заперты на большой амбарный замок, успевший слегка проржаветь с одной стороны. Это нисколько не удивило Игната: каждый мальчишка в Коренях знал, как незамеченным пробраться в гости к Триликому. Скорее наличие замка озадачивало, ведь у служки наверняка запасные ключи были, если только Перот опять не грозился помощнику увольнением. Заветное окно со съёмной рамой тоже оказалось на месте.

   "Вот, зачем Милаху раму-то назад возвращать, коль из-за кустов всё равно с улицы не разглядишь, залез кто, аль нет? - Игнат недоумённо поскрёб начавший лысеть затылок. - Значится, точно за старое принялся, коль так ныкается потишку! Уж я-то его прижучу!"

   Изнывая от нетерпения и мелкого алчного трепета, мужчина вынул окно, сидящее непривычно плотно, будто его уж пару лет, как никто не трогал, и перевалился в подсобку, чуть не разгромив пирамиду из тазов и мётел.

   "Ишь, ты, паскуда, другой ход нашёл! - недовольно заметил Игнат, сдирая с головы паучьи махры, и подбираясь к прикрытой гардиной двери. - Совсем обнаглел: уже собственные лазейки устраивает!"

   Из дыры в потолке, закрытой порыжелым выпуклым окошком, в большой зал проникал луч бледного серебрящегося света, окрашивая всё в больные цвета похоронных отпеваний. Привычный с детства зал, казался, холодным и пугающе пустым, словно не знавшим человеческого духа вовсе. Незряче пялились проломами глаз грубоватые статуи, чуть выплывающие из какого-то особенно пугающего мрака, настоявшегося, казалось, до невыносимой ядрёности. Лишь редкие блики позволяли ещё видеть в этой тьме. Прямо посреди луча чёрной скалой высился алтарный камень, тянулся своим острым верхом к окошку, грозя перекрыть собой последний источник света. И было в нём что-то настолько сильное, настолько пробирающее, что Игнат уж и дармовой самогонки перехотел, и курить зарёкся, и жену слушать поклялся, и, грешным делом, решил исповедаться, по случаю.

   Неожиданно из темноты проступил силуэт, словно тень отдельной каплей просочилась на лунный свет, так он был тёмен. Медленно двигаясь вокруг алтарного камня, тень начала приближаться. Игнат со страху охолонул и боязливо прижался к двери, аж коленки под халатом задрожали. Сразу же вспомнились слова жреца Перота, что Триликий покарает тех, кто по