Необычайное происшествие, или Ревизор (по Гоголю) [Михаил Афанасьевич Булгаков] (fb2) читать постранично, страница - 3

городничего продолжал:

- А кто попечитель богоугодных заведений?..

Теперь уже судья, в пику попечителю, сообщал его фамилию:

- Артемий Филиппыч Земляника.

- А подать сюда Землянику... – настаивал новоявленный ревизор.

- Вот что худо. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Это уж так самим богом устроено.

Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин насторожился.

- Что же вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками...

Городничий посмотрел на судью, ему не хотелось спорить.

- Ну, щенками или чем другим, все взятки. Но с этого момента в гостиной городничего намечался явный скандал.

Уже теперь судья разошелся:

- Ну, нет, Антон Антоныч, а вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль...

Городничий старался потушить спор, но сам распалялся:

- Зато вы в бога не веруете, а я, по крайней мере, в вере тверд. О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.

Все эти рассуждения городничего льстили судье.

- Да ведь сам собою дошел, собственным умом. Городничий запальчиво ответил ему:

- Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было.

И насколько в гостиной городничего, в связи с приездом ревизора, атмосфера была напряженной, настолько в трактире местной гостиницы чувствовалось благорастворение.

Старенькая попорченная шарманка играла тихую, приятную мелодию, под звуки которой Петры Ивановичи завтракали, иногда перемежая рыбные блюда приятельскими поцелуями, которые между ними были в совершенном обычае.

Музыка неожиданно прервалась, и в трактире появился молодой человек недурной наружности, в цилиндре, одетый от лучшего петербургского портного и с тростью в руке.

Молодой человек, мучимый какой-то страстью, ходил по трактиру, лицо его менялось каждую секунду.

Он с мутными глазами налетел на Петров Ивановичей, вскинул на нос позолоченную лорнетку, заглянул им в тарелки, где лежала рыба, проглотил слюну и вышел из трактира.

Петры Ивановичи смотрели на него как зачарованные. Они с него глаз не спускали. Бобчинский нагнулся к Добчинскому, что-то ему шепнул, тот мигнул, и к ним подошел трактирщик Влас, который сообщил:

- Чиновник, едущий из Петербурга, по фамилии Иван Александрович Хлестаков, другую неделю живет, из трактира не едет, забирает все на счет и ни копейки не хочет платить.

По мере того как Влас говорил, Петры Ивановичи оба начали вставать со своих стульев, что-то осенило их обоих, они бросились на Власа и начали целовать его в обе щеки в благодарность за то, что существует его гостиница на этом белом свете.

Музыка в трактире снова заиграла, и под веселые мотивы Петр Иванович Бобчинский на радостях выкидывал замысловатые "антраша" и вместе с Добчинским выскочил на улицу.

И насколько радостное возбуждение царило в трактире, настолько в гостиной городничего было все сдержанно и как бы в предчувствии бури.

Городничий, взявши почтмейстера под ручку, отвел в сторону.

- Купечество да гражданство меня смущают, а я вот, ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти, я даже думаю, не было ли на меня какого-нибудь доноса.

А по улице неслись Бобчинский и Добчинский, горя желанием поведать всему свету последнюю новость о ревизоре. Они с переменным успехом старались обогнать друг друга: то впереди мчался Бобчинский, то Добчинскнй, собрав последние силы, обходил своего приятеля.

В гостиной городничий просил почтмейстера:

- Послушайте, Иван Кузьмич. Нельзя ли всякое письмо, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать?

Почтмейстер вынул пачку распечатанных чужих писем.

- Знаю, знаю... Этому не учите. Я делаю это не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете.

Шум, подобный надвигающейся буре, долетел до гостиной городничего. Двери точно ветром распахнуло.

Ворвались два коротких человека и так перебивали друг друга, что ничего нельзя было понять. Сыпалась тарабарщина из непонятных слов и возгласов.

Окрик городничего отрезвил: Петры Ивановичи начали рассказ.

А Иван Александрович Хлестаков, тот, о котором рассказывали Петры Ивановичи, шел по улице уездного города, терзаемый голодом.

До его слуха долетел уже знакомый нам голос торговки:

- А вот горячие пирожки...

Хлестаков как зачарованный шел на призыв бабы, и даже тросточка застыла в каком-то напряженном положении.

Иван Александрович нерешительно задержался возле торговки и с видом знатного путешественника обозревал окрестности. Трость Хлестакова, его гордость, являла собой дополнение к неотразимому виду "петербургского льва". Короткая блестящая палочка, отнюдь не предназначенная для опоры, в руках Хлестакова превращалась в волшебный жезл.

Иван Александрович