Макс и белые фагоциты [Генри Миллер] (fb2) читать постранично, страница - 14

недорогие кресты. Бедного еврея приколотили гвоздями к кресту, чтобы у нас с вами была вечная жизнь. Да она у нас и без того вечная… асфальт, шины, радиоприемники, громкоговорители, шлюхи на деревянных ногах, товары в таком изобилии, что умирающим от голода нет работы… Мне не следует столько времени проводить в одиночестве! Когда он входит в свою комнатку на седьмом этаже, пот катится градом у него по лицу — как будто он весь день ходил в маске! Меня трудно разжалобить — но сейчас я плачу без всякой причины! Я плачу и плачу и не могу остановиться. Вам не кажется, Миллер, что я схожу с ума? Он сходит с ума? Боже мой, Макс, я могу вам сказать только одно: весь мир сходит с ума. Вы сумасшедший, я сумасшедший, все сумасшедшие. Весь мир обливается гноем и слезами. Вы завели свои часы, Макс? Да, я знаю, у вас еще есть часы — я видел, как они торчат из кармашка вашего жилета. Как бы плохо вам ни было, вы всегда хотите знать, который час. И я скажу вам, Макс, который сейчас час, скажу точно, до доли секунды. Сейчас без пяти минут конец. Когда стрелки покажут полночь, наступит конец. Тогда вы сможете спуститься на улицу и выбросить свою одежду. Все выбегут из домов в чем мать родила. Вот почему сегодня вечером устанавливали навес. Готовились к чуду. А помните молодую женщину, которая высовывалась из окна? Она мечтала о рассвете, о том, как она будет прелестна, когда выйдет на оживленную улицу и все увидят ее во плоти.

ПОЛНОЧЬ

Чуда не произошло

Восемь утра. Идет дождь. День как день.

Полдень. Почтальон приносит pneumatique. Каракули знакомые. Я открываю письмо. Оно от Макса, как я и думал.

«Моим дарагим друзям Миллеру и Борису. Пишу вам эти строки втри часа утра спать я немогу и очень нерфничаю, я плачу и немогу остоновится, это наверно сводник побил свою шлюху — стоит ушасный шум, я немогу его пириносить, на кухне тичот вода ис крана, и я немогу уснуть не наминуту, я читаю вашу книгу, Миллер чтобы успакоить себя, она забавна но у меня нет тирпения я жду утро я выйду на улицу кактолько станет светло. Я всю ночь страдаю хотя я не галоден но я чегото баюсь я не знаю что сомной — я расговариваю самсобой, я немогу себя кантралировать. Миллер, я нехачу что бы вы мне памагали. Я хочу пагаварить свами, я ребенок? Мне нехватает мужества, я теряю разум? Дарагой Миллер пажалуста неподумайте что вы мне нушны изза денег, я хачу пагаварить с вами и с Борисом, не деньги мне нушны а только маральная подершка. Я баюсь маей комнаты я баюсь спать один — это конец моей кареры? Мне кашется я вылажил последний косыр. Я немогу придаваться мыслям. Я хачу что бы наступило утро, хачу наулицу. Я молюсь богу что бы эта ушасная ночь, да эта ночь мучений посскорей кончилась. Я немогу пириносить шару и атмосферу маей комнаты. Я непьян поверьте когда пишу это — просто я убиваю время и мне кашется что я говорю свами и поэтому я нахашу некторое утишение но я баюсь быть один — что это, это дошдь за окном и я смотрю вокно, это мне памагает, дошдь расгавариваит со мной но утро никак не приходит — мне кашется что ночь некогда не кончится. Я баюсь Французы меня прикончут вслучае болезни потомучто я инастраниц это правда? Миллер скашите мне это правда — я слышал что если инастраниц забалел и унего ни ково нет они паскорей ево кончают даже если ево мошно выличить. Я баюсь какбы Французы меня неувезли тогда я ни когда неувижу дневной свет. О нет, я буду смелым и буду кантралировать себя но я нехачу выходить наулицу сийчас, Полиция мошет неправильно меня панять атобы я вышел сийчас из моей Комнаты наулицу так как я не магу находиться в моей Комнате но я очень баюсь кашдую ночь очень баюсь. Дарагой Миллер мошноли вас увидить? Я хачу пагаварить свами не много. Я нехачу ни каких денег, нет, я схожу сума. Искрине ваш, Макс».