Иван-чай. Год первого спутника [Анатолий Дмитриевич Знаменский] (fb2) читать постранично, страница - 5

уж раз думаю: почему ж мы все-таки без оглядки отступаем, а?

Парни промолчали. Потом украинец протянул цепкую руку, тряхнул Николая за плечо:

— Что ж… инженер! Наше дело теперь — вкалывать, чтобы родные не журились. В случае чего письмишко нам кинь, чтоб не скучать. Мы веселые!

И позвал из-за перегородки дружка:

— Заводи, Петро, нашу!

Тенорок встал в проходе, высокий и гибкий, как девушка, сначала неуверенно завел речитативом старинную походную:

А сосед Николая хватил припев бархатистым и глубоким баритоном, вполголоса:

Вагон вздрагивал на необъезженных стыках новой дороги, стучали колеса, грустно и больно было в душе. И Николай, обняв попутчиков, вошел в песнь третьим, сыроватым баском:

Разошлись поздно, и сон был муторный, тяжелый.

«Поедем, Галя! Поедем с нами!..» — всю ночь кричал кто-то ему на ухо. Николай тянул на голову пальто и настойчиво говорил Вале: «Ты верь, жди! Не может быть, чтобы судьба развела нас! Слышишь? Верь!»

За окном, затянутым горбатыми наростами льда, наплывала черная громада тайги. Шумел ветер.

На рассвете в вагоне было тихо и скучно. Люди спали. Николай лежал, закинув руки, смотрел, не мигая, на мутную лампочку. Вспоминал станицу, хату, колодезь с журавлем и степь, горькую от паленого жнивья, мать с вечно занятыми руками и подоткнутой юбкой.

Мать состарилась рано, все прибаливала. Отец, черный как жук, пропадал в поле. А Колька присматривался, учился понимать непонятную жизнь взрослых и сделал неопровержимый вывод: все идет правильно, жизнь человеческая трудна, так оно и должно быть…

Он знал, что отцу с матерью будет нелегко учить его, но так уж повелось, что всякий мало-мальски успевающий десятиклассник шел в институт. Пошел и Николай. Это была не первая и не последняя жертва поколения родителей в счет будущего.

В институте ребята подобрались один к одному — в геологию шел крепкий, жадный до жизни народ. Дружно «болели» на сессиях, шумели на комсомольских собраниях, готовили нехитрые вечеринки с гитарой и стихами. Читали «Страну Муравию» молодого поэта Твардовского и переписанные из старых книжек стихи Есенина, ссорились из-за Маяковского и рубленой строки. Николай в спорах не участвовал, полагая, что не очень сведущ в поэзии, однако рубленую строку не признавал.

Сашка обожал Маяковского и рубленую строку.

Николай не очень понимал стихи, но был первым игроком в институтской волейбольной команде. У него был сильный торс и невероятный прямой удар. Взлетая над сеткой, он с маху резал по мячу с короткого паса — уйти от гола было невозможно. Перед соревнованиями в институте обычно раздавались вопли болельщиков: «Пошли! Сегодня Колька Горбачев играет!»

Саша затеял игру с медиками. «И тут-то таилась погибель моя!» — сетовал он потом в минуты откровения. После памятных соревнований их постоянно видели втроем — Сашку, Николая и Валю — и даже присвоили их триумвирату название «Сердца трех»…

Парни целый год исправно старались не мешать друг другу. Продолжали дружить, прямо смотрели друг другу в глаза, думая, однако, об одном: «Когда же наконец ты отстанешь, дубина!»

Разъяснилось все без объяснений, случайно.

Снова играли с медиками, Валя была в стане противников. По ее совету медики и выставили против Николая здоровенного детину, будущего патологоанатома с ручищами метровой длины. Играл он плохо, зато мог служить защитной мачтой.

Он дважды блокировал Николая, что было почти невероятно. К тому же невыносимо, потому что Валя подпрыгивала от радости и смеялась.

— Сашка, дай! — вне себя взмолился Николай.

Сашка вынес мяч прямо над сеткой и присел, задрав голову, в мучительной тоске по голу. Анатом подпрыгнул на целый метр, скрестил над сеткой ручищи. Их можно было пробить только силой. И Николай взвился, рубанул, как распрямившийся стальной прут, по мячу.

Мяч упруго миновал блокирующего, а Валя вдруг закрылась руками, охая, закружилась от боли.

Косой мяч угодил ей в лицо.

Игра прекратилась. Сашка и Николай бросились к Вале одновременно. Сашка пытался взять ее за локоть, она, вдруг всхлипнув, не отнимая ладоней от лица, уткнулась Николаю в грудь. Он бережно повел ее в раздевалку.

Потом их стали видеть вдвоем. Сашка был человек прямой, он понемногу отставал, заметив как-то:

— Недаром говорят: играешь в детстве с девчонкой в пятнашки — становишься потом третьим лишним…

Ему было грустно. Ведь они выросли в одном доме. Семьи дружили с незапамятных времен. Когда у Александра умер отец и матери пришлось поступить на завод, Валя