Выверить прицел [Хаим Саббато] (fb2) читать постранично, страница - 2

отношению к Небу». Дерзость и непростые вопросы, которыми порой задается верующий, — это разные вещи. Танах с первой главы и до последней перенасыщен вопросами. И это конечно же составляющая часть веры. Один из величайших еврейских мыслителей современности, рабби Исраэль Дов Соловейчик, определяет верующего человека как внутренне глубоко встревоженного. Я же человек скорее спокойный, мягкий, но и для меня вера часто сопряжена с тревожным состоянием души.

— В книге мы встречаем многих светских героев. Вы относитесь к ним с большим уважением, ваша оценка этих людей очень высока. Каким представляется вам на войне человек светский по сравнению с человеком религиозным?

— Прежде всего, я благодарен за этот вопрос, потому что, к моему сожалению, один критик написал, что я поднимаю на щит «светский» подход к миру. На самом деле я отношусь к каждому человеку как к личности, заслуживающей интереса и уважения. Такому пониманию любви к ближнему я научился в нашем Доме Учения и считаю его правильным. В действительности все так и обстояло; в нашей военной части установились очень сердечные отношения между людьми. Глубоким чувством товарищества и душевной прямотой были наделены и те, кто не исполнял заповедей. Каждого человека следует принимать таким, каков он есть, со всеми его особенностями, и учиться у него. Это верно для всех — евреев и неевреев. Я видел людей в тяжелые часы. Когда, к примеру, командир роты бегал под огнем, подбирая раненых, и втаскивал их в свой танк, нисколько не заботясь при этом о собственной жизни.

— Гиди, командир вашего танка, как он относился к тому, что слышал по внутренней связи ваши разговоры о Маймониде?

— С ним произошла метаморфоза. Вначале он просто не мог поверить, что мы, к примеру, серьезно относимся к ритуальному омовению рук. Однако в ходе войны, когда он понял, что мы действительно верим в то, что делаем, его отношение к нам изменилось в корне. Подобное происходило в течение всей моей воинской службы. Я чувствовал это. Когда командир видит, что ты искренне веришь, он начинает понимать и уважать тебя. Я считаю, что, в сущности, именно это и есть ключ к решению тех проблем, которые сегодня раздирают Израиль. Каждый должен спросить себя, искренен ли он, говорит ли он правду и говорит ли вправду то, что думает. Я не раз убеждался в том, что, когда человек говорит правду, даже если ему приходится платить за нее немалую цену, — это, в конце концов, приносит свои плоды.

Умение отличать подлинник от подделки — вещь чрезвычайно важная. И в литературе, и в воспитании, и в жизни.

Я очень стараюсь привить это умение своим ученикам. Если хотя бы в одной фразе чувствуется фальшь, вся книга, по-моему, ничего не стоит. Первый экзамен, который держит литература, — экзамен на подлинность. Я рад, что среди претензий, которые критики предъявили к моей книге, не было упрека в неискренности. То, что идет от сердца, находит путь к сердцу ближнего. И в воспитании тоже. Есть в душе ученика как бы особо чувствительный прибор, способный уловить малейшую неискренность. Даже если ты кривишь душой ради высокой воспитательной цели, ты разрушаешь сам процесс воспитания. И можешь быть уверен — в глубине души ученики это отметили.

— Bы неоднократно высказываете в книге опасение, что вам могут не поверить. Например, там, где вы показываете местоположение танка Авиу и находите его бинокль. Среди слушающих оказывается его сестра. Это произошло на самом деле?

— Да.

— От этого рассказа мороз проходит по коже. Но он свидетельствует и о вашей визуальной памяти.

— Тот, кто был там, — ничего не забыл и не забудет. Пейзаж. Запахи. Друзей.

— Вы получали отклики от людей, которых упоминаете в книге?

— Да! Но дело не только в этом. Книга вызвала шквал эмоций в людях, которые вместе воевали. Они уже не надеялись, что кто-то вспомнит, расскажет о них. Меня обнимали и командир роты, и командир батальона, и солдаты. Наконец кто-то рассказал о нас, говорили они, о нашем командире полка, как он переходил с танка на танк и объяснял каждому лично, что ему предстоит делать во время боя; как раздавал кусочки шоколада…

«Народ Израиля надеется на вас», — с этими словами он отправлял нас в бой. Надо понимать: травмирует не только то, что ты пережил во время войны нечто ужасное, но и то, что некому разделить с тобой прошлое, и сам ты не можешь приобщить к нему других. Солдаты-йешиботники, которые воевали вместе со мной, внесли одно существенное добавление: «Когда мы говорим, что и там продолжали верить в Бога, никто нам не верит». Да и я слышу от людей неверующих: «Ты, вероятно, несколько преувеличил, приукрасил немного, так не могло быть!» И я отвечаю: «Со мной вместе служили десятки, десятки парней из йешив. Свяжитесь с ними! Спросите, что они чувствовали, и тогда узнаете, правда это или неправда». Большинство подходит к этому вопросу предвзято, будучи заранее убежденными: ужасы войны разрушают веру. Но все обстояло совсем не так.

Когда я закончил