Боевой 19-й [Михаил Яковлевич Булавин] (fb2) читать постранично, страница - 2

Пылила дорога. Вокруг расстилались обнаженные поля. Голубой купол неба был глубоким и непостижимым. ..

Пообочь дороги черной шеренгой стояли старые дуплистые ивы. Казалось, они убегают в неведомую даль, стремясь покинуть эти грустные и пустынные поля... На душе было тяжко, больно...

.. .Устин остановился и вздохнул. Небо серело. Близилось утро.

— А где же ивы?

Их нет. Нет и старой знакомой дороги. Вместо нее новая дорога через земли помещика Щетинина. Она почти вдвое сократила путь к деревне. Устин пошел еще медленнее, отдавшись воспоминаниям. Заветные мечты, которые Устин старался забыть, возникли вновь. Это были мечты о Наташе,

После прощальной вечеринки они просидели до зари, переговорив обо всем, о чем думали и что не сбылось. Она тихо плакала у него на груди и, обняв за шею, говорила: «Не забудешь, вернешься?»

Он гладил ее черные волосы и, глядя в темные, глубокие глаза, отвечал: «Навсегда будешь в сердце моем. И если не суждено мне быть убитым, я приду, голубка, к тебе».

Сейчас в его воображении она была еще краше, чем в тот прощальный час...

Вдали обозначились неясные очертания деревни, Кое-где в окнах хат светились желтые огоньки. Чувствуя во всем теле мелкую дрожь, Устин почти бегом направился к дому.

Из' труб, словно вата, вываливался дым и долго не расходился в морозном воздухе. На улице скрипели сани, будто кто-то мял молодые кочаны капусты. Пели петухи, и простуженно лаял чей-то пес. Около колодца стояла женщина. Она долго разглядывала Устина издали и, не узнав, принялась доставать воду. Устин подходил к своей хате, до половины утонувшей в снегу. Крыша с наметенным сугробом напоминала сахарную голову, поставленную на маленький ящичек. Иней крупными иглами лежал на обмерзших окнах и стенах. Устин, минуя протоптанную дорожку, шагнул через сугроб и боком влез в дверь.

— Здравствуйте, — сказал он, поеживаясь.

Растаял ворвавшийся в горницу пар. Перед Устином, опустив руки, стояла она, его мать. Склонив набок голову и прищурившись, она разглядывала незнакомого человека с заросшим лицом и серыми впалыми глазами.

— Ай не узнаешь, мать?

Она вздрогнула:

— Господи!

На лице матери, как и четыре года назад, то же выражение удивления и страха. Устин протянул к ней руки. Старуха, словно защищаясь, закрыла лицо и со стоном бросилась к сыну. Устин стоял несколько томительных секунд в тяжелом оцепенении. В его руках судорожно билось немощное тело матери. По его щекам катились слезы. Он не мог говорить и смотрел то на красное пламя печи, то на снежную голубизну окон. Прижав седую голову к своей груди, Устин тихо шептал:

— Ма-ать... мама...

А она, обвив руками шею сына, тряслась в рыданиях и покрывала его лицо поцелуями:

— Дитятко мое отыскалося!.. Устюша, родной...

И долго не могла прийти в себя, плача и причитая.

— Мать... ты успокойся... Садись... вот тут рядом, а я погляжу на тебя, старая.

А мать утирала быстро бегущие слезы и тихо говорила:

— Устин... не чаяла я видеть тебя, и явился ты, ровно с погоста.

Немного успокоившись, но все еще продолжая всхлипывать, она достала из-за иконы какие-то бумажки. Устин взял их и узнал свои письма с фронта. Среди них был конверт с казенной печатью. Устин пробежал глазами ровные строки, четко выведенные равнодушным писарским почерком:

«Ваш сын Устин Хрущев, рядовой кавалерийского полка, в бою под Молодечно... пал смертью храбрых».

— Да-а, — покачал головой Устин. Он понимал, что вновь рожден для матери и что страшная весть, заключенная в этих коротких строках, принесла ей неизбывное горе.

— А каково было мне, Устлнушка...

Устин сбросил на лавку котомку, шинель и, обняв старуху, сказал:

.— Береги эту грамотку, мать. Я, стало быть, долго еще поживу.

Старуха засуетилась по горенке, шлепая опорками. В печи вспыхнула солома. Закипел чугун воды. В хате было светло и тепло, а в окно бил розовый луч солнца, разрушая голубой ледок.

' Устин разделся, снял сапоги и, глядя на сброшенную ветошь, улыбнулся. Сапоги с коротенькими голенищами, с подошвами, усеянными железными шипами, были заработаны у немецкого фермера. Австрийскую шинель он добыл у пленного рязанца. Где сейчас рязанец? Дома или еще скитается на чужбине? .. Мерлушковую шапку Устину дал в России красногвардеец,