Балтийская легенда [Борис Борисович Котельников] (fb2) читать постранично, страница - 40

стояли по диагонали — от арки ворот, из которой видна пятиглавая громада Александро-Невского собора, до дверей тюрьмы. В узком проходе, ведущем на задний двор, разместилось пятеро солдат. Еще пятеро, при офицере, охраняли ворота с внешней стороны. Далее, на соборной площади расположился взвод солдат во главе с офицером. По улицам, прилегающим к Вышгороду, расхаживали городовые, разъезжали казаки, шныряли шпики.

Из дверей тюрьмы в сопровождении конвоя длинной цепочкой вышли азовцы. Впереди, высоко подняв голову, шагал Арсений Коптюх. Вслед за ним — Петр Колодин. Замыкал шествие Иван Аникеев, которого поддерживали товарищи. Лицо у него было забинтовано, матрос сильно хромал. Контрреволюционеры, бросив Аникеева в море, думали, что он мертв. В воде матрос пришел в себя, собрал остаток сил и поплыл. Его подобрала проходившая мимо яхта, но едва она пристала к берегу, ее окружили полицейские и солдаты. Аникеев был доставлен в тюрьму.

Моряки миновали цепь угрюмо потупившихся царицынцев и через дверь в арке вошли в вестибюль губернаторского дома. Здесь их еще раз обыскали, а затем по деревянной лестнице повели на второй этаж. Через высокую, отделанную под орех дверь с медными узорчатыми ручками матросы вступили в просторный, почти квадратный двусветный зал. Один ряд окон выходил на соборную площадь, противоположный — на тюремный двор. В зале стояли длинные скамьи, сколоченные из грубо оструганных досок, не вязавшиеся с богатой отделкой зала. На скамьи сели азовцы. Рядом выстроились конвойные.

Через зал был протянут морской канат. Он отделял скамьи подсудимых от длинного стола, покрытого зеленым сукном.

— Встать, суд идет! — раздалась команда.

Дверь справа, рядом с той, через которую в зал вошли подсудимые, распахнулась, и в ней появились семь офицеров. Когда они чопорно, в торжественном молчании уселись за стол, председательствующий капитан 1-го ранга Русин сухим, бесстрастным голосом объявил:

— Судебное заседание особой комиссии по делу о восстании на крейсере «Память Азова» объявляю открытым.

…Арсений Коптюх много думал над событиями, анализировал причины поражения восстания. Искал и находил обстоятельства, которые могли бы облегчить судьбу матросов, смягчить им наказание. Отвечая на вопросы судей, Арсений всячески выгораживал товарищей, принимая ответственность за восстание на себя и Нефеда Лобадина, которого уже не было в живых. Это поняли матросы. Азовцы вели себя мужественно, не просили снисхождения, не вымаливали пощады. Они и здесь помнили девиз потемкинцев: «Один за всех, все за одного».

— Мы знаем, царский трибунал готовит нам суровую участь, — бросил в лицо судьям Коптюх. — Но нас это не страшит. Мы гордимся, что первыми на Балтийском флоте подняли красный флаг. Мы гордимся, что славным крейсером «Память Азова» командовал большевик Нефед Лобадин. В российском флоте еще не бывало, чтобы крупным кораблем управлял матрос. Никакие суды не остановят революцию. Самодержавие обречено!

Вечер. Закончилось судебное заседание. Члены трибунала удалились на совещание, чтобы вынести приговор.

Вернувшись в свою камеру, Коптюх прилег на койку, покрытую серым, колючим одеялом. И, странно, напряжение, которым Арсений был охвачен последние дни, стало спадать. Он понимал, что наступает развязка. На снисхождение не рассчитывал, но и умирать не хотелось. Когда человеку минуло лишь двадцать лет, разве он думает о смерти?!

В тревожном сне увидел мать. «Не уезжай, останься с нами, Арсюша», — уговаривала она. Нефеда Лобадина со знаменем… Броненосец «Князь Потемкин-Таврический» на одесском рейде… Вдруг юноша очутился на вокзале. В руках посылка. Ее хочет отнять жандарм. Они бегут куда-то, потом выхватывают револьверы и одновременно стреляют друг в друга. Жандарм исчезает, а Коптюх чувствует боль в левом, раненом плече…

— Вставайте. Слышите, вставайте!

Коптюх открывает глаза. Над ним склонился унтер-офицер тюремной охраны и, покашливая в кулак, трясет за плечо.

В час ночи 5 августа азовцев в последний раз ввели в зал судебного заседания. Председательствующий зачитал приговор: восемнадцать человек осуждались на смертную казнь, двенадцать — на каторгу сроком от двадцати до шести лет, тринадцать — в дисциплинарные батальоны и тюрьмы, пятнадцать наказывались в дисциплинарном порядке.

Приговоренным к смертной казни дали полчаса на составление завещаний. Когда осужденные со связанными руками вышли во двор тюрьмы, они запели революционную песню. Тюрьма не спала. Мрачные своды темницы огласились криками протеста.

Приговоренных привели в губернаторский сад. Здесь их в ряд привязали к канату, протянутому меж деревьями.

В темноте молча замерла спешенная третья сотня 27-го Донского казачьего полка. На ее долю выпал черный жребий.

…Наступила глухая тишина. Ее нарушил твердый голос Дмитрия Григорьева:

— Казаки, цельтесь в нас лучше. Тому, кто будет в меня стрелять и поразит наповал, я завещаю