Эль-Ларби [Брайон Гайсин] (fb2) читать постранично, страница - 1

Брайон Гайсин ЭЛЬ-ЛАРБИ

Эль-Ларби молод, красив, всегда улыбается, гуляя по жарким и пыльным улицам Альказар Кебира в испанской зоне северного Марокко. В городе у него сотни друзей, которые расступаются, давая ему пройти, или вскакивают со стульев в арабском кафе, чтобы помочь ему пробраться по забитым народом улицам в рыночный день, — он так хорошо знает город, что ходит без трости и поводыря. Он не всегда был слепым, и, говорят, он играет на флейте лучше всех в Марокко, да, может, и в целом мире, но вот уже год или два никто не слышал удивительно сладкого напева его бамбуковой флейточки, потому что теперь играть ему запрещено.

Прежде его флейту можно было услышать в рассветный час, когда ноты похожи на капли росы, а мотивы — такие простые, что просыпаешься счастливым оттого, что мир создан заново, и встаешь свежий и воодушевленный. Его музыка ускоряла жизнь, струящуюся по узеньким, людным улочкам, и жизнь, таящуюся за выбеленными стенами домов без окон. Из-за этого и случилась беда. Редкие женщины, выходящие на улицу, благочестиво укутаны паранджой, и каждый уважающий себя отец клянется, выдавая дочь замуж, что она вообще никогда не увидит улицу. Музыка Эль-Ларби будоражила тихие, золотые часы полуденного отдыха, пробиваясь во сны и в истомленные сердца женщин, которым она казалась слаще плеска фонтанов во дворе их запертых гаремов. У него находилась мелодия для любого часа, для радости и печали. По вечерам, еще пару лет назад, когда ему было семнадцать или восемнадцать, его флейта средь бела дня пела о любви, и о любви пела она по ночам, когда он бродил в бамбуковых зарослях, по залитой лунным светом оливковой роще или под плакучими ивами, склонившимися над речушкой на окраине города. Там она томилась, тосковала о любви, точно серебряный соловей в саду багдадского султана.

Уже в ту пору он начал слепнуть, и чем туманнее становился мир, тем страстнее пела флейта — но с тем самым призвуком печали, перед которым не способно устоять женское сердце. Все девушки и женщины Альказара были влюблены в Эль-Ларби, хотя видели сквозь зарешеченные окна разве что его силуэт, промелькнувший на улице, а ему, скорее всего, вообще никогда не удастся увидеть ни одной. Казалось, все жены, сестры, дочери и даже почтенные матроны в городке изнывали от любви к Эль-Ларби, и наступил час, когда мужчины Альказара принялись все громче и громче говорить об этом, поскольку все больше людей приходило с жалобами. И вот, наконец, решили они пойти к паше.

Дом паши, именующийся дворцом, стоит на окраине города у вокзала и бутылочного завода. У паши есть своя религиозная полиция, которая может арестовать правоверного за нарушение мусульманских законов. Паша вершит суд каждый полдень в крытом дворике, сидя на подушках в тенистом алькове, как некогда сидели короли. Когда гомон утих и один человек изложил жалобу, паша приказал, чтобы на следующий день Эль-Ларби привели к нему.

Утром Эль-Ларби пришел, за ним, перешептываясь, тянулись зеваки. Он встал, ожидая появления паши. Паша вышел и оглядел Эль-Ларби, высокого и красивого, в бледно-голубом тюрбане и короткой коричневой джеллабе. Эль-Ларби улыбался — ему нечего было бояться, его угасавшие глаза прятались под длинными изогнутыми ресницами: он всегда так держался, точно скромно смотрел в землю. Паша приказал ему сыграть на флейте, и все заметили, как Эль-Ларби смешался на минуту, а потом спросил, о чем нужно играть.

— О любви, — коротко ответил паша, сел на подушки и приготовился слушать. Разговоры в толпе стихли, как только прозвучали первые чистые ноты, а следом переливы флейты; когда Эль-Ларби закончил, паша прокашлялся, долго молчал, и, наконец, вынес вердикт. Эль-Ларби больше не должен играть. Из толпы вышел сердитый мужчина, выхватил флейту и сломал об колено.

Вскоре в городе решили, что женщины забыли об Эль-Ларби: раз все равно невозможно понять, что у них на уме, легче уж думать, что это так. В рассказе должна быть прекрасная девушка, и она есть, но остается невидимой: даже Эль-Ларби, влюбленный в нее, никогда ее не видел, хотя все его страстные мелодии посвящались ей. Но одной лишь музыкой ее было не завоевать, поскольку существует твердая, практическая основа арабской жизни и семьи, и Эль-Ларби даже не осмелился приблизиться к своей избраннице — для этого нужны деньги. Денег у него не оказалось: он был бедный сирота, и когда люди перестали ему платить за музыку, он взялся торговать билетами испанской лотереи. Семья его друга Хамри сдала ему комнату, в которой прежде никто не жил. Комната находилась в дальней стороне двора, в ней имелась маленькая марабу: простая ниша в стене у двери. Марабу — это святилище мусульманского святого, его гробница или что-то подобное: например, дерево, под которым святой сидел — нечто, напоминающее о его земной жизни. Марокко находится далеко от центра исламского центра, и здесь свои необычные верования и ритуалы. Поскольку в Альказаре много святых, немало было и бесов —