Цена эмоций [Александр Викторович Голиков] (fb2) читать постранично, страница - 9

небывалой эмоциональной насыщенности, на миг ослепил этот эмоциональный «свет», но только для него он был словно живительная влага для иссохшейся и растрескавшейся почвы.

Захлебываясь от наслаждения, эмоос тут же начал впитывать в себя мощные эмоционально-чувственные потоки, что исходили от Левы. Впитывал, как пересохшее русло реки впитывает в себя без остатка долгожданную воду после обильного благодатного дождя. Под их воздействием полностью раскрылось и окончательно заняло свое доминирующее положение его женское начало, а потом, также благодаря эмоциональным импульсам и чувствам Левы, произошел последний качественный скачок, и эмоос целиком стал женской особью. Она тут же ускорила движение к источнику эмоционального взрыва, чтобы полностью вобрать в себя его энергию, впитать всю эмоциональную волну без остатка и на ее несущем гребне зачать в себе новое поколение, насыщенное иными, ранее невиданными эмоциями (человек сказал бы — свежей кровью), чтобы затем, родившись, поколение это могло бы со временем преобразить, обновить и заново перестроить распадающееся на части, погружающееся в себя, как в нирвану, угасающее, деградирующее Ши-дарское сообщество, живущее и питающееся за счет эмоций. Все, что мешало выполнению этой миссии и ради чего, собственно, эмоос прибыл из далекой чужой вселенной, было безжалостно отброшено вон.

Она полностью раскрыла свое лоно и с максимальной нагрузкой задействовала все свои эмовекторы, в доли секунды превратившись как бы в гигантскую ненасытную «губку», впитывающую в себя чужие, неведомые эмоции, даже не задумываясь при этом, какой вред она может нанести чужеродному организму, явно не готовому к такому контакту. Просто в мире эмооса такой уровень эмоциональных «калорий» считался когда-то обычной суточной нормой. Но это было когда-то.

Продолжая впитывать и вбирать в себя всю эмоциональную составляющую Левы, она даже успела испытать экстаз, настолько необычный, что все в ней сжалось, затрепетало от ни на что не похожих ощущений, граничащих с запредельным, идущим от обнаженных и полностью раскрытых для восприятия стремительно вбираемых эмовекторами чувственных потоков Левы. На короткое время она ощутила себя сопричастной чему-то непостижимо-прекрасному в своем величии и бесконечно далекому по сути, но очень близкому по духу и восприятию. Она даже успела на короткий миг полностью проявиться здесь, в этом мире, дающем ее Ши-дару новую жизнь и веру в будущее, проявиться, чтобы потом завершить последнюю стадию — вобрать в себя ауру и остаточную биоэнергетику этого источника, но…

Но все внезапно оборвалось. Всем раскрытым, жаждущим естеством своим она вдруг приняла такой колоссальный эмоциональный импульс боли, ужаса и шока, что вся ее эмоорганика мгновенно съежилась, как лист в огне, а следующего импульса, в котором не было ничего, кроме всеобъемлющего отчаянья пополам с тоской, не высказанной словами, с лихвой хватило, чтобы эмоорганика окончательно распалась и словно выгорела, как выгорает свеча до самого основания.

Человек сказал бы — не выдержало сердце.

У Левы оно перестало биться чуть раньше.

Когда он свернул на свою Волнер-стрит, внутри у него все еще звучала музыка, а перед глазами было божественное, бесподобное танго, доводящее отточенностью движений и изумительной грацией до умопомрачения. Душа пела от охватывающих его чувств, а тело казалось легким, невесомым. И тут вдруг неожиданно что-то случилось с его головой и сердцем. Он покачнулся, инстинктивно схватился за грудь и едва не упал. Ему вдруг показалось, что голова стала пустой-пустой, а из груди вверх бьет неудержимый фонтан болезненного света, и вместе с ним его кружит, вертит и одновременно засасывает в такую чудовищно-разверстую воронку, что внутри него мгновенно все опустошилось, будто невидимый, но ощутимый смерч высосал все его чувства и мысли без остатка, до самого донышка. И еще ему показалось, что одна из звезд сорвалась с небес и совершенно необъяснимым образом превратилась неожиданно в вытканную из ажурного серебра огромную красивую бабочку с большими полупрозрачными крыльями, сквозь которое проглядывало ночное небо с мерцающим рисунком созвездий, при этом бабочка смотрела на него почему-то вполне человеческим, слегка раскосыми глазами, в которых, казалось, отразилась сама ночь со звезднооким небом. Лева успел удивиться, откуда у этой бабочки могут быть вполне человеческие глаза, пока на последнем вдохе ему не открылось, что это и не бабочка вовсе, а неземной красоты женщина, неуловимо похожая на ту, в танго, но не естеством своим, не внешне, а той неуловимой грацией, пластикой, отточенностью и самим движением изумительного тела. Все это открылось и почувствовалось им с последней отлетевшей искрой озарения, что дарует сознание перед вечной тьмой и забвением.

Он рухнул замертво и уже не видел, как истончились, истаяли и растворились прямо над ним в ткани мирозданья огромные невесомые крылья,