Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
будет вот так сидеть, и на душе у нее всегда будет покой и счастье. Вдруг на здании суда, находившемся в соседнем квартале, начали бить часы. Невозможно было не содрогнуться — от бронзовых ударов, казалось, пепел ушедших времен проникал в кровь, и человек, оглушенный звоном часов, летел по жизни, чувствуя, что стареет с каждой минутой. Когда пробило пять, мисс Энн Тэйлор внезапно подняла глаза и долго смотрела на часы; потом отложила ручку и сказала:
— Боб…
Он, вздрогнув, обернулся. Ведь за последний час покоя и счастья никто из них не проронил ни слова.
— Подойди сюда.
Он медленно положил губку.
— Сядь, Боб.
Несколько секунд она напряженно смотрела на него, пока он не отвел взгляд.
— Знаешь, о чем мне нужно поговорить с тобой?
— Да.
— Хочешь сам сказать?
— Он помолчал немного, потом произнес:
— О нас.
— Сколько тебе лет, Боб?
— Четырнадцатый.
— Тебе тринадцать.
Он поморщился.
— А знаешь, сколько мне?
— Да, мэм, слышал. Двадцать четыре.
— Двадцать четыре.
— Мне тоже будет двадцать четыре через десять лет, ну, чуть меньше, чем через десять, — выпалил он.
— Но сейчас тебе только тринадцать.
— Это верно, хотя иногда я чувствую себя на все двадцать четыре.
— Да, иногда ты и ведешь себя так, будто тебе двадцать четыре.
— Вот видите.
— А теперь, Боб, наберись терпения и не ерзай, нам нужно о многом поговорить. Сейчас очень важно понять, что происходит.
Он кивнул.
— Допустим, мы с тобой лучшие в мире друзья. Допустим, у меня никогда не было такого ученика, и ты мне нравишься больше всех мальчиков.
Он покраснел.
— Теперь я скажу за тебя, — продолжала она. — Я нравлюсь тебе больше других учителей.
— Не просто нравитесь!
— Возможно и не просто, но существуют вещи, на которые нельзя закрывать глаза. Кроме нас с тобой есть и другие люди. Я долго думала об этом, старалась как-то все взвесить, что ли… Понимаешь, Боб, ты очень добрый мальчик, и твои поступки вызывают уважение, но в жизни все же очень много значит возраст… Кажется, я не совсем ясно выражаю свои мысли?
— Да нет, ясно, — ответил он. — Вы хотите сказать, что я на десять лет младше и на пятнадцать дюймов ниже. Но разве можно судить о человеке по его росту?
— Мир думает иначе.
— Но я не мир, — запротестовал он.
— Да, это нелепо, когда чувствуешь себя взрослым и знаешь, что поступал правильно и тебе нечего стыдиться… А тебе действительно нечего стыдиться, Боб. Запомни это. Ты был честным и искренним, по-моему, я тоже…
— Да, вы тоже, — сказал он.
— Может, когда-нибудь в каком-то идеальном климате о возрасте человека станут судить по зрелости ума, тогда скажут: «Он взрослый мужчина с развитым чувством ответственности и долга, хотя его телу всего тринадцать лет». Но боюсь, до тех пор наш мир, как и прежде, будет судить о людях по возрасту и росту.
— Ерунда какая-то, — сказал он.
— Мне все это тоже не очень по душе, но ведь ты не хочешь, чтобы мы стали гораздо несчастнее, чем теперь? Нам ничем не поможешь, даже сам разговор о нас кажется странным.
— Да, мэм.
— Но по крайней мере теперь все прояснилось… То, что между нами произошло… это совершенно невозможно, и мы оба слишком хорошо понимаем…
— Как же нам быть?
— Надо что-то придумать, — сказала она. — Сейчас эта история известна только тебе и мне, но о ней могут узнать и другие. Что если я устроюсь в другую школу?
— Нет!
— Или переведу в другую школу тебя?
— Ничего не нужно.
— Но почему?
— Мы переезжаем. На той неделе. В Мадисон. Это всего в пятидесяти милях отсюда. Можно мне будет навещать вас?
— А как ты сам думаешь, нужно ли?
— Думаю, нет.
Некоторое время они молча сидели в тихом классе. Потом он спросил потерянно:
— Что же все-таки случилось?
— Не знаю, — ответила она. — Никто не знает. Я не умею объяснить, даже себе самой. Думаю, и ты не сможешь.
— Кажется, мне пора, — сказал он.
— Я тебя замучила этими разговорами…
— Разве вы можете меня замучить…
— Подожди. Я хочу, чтобы ты знал: в жизни все компенсируется. Всегда. Иначе невозможно было бы жить. Сейчас нам обоим плохо. Значит будет что-то хорошее, и плохое уйдет. Ты веришь мне?
— Хотелось бы…
— Это так…
— Вот если бы…
— Что?
— Если бы вы только подождали меня! — выпалил он.
— Десять лет?
— Тогда мне исполнится двадцать четыре.
— Но мне исполнится тридцать четыре, и, наверняка, я стану совсем другой. Нет. Это невозможно.
— А если бы возможно? Вы бы хотели? — задыхаясь крикнул он.
— Да, — спокойно ответила она. — Хотя я знаю, что ничего не выйдет и глупо надеяться…
Он еще долго сидел с ней. Потом сказал:
— Я никогда вас не забуду.
— Спасибо тебе за такие слова. Ты, конечно, забудешь — так уж жизнь устроена, — но все равно, спасибо.
— Никогда не забуду. Найду средство и не забуду. Никогда!
Она встала, чтобы стереть с доски.
— Я помогу, — бросился
Последние комментарии
4 часов 2 минут назад
5 часов 9 минут назад
6 часов 14 минут назад
6 часов 37 минут назад
6 часов 42 минут назад
6 часов 53 минут назад