Бандиты. Красные и Белые [Алексей Сергеевич Лукьянов] (fb2) читать постранично, страница - 73

чувствовать, смысл происходящего улавливать.

Подхорунжий выкрикнул в рупор «Три!», и в небо унеслась красная сигнальная ракета. Один из казаков бросил в дом гранату. Не то бросил слабовато, не то стекло оказалось крепкое, но только окно граната разбила, а внутрь не попала, упала у стены и взорвалась.

Лошадь на крыльце испугалась, бросилась бежать.

А в узде испуганной животины застрял не кто иной, как Лёнька. Видимо, на роду ему написано не связываться с лошадьми. Как там в стихотворении, которое читали в деревенской школе? «И примешь ты смерть от коня своего»?

О смерти думать было некогда. Богдан визгливо выкрикнул:

— Чепая конь понес!

Казаки заметались. По плану нужно было штурмовать избу. Но кто-то крикнул, что Чепая несет конь. Что делать: продолжать штурм или наплевать на все и гнаться за конем?

К тому же с голубятни, на которую Богдан до сих пор не обращал внимания (хотя последние несколько депеш Ночкову он отправлял именно туда), начал стрельбу «максим». Белые сами оказались виноваты. Зачем было выпускать ракету, если сигналом к наступлению мог служить тот же самый взрыв гранаты или любой другой шум, поднятый в станице. Но нет, им захотелось ракету.

Она отлично осветила всю честную компанию, чем не преминул воспользоваться пулеметчик. Началась паника, беспорядочная стрельба кем попало по кому попало. Богдан прижался к своей лошади и негромко попросил:

— Выноси меня, кривая.

Лошадь не обиделась и пошла куда-то в сторону от перестрелки. Умная тварь, тоже жить хочет.

Вынести Богдана она не успела. Едва Перетрусов обрадовался, что спасся, его окликнули:

— Далеко собрался?

Перетрусов от досады даже плюнул.

— Я, между прочим, все правильно сделал, — сказал Богдан, не оборачиваясь. — Развязывай меня и отпускай, вы сами Чепаева профукали.

— Это был не Чепаев, — сказал Белоножкин.

— Да что ты? А кто тогда? Иван Федорович Крузенштерн? Развяжи меня, и я пошел. Деритесь сами.

— Нет, — сказал Белоножкин. — Формально ты обещание выполнил, но по сути — надул. Полковник потом сам с тобой разберется, а мне некогда. Усов, уведи этого мерзавца куда-нибудь, да запри хорошенько.

Богдана заперли, вернее, наглухо заколотили, в каком-то огромном свежем срубе без окон. Наружную стену украшала надпись, сделанная известью: «СДЕСЬ БУДИТ ИЗБА-ЧЕТАЛЬНЯ!» Даже часового не поставили для охраны, что для такого лихого бандита, как Богдан Перетрусов, было наихудшим оскорблением. Он решил, что покинет застенок во что бы то ни стало.

Но доски, которыми казаки заколотили вход, оказались слишком крепкими, стены — высокими, а плечи Богдана — слабыми. Скоб для крепежа казаки не пожалели.

Потянулись томительные часы ожидания. Бой в станице то затихал, то возобновлялся, и этот ритм даже начал навевать на Богдана сон. После сотой неудачной попытки вылезти по бревенчатым стенам наружу (добрался до пятнадцатого звена, нужно еще пять!) Перетрусов без сил упал на землю и посмотрел вверх.

Небо уже стало ярко-голубым. Солнца из-за стен видно не было, и слава богу, иначе здесь, внутри, случился бы настоящий ад.

Богдан только сейчас обратил внимание, как тихо стало вокруг. Выстрелы и взрывы умолкли, а после них казалось, будто ваты в уши напихали — никакие звуки не воспринимаешь.

Просто желая проверить, не оглох ли он, Перетрусов заорал во все горло.

— Че орешь, сейчас выпущу, — негромко сказал знакомый голос.

— Лёнька!

— Не ори, не дома. И дома тоже не ори, — прокряхтел Лёнька.

Послышался душераздирающий скрип дерева. Третья доска снизу начала дрожать, а потом отошла от стены.

— Уф! — выдохнул Лёнька. — Сороковкой зашили.

Лёнька оттянул доску на себя, Богдан уперся руками изнутри. Заскрипела, нехотя вылезая из бревна, вторая скоба.

— Все, бросай, я пролезу!

Лёнька взял Перетрусова за руку и вытащил наружу.

— Что, победили?! — спросил Богдан, отряхиваясь.

— Победили, — мрачно ответил спаситель. — Но не мы. Надо ноги делать, скоро сюда казаки придут.

— Стой! Ты куда? В ту сторону только степь, нас быстро догонят, к реке бежим!

Лёнька ответил уже на бегу, не оборачиваясь:

— Я после Ильина дня не купаюсь. Догоняй.

Аэроплан

— Ты рехнулся! — сказал, округлив глаза, Богдан, когда увидел аэропланы. — Давай лучше лошадь угоним!

— Никаких лошадей! — резко ответил Лёнька. — Я уже накатался.

— Не полезу я в эту страсть! Что я, одичал, что ли?

— Не срамись!

— Ты управлять-то этой штукой умеешь?

Лёнька не умел, хотя некоторое представление о полетах у него было. Еще в Тихвине, работая в типографии, он читал все, что приносили в набор, в том числе брошюру об аэронавтике и устройстве летательных аппаратов. Лёнька мало что помнил, но Петух, которого он сжимал в кулаке, говорил, что это — реальный шанс спастись.

Они спокойно прошли на летное поле, пересекли три узкие полоски голой утрамбованной земли, накатанные аэропланами.

— Левый или