Принц Восторгус и беспламенный дракон [Айзек Азимов] (fb2) читать постранично, страница - 2

взмахнуть волшебным жезлом и произнести заклинание, которое должно было сделать принца самым изящным и грациозным созданием на свете.

Но непоправимое, увы, свершилось — подходя к кроватке младенца, фея уронила жезл и до того смутилась (с чего только так уж смутилась — непонятно, ибо она роняла его неизменно на каждых крестинах), что, поднимая, взяла за кончик, а не за Рукоятку. Что это может значить, каждому, разумеется, понятно.

Одна из фей поспешила выступить вперед и шепнула:

— Дорогая Неуместность, вы не так держите же... — но было Уже поздно.

Неуместность произнесла заговор, взмахнула над головкой Младенца волшебным жезлом — увы, его рукояткой, — и все. Качество, которым фея хотела наградить маленького принца, обратилось в свою противоположность и проплыло над головкой кладенца, подобно пьяному нимбу.

Не много времени понадобилось королевской чете, дабы понять: что-то идет не так. Принцу уже исполнилось три годика, когда он наконец сумел пройти локтя два и не упасть. Он ничего не мог подобрать с земли, чтобы не выронить этот предмет еще пару раз. И так ежедневно, час за часом. Королевский виночерпий старался держаться подальше от принца, особенно в тех случаях, когда, к примеру, подавал к столу самое лучшее вино. Маленькому королевичу и в голову не приходило, что ему следовало бы посторониться с дороги.

Но на ребенка никто не мог сердиться, потому что остальными-то дарами фей принц обладал сполна. У мальчика оказался чудесный характер, он был послушным, умным, добрым. В общем, самым лучшим ребенком на свете — за исключением ужасной неуклюжести.

Поэтому нет ничего удивительного, что восторгавшиеся им родители, а следом за ними и другие стали называть его «принц Восторгус». Несмотря на то что он умудрялся поломать или разбить любую вещь, попавшую ему в руки, все находили малыша восхитительным. Можете не сомневаться, что с феей проконсультировались. Королева сама обратилась к ней и очень вежливо (обращаться к феям невежливо не следует, ибо крайняя вспыльчивость этих созданий широко известна) спросила, почему принц у них получился довольно неуклюжим.

Фея Неуместность сильно покраснела и объяснила:

— Видите ли, я, должно быть, не той стороной жезл взяла в руку.

— В таком случае не могли бы вы при случае взять его той стороной и поправить дело?

— Я бы с удовольствием. Я могла бы даже сразу так сделать, но это противоречит правилам, принятым у фей. Мы не можем отменять заклятие, если оно было наложено из добрых побуждений.

— Но если вы не попытаетесь еще раз, — продолжала королева, — вы поставите нас в ужасное положение.

— А если попытаюсь, — отвечала Неуместность, — меня исключат из Союза Фей.

И что тут возразишь?

Положение дел ухудшалось. Когда принцу Восторгусу сравнялось тринадцать, к нему пригласили учителя танцев, поскольку, как известно, обязанность посещать придворные балы является первейшей для особ королевского рода. И значит, принца следовало обучить танцевать с придворными дамами гавоты, менуэты и все остальные модные новинки.

Это оказалось безнадежным. Лучше бы принц Восторгус танцевал вверх ногами, передвигаясь на руках. Ибо когда от него требовалось вытянуть вперед правую ногу, он обязательно вытягивал левую. И наоборот. Случись ему делать поклон, голова непременно задевала голову партнера, а начиная кружиться, он сталкивался с другими парами. И полное отсутствие чувства ритма к тому же.

Учителя танцев, страшась задеть родительские чувства королевской четы, неизменно уверяли отца и мать принца, что он танцует просто божественно, но, конечно, те и сами видели, что их мальчик выделывает положенные па не лучше какого-нибудь подгулявшего матроса.

Когда принц стал учиться владеть оружием, дело пошло еще хуже. На уроках фехтования даже самые ловкие из соперников едва успевали увернуться, чтобы ненароком не задеть принц* шпагой. В кулачном бою, даже если противник изо всех сил старался не сбить его с ног, принц Восторгус все равно умудрялся упасть, наступив на собственные шнурки.

Король Марциус был в полном отчаянии.

— Моя дорогая, — обратился он однажды к королеве Эрментруде, — нашему возлюбленному сыну, принцу Восторгусу, завтра исполняется двадцать лет, но мы даже не можем устроить по этому случаю бал, ибо он не умеет танцевать. Как не можем провести рыцарский турнир, потому что он не умеет сражаться. Больше того, я даже не могу устроить торжественное шествие, потому что боюсь, вдруг он споткнется и упадет.

— Но наш мальчик умеет скакать верхом, — неуверенно промолвила королева Эрментруда.

— Моя королева, вы совершенно правы. Но только в том, что произнесли эти слова с долей сомнения, ибо вы и сами видели, насколько преуспел он в верховой езде.

— Видела, — призналась королева.

— А значит, знаете, что он выполняет подскоки совершенно не в том ритме, который присущ живой лошади.

Супруга короля тяжко вздохнула.

— Что, по-вашему, нам следует