Шкура лисы [Валериан Николаевич Скворцов] (fb2) читать постранично, страница - 3

получал свои гонорары. Ирония начинала угадываться в этом пассаже не сразу, только где-то на десятой секунде…

И теоретики, и практики разведки, вещал читчик, едины во мнении, что шпионаж является второй древнейшей профессией после проституции. Поэтому-то у этой вполне традиционной общественной деятельности (так на пленке) как и у проституции, блестящее настоящее и сулящее безостановочные заработки будущее. Владеющий информацией о намерениях — владеет властью. Стоит ли говорить о могуществе, которое обретает обладатель сведений о тайных планах, вынашиваемых противником, а тем более другом или партнером? Шпионы могут приходить и уходить, но необходимость в их услугах остается всегда.

Окончательное и всестороннее осмысление шпионажа в жизни обществ, любых — закрытых тоталитарных или открытых демократических, дело далекого будущего. Тем, кто гниет в окопах секретных войн, пока не до философских обобщений. Густые дымовые завесы и отравляющие миазмы стелятся над полями их битв. Да и секреты, которые они добывают, не их секреты, а потому профи молчат. Частенько на глубине полутора метров, если, конечно, повезет с погребением. А ведь, что бы там ни говорили, именно шпионы предопределяют течение истории, хотя ни в одном научном фолианте ссылок на их донесения не найдешь…

Далее предлагалось заранее — полностью и до конца — отдать себе отчет, что шпионаж при всей его финансовой привлекательности — крайне неблагодарное занятие. Во-первых, это безвестность. И, во-вторых, пожизненное рабство. Если случится однажды осознать, что совершил ошибку, выбрав в качестве поприща (так на пленке) нечто не по плечу, назад, в прошлое, не вырваться. Уход, каким бы обоснованным ни казался, объективно становится переходом к противнику. Покинувший «свой» лагерь уносит многое, что представляет ценность для тех, против кого он работал. Шпион изначально только фрагмент сложной и пестрой, замаскированной мозаики, которую кто-то и где-то начал складывать, может, ещё и сто лет назад, задолго до появления на свет Божий бедолаги, решившего дезертировать. Вывалившийся или выковырнутый из мозаики оставляет прогалину, которая дает противнику возможность вычислить другие контуры и фигуры, располагавшиеся вокруг, а также их положение в организации.

Дисциплина и субординация — законы для шпиона; самоуправство и не продиктованная обстановкой самодеятельность кончаются плохо, всегда наказуемы. Немногие, конечно, способны на тотальный самоконтроль, по сути на пожизненное самоотречение. Большинство, при этом подавляющее, ищут сублимацию свободы в накопительстве денег на счетах, в дорогих ресторанах, сексе, пьянстве, наркотиках и припадках ипохондрии или буйства. Именно в этой зоне «диких настроений» высматривают добычу шпионы, которые шпионят за шпионами. И тогда рождается двойное рабство двойников…

Словоизлияние, затянувшееся на полчаса с лишним, отдавало компьютерной игровой страшилкой.

Я подумал, что читчик, варьируя интонации, иронизирует все же над текстом, а не над теми, для кого он предназначается.

Позже, на курсах я разобрался, что правда не кажется правдой в двух крайних случаях — когда этой правды слишком много или когда её же слишком мало. Пленка, выданная божьим одуванчиком на варшавской аллее Шуха, подходила под оба.

* * *

22 мая 1942 года в столовой своей ставки в Ростенбурге, на территории Восточной Пруссии, фюрер Третьего Рейха Адольф Шикльгрубер, разговорившись за десертом, дал социальную характеристику разведывательного сообщества, противостоящего Гестапо и Абверу. Высказывание застенографировали в назидание грядущим поколениям негодяев:

«Индивиды, занимающиеся шпионажем, вербуются либо в кругах, претендующих на то, чтобы называться приличными, либо в пролетарской среде. Выходцы из среднего класса достаточно серьезны, чтобы увлекаться подобными вещами. Поэтому для искоренения шпионажа наиболее подходящим представляется единственный способ: убедить склонных к такой деятельности в абсолютной невозможности сносить голову на плечах…»

После этого охотников до чужих секретов мужского пола вешали на фортепьянных струнах и голыми словно червяков, как, например, коротенького адмирала Вильгельма Франца Канариса,^[1] а женского вроде Анны де-Максимович^[2] — совали под стамеску гильотины.

Спустя два десятилетия преподаватели Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем, включая четырех не повешенных мужчин и двух женщин, сносивших головы на плечах и после 22 мая 1942 года, создали научный кружок, названный ими ехидно Козьма-Прутковскими посиделками. Выходцы из кругов, претендующих на то, чтобы называться приличными, запускали на запись студийный магнитофон «Хитачи» и изощрялись с высот накопленного опыта в комментариях к высказываниям великих по поводу их ремесла, в том числе и к откровениям основателя Третьего