Гравюра на дереве [Борис Андреевич Лавренёв] (fb2) читать постранично, страница - 54

работой крупного оптического предприятия, помимо административной работы находил время для кропотливой возни с проектированием и сборкой фотообъективов и часами возился, прилаживая и пригоняя линзы в десятках комбинаций, Никитич, не отнимая ноги от педали станка, кивнул гостю:

- Здравствуй, милый! Ну, как дела? Поуспокоился или нет?

- Почти успокоился, - сказал Кудрин, - вернее, нашел способ успокоиться. Ты мне можешь уделить пол-часа, Никитич?

- Ух, как шикарно! Прямо как в посольстве. «Не можешь ли уделить», - передразнил он Кудрина. - Чего там уделять. Садись вот на табурет и вываливай.

- Ладно, - отвечал Кудрин, садясь, - дело вот какое, Никитич. Бросить я хочу директорство к чертовой матери.

Никитич повернул голову, прищурился и опять стал чем-то неуловимо похож на Ленина.

- Ой ли! - протянул он. - Что так загорелось? Или тоскуешь по поэзии?

- Нет,- твердо сказал Кудрин, - не тоскую. Работа в тресте мне по душе была, и сейчас мог бы работать и честно и крепко, пе скучая и не томясь. Вопрос в степени полезности. Где лучше? На какой работе больше толка?

- А разве толка мало?

- Да нет. И толк есть, и охота есть. Но есть еще большая охота. Помнишь, как я у тебя ночевал - о чем говорили.

- Помню, - не спеша ответил Никитич, смотря линзу на свет, - помню.

- Ну вот. Раз помнишь - напоминать не стану. Вот мы тогда с тобой еще утром о культуре нашей говорили, о том, что ее строить чистыми и своими руками надо. Так кажется мне, что руки мои к этому делу пригоднее, чем к тресту.

- Подумал как следует? - спросил Никитич, как будто вскользь, но в вопросе Кудрин уловил острое вниманием, и это обрадовало его.

-  Подумал. Много думал. Боялся, что действительно у меня уклончик какой-то какой гниловатый начался. А теперь, подумавши, знаю ясно, что иду поправильному. Тянет к прежней работе, к профессии, к художеству. Натолкнули кой-какие случайности, кой-какие наблюдения.

- Думаешь, на художестве больше пользы принесешь?

- Больше! Твердо знаю, что больше. Пришлось вспомнить и понять, что есть у меня профессия, специальность. Раньше как-то невдомек и ни к чему было. Когда варились в котле с семнадцатого по двадцать первый - у всех нас исчезли профессии. Это законно было - иначе нельзя было. В разрушении нужен был только пафос и энергия. Так с этим обезличением и вошли в мирную жизнь. Стали легкомысленно думать, что на постройке нового нужен только пафос да энергия. И пошли сажать людей. Маляра в издательство, швейника в кино, художника в трест. Не боги горшки обжигают. Справимся авось. За авось и расплачиваемся. Недаром уже поняли, что нужно свои кадры специалистов создавать для промышленности, потому что чужие или предают, или не понимают. В промышленности это осознали, а на культурном участке еще нет. И каждый свой человек там на вес золота. Вот я и решил.

Никитич положил линзу и покачал головой:

- Говоришь дельно, ну, а подумай, кем тебя в тресте заменить? Там мало, говоришь? Да и тут одинаково мало.

- Я знаю. Но в тресте может справиться любой партиец, который знает четыре действия, таблицу умножения и имеет сметку в голове. А я могу создавать культурные ценности и обязан их создавать.

- Ну что же. Если веришь в свою силу и знаешь, что пользу партии дашь и урона не принесешь, тогда иди. У нас того… с художествами худо. Выпускают мастеров малярного цеха, которые не знают, куда ткнуться и как в жизни свое малярство применить. Что ж, иди в какой-нибудь художественный, вуз ректором - дела много, организующая, умелая рука нужна.

Кудрин отрицательно покачал головой:

- Нет. Ни на какие посты в этом деле не пойду. Я тут сам ученик. Мне и работать и одновременно учиться надо. Засяду в мастерскую, возьмусь за угол, за кисти, за черновую работу, может не на год, на много лет, прежде чем первые плоды созреют.

- Ну, это ты вздор понес, миляга. Вздор А партработа, а общественность?

Кудрин ответил, не опуская глаз- под пристальным взглядом Никитича:

- Партработа? Общественность? Партия освобождает своих писателей от будничной. партийной нагрузки, считая, я работа в том, что они пишут. Партийная работа художника в его полотнах. Отрываться от общественной жизни не стану, но работа моя в полотне.

- А с массами как? С низами? Что же, в нору от них уйдешь?

Кудрин засмеялся;

- Нет, Никитич, на этом не поймаешь. Не только не оторвусь - ближе подойду. С карандашом, с альбомчиком туда, в мастерские, в цеха, в самую гущину, в самый центр. Каждый штрих, каждый замысел на их проверку, с ними вместе. Это я продумал. У меня на заводе старик есть, изобретатель Королев. Возился последнее время с механической глиномешалкой. Так вот, если мне удастся за всю мою жизнь его одного лицо написать в ту минуту, когда он об этой самой мешалке своей говорит и думает, так написать, чтоб люди почуяли, что это наш Королев, что всю жизнь, все чаяния свои, все торжество свое он в эту мешалку вложил, - вся моя задача выполнена. А если я научу десяток молодых ребят моими глазами видеть,