Закрытые ставни [Николай Корсунов] (fb2) читать постранично, страница - 3

откидывал, то голубей гонял. На фотографии в паспорте парень как парень, а тут показался уродцем: роста небольшого, а лицо какое-то расплывчатое, безбровое. Казалось, на лице и борода не росла. Чем он ее прельстил? Правда, женихи после страшенной войны нарасхват, но здесь уж больно не то, ей-богу, не то. Наталья и в такое время в девках не засиделась бы.

Алексей даже крякнул досадливо и повернулся на другой бок, натянул на голову одеяло, пытаясь уснуть. Да разве теперь уснешь! Пацаны во все свистульки посвистывают, посапывают, а у него Наташка в башке сидит, глазами в душу заглядывает. Вовсе некстати напоролся на нее: экзамены на носу, на станции калым неплохой обозначился... Очень некстати!

Детей у Старцевых, как видно, нет. Ну, конечно, нет. Что ж, к лучшему! А на что они, интересно, живут? Оба, кажется, целыми днями дома. И она так странно улыбнулась, когда спросил, где работают.

Комсорг техникума жутко доволен Алексеем. А раньше, как чуть, ворчал, однорукая бестия: дескать, нашего Алексея только с миноискателем можно найти, не агитатор, а сто рублей убытку! Болван, будто не понимал, что избегал общественных нагрузок Алексей не от хорошей жизни. На студенческую стипендию по нынешним ценам разве что воробья можно прокормить, но не такого конягу, как он. Вот и маштачил во всякий свободный час и день на станции плоское таскал, круглое катал. Любо-мило, платили сразу же, наличными. Даже матери с сестрой иногда деньжат подкидывал.

С появлением на голубом горизонте Натальи Алексея не нужно было искать, сам, без приглашения, хромоножил в агитпункт, напрашивался на поручения. Поручения были не ахти - списки избирателей на стену вывесить, стенд оформить, лозунг предвыборный на красном сатине написать,- но скоро, скоро наступят настоящие поручения, скоро придут отпечатанные типографией биографии кандидатов в депутаты, их вручат агитаторам и скажут: идите в свои кварталы, знакомьте избирателей, агитируйте. И уж Алексей постарается, если не каждый день будет в доме с задраенными окнами, так через день, не отвертятся Старцевы. Сегодня про кандидата в горсовет, завтра - в облсовет, потом - в республику, еще далее - в Верховный Совет страны. Останется время и на то, чтобы не единожды прийти, разъяснить, втолковать права и обязанности избирателя, статьи из Конституции. А что вы хотите, последние такие выборы проводились еще до войны, десять лет назад, все перезабыто! Причина для посещений у агитатора самая разуважительная.

Нога успокоилась, и Алексей уснул. Остаток ночи война не истязала его, снилось что-то легкое, радостное, на многие дни оставив ощущение какой-то загадки, невнятных обещаний.

Обещания, казалось, сбывались. Алексей застал Наталью одну. Она вроде бы и не удивилась, увидев его на пороге. Он весь был в хрусталинках. Где-то с крыши сорвалась сосулька и, обо что-то ударившись, разлетелась, осыпала Алексея осколками.

Пригласила садиться, но не пригласила раздеться. В избе было жарко до истомы, Алексей расстегнул крючки шинели и все равно обливался потом. На кой черт он надел свою драгоценность - шевиотовый костюм, купленный на толчке? Зачем выпросил у Петьки шелковую сорочку с галстуком?

Он рассказывал о простой работнице, выдвинутой в кандидаты, рассказывал плохо, часто сбивался, в душе ругая галстук, который давил все больше, сердясь на хозяйку за то, что не пригласила снять шинель, сердясь на свое косноязычие.

Наталья была терпелива. Она облокотилась на столик открытой зингеровской машинки, ладонью подперла щеку и слушала, внимала Алексеевой невнятице, почему-то не сводя глаз с его кирзовых заштопанных дратвой сапог. При этаком шикарном галстуке, при этакой восхитительной сорочке- такие сапоги? Может, об этом она думала? Или смотрела на лужицы, натаявшие с сапог? Мол, поскорее, я подотру пол да снова сяду к машинке, меня неотложное шитье ждет.

В общем, Алексей замолчал. Смотрел на нее, как дурак, и молчал. Она что, не заметила, что он умолк? Она его и не слышала, думала о чем-то другом, да? Закатное солнце вызолотило завиток на ее виске, розовым высветило ушную раковину, стушевало кончик темно-русой брови. Зеленый шерстяной сарафан, белая кофточка, зеленые опущенные глаза, скрещенные ноги в тапочках... Ух, как она была хороша. Возникло дикое желание - грохнуться перед ней на колени и губами, лицом прижаться к этим ее покойным красивым ногам, замереть так на целую вечность. И пусть бы она положила свою мягкую теплую руку на его голову, нерешительно, ласкающе спутала пальцами чуприну... Тогда б, наверное, и умереть можно было! Умереть? Вот уж нет! Не для этого через сто смертей прошел, чтоб умереть у ног любимой женщины. Прошел для того, чтоб жизнь на земле продолжалась! Чтоб эта женщина стала его женой, народила ему с полдюжины мальчишек и девчонок...

Какой ловкий, у нее же муж есть! Эгоист. Эгоист? Что ж, пожалуй. Любовь всегда эгоистична. Тут, как говорится, ни прибавить ни убавить.

- А где... ваш муж? - со служебной озабоченностью спросил он наконец. Ему тоже надо