Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
труда проникнуть на корабль. Зайга вбежала по трапу на судно. Вскоре она уже опять стояла рядом.
— Отец согласен, он ждет тебя. Вон тот, седой, видишь?.. Я побежала.
— Зайга!
— Что? — нетерпеливо обернулась она.
— Плащ.
Они расстались. Зайга нырнула во тьму, он выплыл в море света. Под ногами пружинит трап, и вот он уже на палубе. Моторист затащил его в тень.
Захлопнувшаяся крышка люка отсекла шумы гавани. Крутые лесенки, темные переходы, снова лесенки. Согнувшись, они двигались по тускло освещенному коридору гребного вала. Вот небольшая ниша — его убежище. Немного погодя Цепуритис принес кувшин с водой, каравай ржаного хлеба, такелажный нож. Обещал скоро прийти опять. Это было пять дней тому назад. Вечность тому назад…
И ему пришлось трудно.
Трудно сидеть в тесном углублении между переборками, где нельзя даже вытянуться во весь рост. Мир сжался до тесного, низкого туннеля с ржавыми стенками, с тусклыми лампочками, захватанными масляными пальцами. Орудием пытки стал бесконечно длинный гребной вал. Он все крутится и крутится, от его бегучего блеска резь в глазах, от непрестанного гула — резь в ушах.
Трудно сутки за сутками томиться бездельем, не зная, сколько еще их впереди. Дни слились в нескончаемую тоскливую череду. Вначале была газета, но ее страницы постепенно ушли на самокрутки. Содержание он помнит наизусть, оно не обратилось в пепел. Пепел остался от поверженной Франции. Германия объявила беспощадную подводную войну Великобритании. А Ульманис собирался самолично открыть в Даугавпилсе праздник песни. Из последнего клочка он выкроил ровную полоску, но даже в швах подкладки не удалось наскрести табака на цигарку.
Трудно без еды. Хлеб, порезанный на бесчисленные ломтики, давно съеден. Подобраны с пола последние крошки.
Но страшнее голода была жажда.
Пустой кувшин лежал на полу. Бессмысленно лишний раз подносить его к губам. Сухой, распухший язык давно впитал малейшие следы влаги.
Снова и снова он тревожно смотрел на люк, за которым исчез Цепуритис. Неужели отец Зайги больше не придет? Он с трудом поднялся на ноги. Придерживаясь за стенки коридора, подошел к стальной дверце и прислушался. Тишина.
Он поглядел на часы. Три. Наверху сейчас ночь, и почему-то вдруг возникла уверенность в том, что идет дождь. Казалось даже, что сквозь рокот машин можно разобрать, как барабанят тяжелые капли.
Высунувшись из люка, он запрокинул голову и жадными губами ловил воображаемую влагу. Но дождя не было и в помине. И ночь тоже еще только спускалась над океаном. Стоял поздний июньский вечер, хранивший в себе отблеск долгого летнего дня.
Палуба казалась покинутой, вымершей. Из светового фонаря над машинным отделением бил свет. Он поспешил выбраться из предательского потока. Однако назад в люк не полез.
Не напившись, он не вернется в свое убежище. Должна же где-то быть вода. В спасательной шлюпке! Когда грохнул орудийный выстрел, он уже отвязывал брезентовый чехол. Взвыла сирена. Запылали прожекторы. Палуба ожила.
Путь к люку отрезан. Он юркнул в тесный проход. По обе стороны коридора видны двери. Двери! За ними вода, хлеб, спасение! Но за ними есть и люди! А людей он должен опасаться. Не только из-за себя, но и из-за Цепуритиса. Необходимо проскочить коридор, найти путь вниз, вернуться в туннель.
Он не сделал и двух шагов, как в противоположном конце коридора открылась дверь. Вошел человек в форме командного состава.
Положение безвыходное. Он рванул первую же дверь, захлопнул ее за собой и, словно забаррикадировав, прижался к ней спиной. Он еще не успел опомниться от волнения, но глаза его уже были прикованы к графину на столе. Вода!
Он прильнул губами к стеклянному горлышку, судорожно стиснув его пальцами. Он пил, пил, пил. И жизнь, булькая, вливалась в тело.
Взгляд скользнул по каюте. Лампа под розовым абажуром. Полка с книгами. Национальные латышские занавески — перед койкой и на иллюминаторе, черный круг которого пересекают два прожекторных луча. Рядом с койкой на плечиках женское платье. Платье. Почему на пароходе — платье?
За тонкой стенкой каюты плещутся волны. Волны и должны плескаться — иначе они не были бы волнами. Плеск убаюкивает. Алиса прикрыла веки — всего лишь на миг. Волна тотчас обратилась в маятник стенных часов. Он то удаляется, то приближается. Взад-вперед, взад-вперед. Однообразен ритм его движения. Туда и назад. Иначе остановились бы часы. Без движения остановилась бы и жизнь…
Мысли путаются. Алиса заставляет себя открыть глаза. Она не должна засыпать. Она хочет наконец разобраться в своей жизни, понять ее.
Ее жизнь — нет, она не была океаном с крутыми волнами. Она была спокойной рекой и текла по прямому руслу. Старательно укрепленные привычные берега не позволяли ей разлиться, как бы ни хотелось того. И во избежание наводнения избыток вод всегда своевременно отводили в новое русло — такое же ровное, так же хорошо защищенное. Мать умерла рано, и отец
Последние комментарии
11 часов 31 минут назад
19 часов 31 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад