Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
* * *Ехать в автомобилеПо дороге ночнойВ романтическом стилеПод ущербной луной,Заходящей за тучу,И в сверкании фарКуст выхватывать — штучный,Золотой экземпляр.В дождевой пелерине,В черно-синих тонах,Проведя по машинеМокрой веткой впотьмах,С непонятной отвагойПотянувшись ко мне,Он как мальчик со шпагойНа картине Мане.Полуночница-птица,Словно тень, промелькнет.Видно метров на тридцать,И не дальше — вперед,Я не знаю, что будетНи с поэзией впредь,Ни с земным правосудьем,Ни с ценою на нефть.Но надеется сердцеНа везенье и честь.Ах, у всех европейцевЧто-то общее есть.В пепельницу окуркомТкнусь, приметлив и зряч.Есть и под Петербургом,Среди вырицких дач.Мы любили, страдали,Разгоралась заря.Помнишь, в детстве читалиНам “Лесного царя”?Туч косматые клочьяИ балладный нажим.Всякий, едущий ночью,Поспешает за ним.Фотография. 1957Группа советских поэтов: Смирнов,Инбер, Твардовский, Прокофьев, Мартынов,Слуцкий — я всех перечислить готов,В группу попавших, седьмой, самый чинный,Важно стоит Заболоцкий, емуПосле всего, что с ним было, РавеннаКажется, может быть, сном: одномуИз семерых ему ад по колено.Дантовский, четко расчерченный ад,Строго расчисленный, с дымом и пеплом.Пышный, парадный венок жестковатНа фотографии, накрепко слеплен,Я присмотрелся: да сколько ж кустовЛавра пошло на него или роща?Инбер, Прокофьев, Мартынов… СмирновПишет всех лучше, а главное, проще.Льется на группу полуденный свет.Слава, и честь, и завидное благо.А Пастернака с Ахматовой нет,Не нашумел еще “Доктор Живаго”,Гром впереди и великий разнос,Выступят Инбер, Смирнов и Мартынов,Слуцкий-бедняга, под общий психозСдуру попавший, со скорбною миной.Вот он — в избранников тесной толпе.Может быть, если б не эта поездка,Не возомнил бы он так о себе,Мненье не высказал сжато и веско.Лет через десять, надломлен и хмур,Скажет он мне в коктебельской столовой:“Не осуждайте меня чересчур.Я виноват”. Испугаюсь: “Ну что вы!” * * *Опыт дружбы уныл и тяжелИ мучителен. Если б ИтакойИли Троей дышал он и цвел!Где блестящий ее ореол,Средиземной подсвеченный влагой?Где классический профиль и фасИ бок о бок упорство в сраженье?На романтиков я бы как разНе ссылался: их дружба — на часИ на тысячу лет — расхожденье.Вы мне нравились, смех, болтовня,Град на даче — мильоны горошин —Призрак в августе зимнего дня.Беспокоилась мать за меня,Говорила: ты неосторожен.Осторожничать, скрытничать? Нет.И печаль, и сердечная ранаИзвлекались на солнечный свет.Неужели за сумраком летДруг наш вытащит их из кармана?Ведь не все же, не все таковыРезультаты, земные итоги.Как дымился тот град средь травы!И не страшно Патроклу молвыИ Ахиллу — и любят их боги.Увлекательное чтениеЯ помню, — он пишет, — в поместье у нас коня —Любителя музыки. Мать над клавиатуройСклонялась — и музыка радовала меня,И конь прибегал под окно, шелковисто-бурый,Клал голову на подоконник — и замирал.Пожалуйста, гладьте, треплите его по гривеРукой — не вскипит, не покажет зубов оскал.Вы счастливы? Конь, безусловно, еще счастливей!Такой благодарный, необыкновенный конь!Два глаза, подернутых влагой, и нервный трепет.Он слушает музыку! Ваша ему ладоньНичуть не нужна и сочувственный детский лепет,А только этюд си-бемоль или ре минор.О, знал бы Шопен или Лист, как их любят нежно —И в стойло потом молчаливо, потупив взор,Трусцой возвращаются медленно, безнадежно… * * *Гости съезжались на дачу. Мы любим гостей.Дачная жизнь — утешение наше и радость.После снегов белогривых и черных дождейНравится нам травянистость, холмистость, покатость.Белая ночь поднимает любую детальВ статусе; призрачны ели и сосны, мы сами;Чай на веранде; к воротам подъедь,
Последние комментарии
23 часов 18 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 7 часов назад