Добрые сутки или Вера для атеиста [Игорь Николаевич Судак] (fb2) читать постранично, страница - 20

дискуссий самодовольных болтунов в прайм-тайме. Людям, я думаю, уже мало хлеба и зрелищ. И вопросы типа «Куда идем?» и «В чем смысл жизни?» — из теоретических на наших глазах превращаются в насущные. Вот этим, Эдисон, я и буду заниматься, если вы сохраните нам жизни. Мне не нужен пиар. Я хочу, чтобы человечество дорожило мнением каждого человека. Иначе оно все-таки погибнет. В русском языке слово «человечество» можно разбить как «чело» и «вече», то есть собрание умов. То есть то, во что уже превращается интернет. Вот что мне надо, Эдисон. И за вас лично, за ваше будущее воскрешение потомками я буду хлопотать в такой же мере, как и за бессмертие своей маленькой семьи. Клянусь! Мне тоже есть, чем клясться.

12. …

— Ладно, Карамелев, хватит патетики… Это всё слова. — Десницкий посмотрел на хронометр и задумался. — Нет никаких гарантий, что эта теория верна. Нет, к сожалению…

— Но ведь это же всё-таки шанс! — Алеша повысил голос, вкладывая в интонацию всю силу своей убежденности. Убежденности, появившейся всего несколько минут назад. Убежденности, усиленной ощущением досады и сожаления, что он не думал об этом раньше — тогда наверняка подобрал бы более точные слова. — И этот шанс, Эдисон, сейчас в твоих руках! Даже нет — в твоих пальцах. Соедини их, оставь заблокированными накрепко двери. Пойми же — не только жизнь проходит, проходит и смерть. Причем смерть всегда короче жизни — смерть вообще промелькнет незаметно. Как крепкий сон. Сколько бы десятилетий или столетий не прошли до твоего воскрешения, они тебе покажутся мигом! То же произойдет и с твоими родителями, и с женой. Ты всех их еще увидишь.  Даже нерожденную свою девочку. Она еще вырастет. Она еще обнимет тебя. На это есть надежда. Но для этого тебе надо сделать самую малость — уйти, соединив пальцы…

— Всё, Карамелев, заканчиваем. Всё. Ты был любопытным собеседником. Но, честно говоря, доводов мне мало… Что ж, у меня осталось чуть больше десяти минут. Я ничего не обещаю. Я хочу побыть один. Я хочу подумать, над тем, что услышал. Сам. Мне, и только мне решать, в конце концов, как умереть — соединив большой палец с мизинцем или, наоборот, растопырив широко пятерню… Всё, я отключаюсь…

Десницкий выглядел ужасно — по его лицу из обоих глаз, уже не переставая, текли иссиня-черные ручьи. И никто не мог сказать наверняка, есть ли в них хоть несколько капель слез. Его изображение медленно исчезло. Планета застыла в ожидании. Миллиарды людей замерли у опустевших экранов. Карамелев перебрался со стула на пол к сидевшим у его ног жене и дочери и обнял их…

Он  не видел, что за его спиной вдруг пошли настенные часы.