Достоин свободы [Вячеслав Михайлович Рыбаков] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (18) »
* * *
…В квартире было тихо и темно. Я застыл у стены, беззвучно замкнувшейся за моей спиной. — Добрый вечер, коллега Гюнтер, — раздался из темноты знакомый голос. Я облегченно вздохнул. — От души рад вашему приходу. Телеокно замерцало, и в комнату упал холодный свет полной луны из прозрачно-черного неба. Он был рассечен пополам узким силуэтом человека, сидящего ко мне лицом. — Мне особенно лестно, что время для визита вы смогли выкроить именно сегодня, в день моего триумфа. Прошу пройти. Как поживают ваши изыскания? — Вполне, вполне, вполне, — стараясь говорить ему в тон, ответствовал я и, пройдя, опустился в подлетевшее ко мне кресло. — Итак, я поздравляю вас, коллега. Прошу вас принять мои самые искренние… — Соболезнования, — глухо уронил он и встал — вырос из кресла, словно телескопическая антенна. Сутулясь, приволакивая ноги, пошел к синтезатору. — Вы отужинаете со мной, коллега? — Я буду рад разделить с вами трапезу, коллега. Он нагнулся над пультиком, выпавшим из стены. — Что бы вы хотели? — Возьми, что себе. Выпятив цыплячью грудь, он гордо распрямился. — Сомневаюсь, что вы стали бы ужинать из одной тарелки со мною! Коротко пропел синтезатор. — Не сочтите за труд, коллега, свое возьмите сами, — сказал Соломин, идя к столу — в одной руке тарелка со столовой массой (у меня глаза полезли на лоб), точь-в-точь такой, какую все мы вынужденно ели еще так недавно, в другой — бокал с молоком. — Вот те раз. — Я пошел к синтезатору, взял свою тарелку. Соломин заказал мне отличнейший ростбиф. — Ты так привык к… к этому? Он не ответил, сосредоточенно набивая рот густыми кусками брикета. На его гладкой могучей лысине лежал отчетливый лунный блик. Я вернулся к столу, с наслаждением вдыхая аромат, испускаемый моей тарелкой. Изображая домашнюю непринужденность и раскованность, я с чуть нарочитым азартом вонзил вилку и нож в сочный кусок. Брызнула кровь. Соломин подскочил, уронив наполненную ложку, лицо его страшно исказилось. — Вы меня обрызгали, Гюнтер! — с гортанным надсадом крикнул он, остервенело отряхивая рукав свитера. — Кровью!! — Прости, — ответил я так кротко, как только позволял мой баварский акцент. Мне уже становилось не по себе. Неуловимо быстрым движением Соломин канул под стол и тут же возник с ложкой, крепко стиснутой в кулаке. Некоторое время мы молча насыщались. Потом я сказал задорным голосом: — Замечательный ростбиф. Что же ты — сам придумал из вакуума ростбифы, а теперь отравиться боишься? Так и брикет твой теперь ведь тоже из твоего вакуума… Он поперхнулся. Он кашлял долго, с бульканьем и хрипом, корчась, а потом вытер пальцами слезы и, надтреснуто дыша, объяснил: — Пенка в молоке… — Какой ужас, — сказал я. Он поставил локти на стол и вцепился длинными пальцами себе в щеки; с минуту сидел так, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону и глядя мимо меня. Потом сказал: — Вот и все. — Что — все? Не глядя, он точным движением коснулся стены своей длинной рукой, тонкой и ломкой, как два шарниром скрепленных шеста. Беззвучно раскрылся телекамин, и лицо Соломина, налившись оранжевым светом, выдвинулось из лунной тьмы. Пылающие поленья трещали, выбрасывая клубящиеся облака искр, — корчилось, кричало пламя, заживо сгорая в самом себе. Иллюзорное. Соломин, не мигая, чуть раскачиваясь и скомкав щеки, смотрел в огонь. В меня вдруг вошла его страшная усталость. — Все и есть все, коллега, — проговорил он. — Странно. — Еще бы, — медленно ответил я. — Девятнадцать лет… — Двадцать три, — поправил он. Я только головой покачал. Он откинулся на спинку кресла — лицо ушло из оранжевого полыхания. — Впрочем, тогда я и не подозревал, что из этого выскочит синтез. Просто хотелось разобраться с вакуумом наконец. — Вот и разобрался наконец, — сказал я. — Да, разобрался. Подарить только уже некому. — Некому?! Да всем! — Знаете, коллега, — помедлив, тихо сказал он, — порой мне хочется стать… музыкантом… Я знал это давным-давно. — Правда? — спросил я. — Пассакалия ля минор. — Он словно творил заклинания. — Хоральная прелюдия номер семь… Знаете, даже снилось, будто выхожу на сцену. — Он запнулся. — Сколько раз. Клавиши, клавиши… и острия вверх. Трубы. Они ведь серые, да? — Свинец. — Свинец… Мне хотелось его обнять.- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (18) »
Последние комментарии
6 часов 1 минута назад
7 часов 30 минут назад
8 часов 25 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 8 часов назад