СТРЕЛА БОДИМУРА [Михаил Владимирович Рашевский] (fb2) читать постранично, страница - 2

деловые, я бы даже сказал — дружеские отношения. Подозреваю, что это парень. Прогнозы всегда точны, в сантименты не впадает, замечания ироничны и по делу. Одно лишь сомнение — на Марион не пялится. Я-то спустя пару месяцев Сардельку был готов на руках носить, да она себя для кого-то на Земле бережет. Так что амурами ей докучать не приходится. Любовь — дело святое.

Квиблы частенько приходят из деревни к станции. Молча стоят у входа, словно истуканы, и ожидают моего появления. Как только я выхожу к ним, самый старший квибл вежливо выступает вперед, касается рукой лба и начинает льстиво гундосить на местном наречии:

— Вайрун имух Латислаф. Арка улеф.

Если вам их язык не знаком, то я поясню. «Вайрун» — это приветствие, в переводе звучит как «Да будет велик». Имух Латислаф — полагаю, догадались, это я сам. Тут важно понять, что самый главный квибл зовется у аборигенов «имух». Ударение на первом слоге. Это я к тому говорю, что есть любители позлословить… Так вот я им заявляю — никакого отношения этот титул к мухам не имеет! Нет на Проксиде ни мух, ни прочей гадости. Имух Латислаф означает просто «господин Владислав» или что-то в этом роде. Ну а «арка улеф» — традиционное пожелание сытной трапезы, после которого обычно хозяин обязан чем-нибудь угостить гостя, иначе не будет ему удачи в жизни. Короче, на угощение мои подопечные нарываются, ежу понятно.

Я не жадный. Я даже по-своему жалею квиблов. Но еды им земной давать никак нельзя, потому что инструкция запрещает. Приходится выходить из положения давно апробированным способом — в стакан наливается обычная профильтрованная вода из озера, из сифона добавляется углекислота, и шипящий напиток подается с поклоном старейшине. Отпив глоток, квибл в блаженном восторге закатывает желтовато-мутные глаза, замирает и в течение нескольких секунд переживает небывалое чувство наслаждения, пока его нёбо щекочут лопающиеся пузырьки газа. Дальше стакан пускается по кругу, в результате чего в экстаз приходит вся остальная братия. Напившись озерной воды, квиблы еще некоторое время с вожделением косятся на пустой стакан, ворочая во рту лиловыми языками, после чего поворачиваются и уходят. Прощаться у них не принято. Прощаются они только с покойниками.

Перед праздником Всхода у станции вновь собирается толпа. Убогое рубище на покатых плечах квиблов мешкотарой свешивается почти до колен. Издали они напоминают средневековых паломников, пришедших замаливать грехи к святому месту.

Я подаю старейшине стакан шипучки и коротко бросаю ему:

— Цакил! (Охота!)

Квиблы взволнованно переминаются с ноги на ногу и крутят головами. Сообщение об охоте вызывает у них бурю негативных эмоций — они плюются, бьют себя ладонями по ушам и с надеждой посматривают на предводителя. Ну, не любят они охотиться.

Нет, голубчики! Я вам отлынивать от охоты не дам. Этак вы, братишки, мне на шею сядете, а вам рефлексы нужно развивать. Так что хоть одного снукса придется завалить.

Старейшина, имух Муша, вцепился в стакан, но я не выпускаю пластиковую посудину из рук. Квибл что-то лепечет, по обрывкам фраз я догадываюсь, что, оказывается, в канун праздника им охотиться запрещено. Но меня не проведешь. Марион сказала, что никаких религиозных запретов у квиблов на этот счет не имеется. Поэтому я непреклонен. Со вздохом старейшина сдается, кричит: «Цакил!», утверждая договор, и становится обладателем бесценного напитка.

Ну, то-то же.

Назавтра, едва у основания горизонта появляется местное солнышко, буднично озаряя округу рассеянным палевым светом, я уже на ногах. Випролаксовый серебристый скафандр словно вторая кожа обволакивает тело. Но мне в нем не тесно — движения не затруднены, резервный кислородный баллон у правой лопатки нисколько не оттягивает плечо. Тут же не забываю проверить боекомплект винчестера. Так, на всякий случай. Стрелять я не собираюсь, но если удаляешься от станции на два-три километра, то по инструкции положено иметь при себе оружие. Во избежание.

В кухонном отсеке за матовым столом уже сидит Сарделька. Ранняя птаха. Хотя нет, ее очередь дежурить. Кудряшки темных волос свешиваются на лоб, прикрывая обруч, от чего вид у моей сотрудницы более чем неказистый. Она медленно поворачивает глаза в мою сторону и печально заявляет:

— Лингофон сломался.

Это новость. Хоть какое-то разнообразие в жизни.

— Сам? — интересуюсь я без всякого энтузиазма. Марион утвердительно трясет шевелюрой.

— Вчера записывала притчу у жены старейшины. Как лингофон отцепился от рукава и упал на пол — не пойму. Потом мы поднялись и… Ну, короче говоря, Ванава на него наступила…

Это уже третий, мысленно констатирую я. Один Марион потеряла. Второй, наверное, стащил кто-то из детворы, пока Сарделька уговаривала аборигенов поделиться с ней местным фольклором. Она ведь этнограф. По штатному расписанию ей положено собирать материал о культуре и обычаях квиблов. С работой справляется, но не всегда