До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
я купил вечерние газеты у только что появившейся другой старухи и стал читать их. Относительно того человека, на которого указывал официант, сомнений не было. Мы оба слишком хорошо его знали. Я мог только подумать: "Ну и глупец. Просто сумасшедший".
Тут подошел один греческий товарищ и подсел за мой столик. Он командовал ротой в Пятнадцатой бригаде и при бомбежке его завалило. Четверо рядом с ним были убиты, его же продержали под наблюдением в госпитале, а теперь посылали в дом отдыха или как это сейчас называется...
- Как дела, Джон? - спросил я.- Угощайтесь.
- А как называется, что вы пьете, мистер Эмундс?
- Джин с хинной.
- Это какая же хинная?
- Индийская. Попробуйте.
- Я много не пью. Но хинная - это хорошо от лихорадки. Я выпью.
- Ну, что говорят врачи о вашем здоровье, Джон?
- А мне не нужны врачи. Я здоров. Только в ушах все время жужжит.
- Вам все-таки следовало бы зайти к врачу, Джон.
- Я был. Он не понимает. Говорит - нет направления.
- Я скажу им. Я там всех знаю. Что, этот доктор - немец?
- Так точно,- сказал Джон.- Немец. Английский говорит плохо.
Тут снова подошел официант. Это был старик с лысой головой и весьма старомодными манерами, которых не изменила и война. Он был очень озабочен.
- У меня сын на фронте,- сказал он.- Другого убили. Как же быть?
- Это ваше дело.
- А вы? Ведь раз уж я вам сказал...
- Я зашел сюда выпить перед ужином.
- Ну, а я работаю здесь. Но скажите, как быть?
- Это ваше дело,- сказал я.- В политику я не мешаюсь. Вы понимаете по-испански? - спросил я греческого товарища.
- Нет. Только несколько слов. Но я говорю по-гречески, английски, по-арабски. Давно я хорошо знал арабский. Вы знаете, как меня засыпало?
Нет. Я знаю только, что вы попали под бомбежку. И все.
У него было смуглое, красивое лицо и очень темные руки, которые все время двигались. Он был родом с какого-то греческого острова и говорил очень напористо.
- Ну, так я вам расскажу. У меня большой военный опыт. Прежде я был капитаном греческой армии тоже. Я хороший солдат. И когда увидел, как аэроплан летает над нашими окопами в Фуентес-дель-Эбро, я стал следить. Я видел, что аэроплан прошел, сделал вираж, и сделал круг (он показал это руками), и смотрел на нас. Я говорю себе: "Ага! Это для штаба. Произвел наблюдения. Сейчас прилетят еще".
И вот, как я и говорил, прилетели другие. Я стою и смотрю. Смотрю все время. Смотрю наверх и объясняю роте, что делается. Они шли по три и по три. Один впереди, а два сзади. Прошли еще три, и я говорю роте: "Теперь о'кей. Теперь ол райт. Теперь нечего бояться". И очнулся через две недели.
- А когда это случилось?
- Уже месяц. Понимаете, каска мне налезла на лицо, когда меня засыпало, и там сохранился воздух, и, пока меня не откопали, я мог дышать. Но с этим воздухом был дым от взрыва, и я от этого долго болел. Теперь я 0'кей, только в ушах звенит. Как, вы говорите, называется то, что вы пьете?
- Джин с хинной. Индийская хинная. Тут, знаете, было до войны очень шикарное кафе, и это стоило пять песет, но тогда за семь песет давали доллар. Мы недавно обнаружили здесь эту хинную, а цену они не подняли. Остался только один ящик.
- Очень хороший напиток. Расскажите мне, как тут было, в Мадриде, до войны?
- Превосходно. Вроде как сейчас, только еды вдоволь. Подошел официант и наклонился над столом.
- А если я этого не сделаю? - сказал он.- Я же отвечаю.
- Если хотите, подите и позвоните по этому номеру. Запишите.- Он записал.- Спросите Пепе,- сказал я.
- Я против него ничего не имею,- сказал официант.- Но дело в Республике. Такой человек опасен для нашей Республики.
- А другие официанты его тоже узнали?
- Должно быть. Но никто ничего не сказал. Он старый клиент.
- Я тоже старый клиент.
- Так, может быть, он теперь тоже на нашей стороне?
- Нет,- сказал я.- Я знаю, что нет.
- Я никогда никого не выдавал.
- Это уж вы решайте сами. Может быть, о нем сообщит кто-нибудь из официантов.
- Нет. Знают его только старые служащие, а они не донесут.
- Дайте еще желтого джина и пива,- сказал я.- А хинной еще немного осталось в бутылке.
- О чем он говорит? - спросил Джон.- Я совсем мало понимаю.
- Здесь сейчас человек, которого мы оба знали в прежнее время. Он был замечательным стрелком по голубям, и я его встречал на состязаниях. Он фашист, и для него явиться сейчас сюда было очень глупо, чем бы это ни было вызвано. Но он всегда был очень храбр и очень глуп.
- Покажите мне его.
- Вон там, за столом с летчиками.
- А который из них?
- Самый загорелый, пилотка надвинута на глаз. Тот, который сейчас смеется.
- Он фашист?
- Да.
- С самого Фуентес-дель-Эбро не видел близко фашистов. А их тут много?
- Изредка попадаются.
- И они пьют то же, что и вы? - сказал Джон.- Мы пьем, а другие думают, мы фашисты. Что? Слушайте, были вы в Южной Америке, Западный берег, в Магальянесе?
- Нет.
- Вот где хорошо. Только слишком много восьме-ро-но-гов.
- Чего много?
- Восьмероногов.- Он произносил это по-своему.- Знаете, у них восемь ног.
- А,- сказал я.- Осьминог.
- Да. Осьминог,- повторил
Последние комментарии
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 10 часов назад