Последний порог [Андраш Беркеши] (fb2) читать постранично, страница - 190

является врагом народа?

В охватившем его горе Чаба о многом забыл. Например, о том, что Эккер был не профессором института философии, а штандартенфюрером гестапо, забыл он и о том, что они разговаривали сейчас не в госпитале, а в отделе контрразведки. Просто он считал своим долгом хоть как-то защитить память о погибшем друге.

— Я никогда не верил в то, что Милан может быть врагом народа.

Эккер кивнул:

— Интересное заявление. Думаю, что мы об этом поговорим поподробнее. Эта тема представляет интерес и с философской точки зрения, но сейчас меня занимаем другое. — Растерев пальцы, он подался вперед, оперся о стол. — Скажите, Радович у вас ничего не просил?

— Просил, чтобы я умертвил его.

— Тогда почему же мне об этом не доложили?

Чаба почесал подбородок, а затем спокойно сказал:

— Считал это не столь важным. Моя задача заключалась в том, чтобы вылечить его. Да это и противоречило бы врачебной этике. Вы же знаете, что Милан мой друг. Вы потому спокойно и доверили мне его, что были уверены: я его не убью.

— Да, я так и думал, и все-таки спокоен я не был. Если меня не подводит память, у вас по логике стояло «отлично», не так ли?

— Кажется, так, хотя она меня никогда особенно не интересовала.

Эккер немного помолчал. Подул ветер, и дождевые капли застучали в окошко.

— «Скажи, чтобы он выполнил мой приказ и отказался от своих намерений», — вдруг не спеша проговорил Эккер. — «Скажи ему, чтобы он не выполнял приказа отца... Пусть лечит Радовича, остальное вверим господу богу». — Проговорив эти слова, Эккер уставился на Чабу, внимательно наблюдая за выражением его лица. — Вам давали такие советы. Кто вам их давал и чего они хотели этим добиться?

Чаба начал кое-что понимать, только теперь до него дошло, что его, по сути дела, допрашивают. Он почувствовал, что попал в ловушку, что помимо его воли произошло что-то страшное — измена или что-то в этом роде. Он вспомнил, что эти советы подавали ему отец и мать. Он не спеша отбросил волосы назад и начал приводить в порядок свои мысли, стараясь, насколько это будет возможно, потянуть время. Осознав всю опасность, он почему-то вспомнил Андреа, представил себе ее лицо, а какой-то внутренний голос кричал ему:« Ты ее никогда больше не увидишь! Никогда!» Неужели и на самом деле он никогда больше не увидит свою любовь?

— Я вас что-то плохо понимаю, — сказал Чаба, стараясь подавить охватившее его чувство печали.

— Скажите, кто подавал вам такие советы? — повторил вопрос Эккер.

— Ну, скажем, генерал-лейтенант Аттила Хайду, — подсказал Вебер.

— Мне отец ни советов, ни приказов не передавал.

— Передавал, — заметил Эккер. — Только они не дошли до тебя, застряв в расставленных мною сетях. Но для нас не важно, передали вам их или не передали. Нас интересует другое: что они означают?

— Не имею ни малейшего представления.

— Значит, не знаете? — спросил Вебер.

— Не имею ни малейшего представления.

— Ясно, — промолвил Эккер. — А что вам приказывал отец, это вы знаете?

От страха у Чабы свело желудок. Перед глазами возникло изуродованное лицо Милана. Чаба знал, что такие же пытки ждут и его. Он понимал, что если не сумеет одолеть свой страх, то пропадет. Он должен молчать, и не ради себя самого, а ради Андреа, ради отца и матери.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Не знаешь, сынок?

— Не знаю, — прошипел он, так как от страха у него перехватило горло. «Анди... любовь моя... дай мне силы!» — молил он про себя.

— Майор, — позвал Эккер Бабарци, — напомните доктору кое о чем.

Бабарци выступил вперед. Чаба встал. Он был выше широкоплечего майора. Несколько секунд они смотрели друг на друга ненавидящими глазами. «Сейчас мне нужно заявить о себе, — решил Чаба. — Если я этого не сделаю, всему конец».

Бабарци пошевелил руками — и в тот же миг Чаба с силой ударил майора в лицо. Бабарци повалился на кушетку.

«Так тоже встречают смерть, — мелькнуло в голове у Чабы. Он распрямился. Глаза горели решимостью. — Андреа, любовь моя...»

В комнату вошли двое мужчин в гражданской одежде. В руке они держали по резиновой дубинке.

«Мне во что бы то ни стало нужно продержаться еще полчаса, — думал Чаба, — всего полчаса. За это время Миклош увезет Андреа... Только полчаса». С ободранного кулака сочилась кровь. Чаба поднес руку к губам.

— Я все понял, — сказал он вслух, а сам думал о Милане: «Я никогда не собирался, даже не хотел идти по его пути, а теперь вот пойду. Ему-то хорошо, он все выдержал, а я только еще в самом начале пути...»

— Значит, ты все понял, — произнес Эккер, глядя на злого как черт Бабарци. — Теперь все расскажешь толково. О чем ты говорил ночью с Радовичем? Это — во-первых. Во-вторых, о чем говорил ночью с отцом? И в-третьих, кто тебе помогал организовать побег Милана?

Чаба поднял голову и встретился взглядом с Эккером, Вебером, Бабарци, а затем со взглядом двух следователей, после чего взгляд его остановился на резиновой дубинке одного из них.